Марика Становой - Рождение экзекутора

Клиницистка вырезала ножницами квадрат ткани из рубашки над животом и рукой в прозрачной перчатке размазала ледяное желе по напряженному телу. Другой начала катать мячик по намазанной коже. Шкафы с приборами защелкали, стрелочки на циферблатах забегали, а врачиха негромко проговорила:

— Расслабьтесь, самое страшное уже позади.

И внезапно затолкнула мячик Крошке между ног, но сразу же его вынула и растерла всё еще каменный живот скомканной пористой бумагой.

Крошка откинула голову и пыталась успокоить разбушевавшееся сердце. «Убила бы, так пугать нежную битерере!»

— Еще совсем небольшая формальность, нежная битерере, мы должны взять у вас маленькую капельку крови.

Лардарошса протянула руку и еле-еле сдержалась, чтобы не открыть кровавые реки от маленького укола иглой. Капелька крови втянулась в стеклянный капилляр, и кандидатку в битерере попросили подождать за ширмой. Замолкшие хашир отвели ослабевшую Хакисс на лавку, надели ей снова маску и перекрыли проход, сплоченно застыв плечо к плечу.

Крошка не знала, что делать. Если медицинский экзамен найдет несоответствия, её вернут. Или отведут в Цветник, если проверка покажет, что она здорова. Но что делать сейчас? Одеваться? Или можно хотя бы сменить разодранную рубашку? В куче, возвышающейся по левую руку, есть еще две рубашки, разной степени воздушности и обрюшенности… Или пока прикрыть дырку на пузе? Уфсами этими? Или лучше совсем снять эту рванину, и будет она сидеть голая. И то приличней, чем с дырищей!

Раздался звон бубенчиков, и андроидки молча расступились, а потом и вовсе ушли. За ширму, шаркая короткими шажками, вбежали три служанки из Цветника. Уф-ф-ф! Эти красные лаборантки не поняли, что она ажлисс! Её не вернут Яру, а забирают в Цветник!

Лица девушек были так густо покрыты косметикой, что казались масками, и они дружно, на три голоса заворковали:

— О-о-о! Великолепная и долгожданная битерере Лардарошса… Я — Ильдис, я буду ваша дневная хашир…

Крошка даже не успела понять, которая из трех маленьких толстушек её служанка, как девушки стянули с неё пакеты и рваную сорочку. Быстрыми движениями теплых рук натянули на зябнущие ноги высокие толстые гольфы и широкие сапожки, закутали в необъятную фланелевую рубаху, замотали в мохнатый шерстяной халат, на голову нахлобучили все ту же шляпу с вуалью до земли и, звеня и щебеча гайдерские витиеватые политесы, повлекли под локти куда-то внутрь.

Глава 8

Предсвадебная суета

Неслышен вздох души, что вьется на ветруИ легкой паутинкой пролетает,Заденет ткань миров небрежно и растает.Лишь нежный отзвук ты услышишь поутру…

Но слух обманчив, память не безбрежнаНе видишь ты следа, не знаешь берегов.Ты просто вдруг вздохнешь, как эхо, безмятежно,Проснешься и уйдешь, так и не сняв оков.

На выходе из клиники их взяли в кольцо дворцовые стражники. Шесть красно-зелёных фигур, без видимого оружия, в масках той же расцветки, закрывающих нижнюю половину лица, придвинулись и замерли, повернувшись спиной к объекту охраны. Седьмой, неожиданно громадный, будто чащобный медведь, держал копьё. «Начальник стражи лично сопровождает новую невесту», — Хакисс вспомнила строчку из влитой в память энциклопедии.

Этот медведь треснул копьём об пол и станцевал нечто короткое, но замысловато-тяжеловесное. А потом вразвалку двинулся вглубь клиники, звонко чеканя древком. Притихшие хашир снова залопотали, подтолкнули невесту. Крошка оглянулась: нянек-андроидов нет. Видимо, вернулись к Яру, который с чистым сердцем подписывает дарственную на «страждущий бутон». И вместе с нею — договор о ненападении и всяческой помощи.

Служанки тянули за руки и ныли. Караул ждал. Наконец Крошка старательно затрусила, почти не отрывая ног от пола — развалистые сапожки так и норовили слететь, несмотря на толстые носки.

Крошку глодало беспокойство: она никогда не терялась! Могла найти дорогу даже в дремучем незнакомом лесу! Да, она всегда могла оглядеться сканом, найти приметы, сравнить разные направления, увидеть всё вокруг в перспективе, как карту. А теперь она точно маленькая крошка, упавшая в узкую щель — не видит ничего дальше собственного носа, да и тот спрятан за вуалью… Впервые она заблудилась. Впервые не могла даже приблизительно понять, в какую сторону её ведут. Где остался тот мозаичный двор, в котором её выпустили из каравана. Процессия мелкой рысцой пересекала неожиданно людные коридоры, ныряла боковыми дверьми в узкие и пустые технические ходы, распугивала красно-зеленым тараном случайных встречных.

Интересно, есть ли на Гайдере система? Должна быть, хотя бы слабая, портал-то есть. И почему она не посмотрела на схему дворца дома? Сейчас бы хоть ориентировалась, где Цветник, где входы-выходы. Хотя битерере никуда не выходят, кажется, так и сидят всю жизнь в оранжерее. Бутончики!

Аскетическая обстановка клиники сменилась ковровой роскошью. Потолки и стены вспучились лепниной и позолотой, мебель обросла завитушками, а двери — стражниками в масках и с алебардами. Да, это были алебарды, а не копья! Хакисс чуть было не свернула шею, пытаясь рассмотреть оружие. Ей показалось… Нет, не может быть! Через эту сетку так паршиво видно, а скан ловит только всполохи глупых мыслей хашир, когда их руки дотрагиваются до ее кожи. Толстушки меняются по бокам, по очереди направляя невесту. Болтают, толкаются, хватают под локти и гладят по рукам, по спине; ползают по ней, как липкие назойливые мухи! Крошка зажала бесполезный скан внутри: в такой дерготне не до тренировки. После свадьбы потренируется.

Присмотрелась и упёрлась, насмерть встала в очередных дверях, вызвав трёхголосый переполох. Зато разглядела оружие местной гвардии и чуть было в голос не расхохоталась: на крюках алебард, с другой стороны от топорика, покачивались длинные и толстые красно-зелёные кисточки! Как на диванных подушках в спальне у Вика! Только у Вика подушки были украшены сочно-изумрудными кистями, а Гайдерский вседержительский зеленый походил оттенком на луговую траву.

— О трепетная и нежнейшая будущая битерере! Мы должны вас подготовить к свадьбе, просим-просим-проси-и-им! Осчастливьте гостеприимный пол прекрасного дворца вашими легкими шажками! — встревоженные хашир поддергивали и подпихивали отбившуюся от рук невесту.

Лардарошса наконец соблаговолила осчастливить зеркальные скользкие плиты, и клубок звенящих служанок, кружась и приседая вокруг всё еще беззвучно хихикающей Крошки, снова затрусил в фарватере начальника стражи.

Крошке показалось, что они прошаркали примерно треть расстояния, которое прошли утром до клиники, когда начальник стражи особенно громко шарахнул древком об пол и встал у многоцветных дверей. Охрана, печатая шаг, пристроилась к караулу, а хашир усилили щебетание: вот и Цветник! Кто бы сомневался — высокие двери были скрыты под засильем ядовито-оранжевых, химически-розовых и бешено-лимонных крупных бутонов, каждый размером с кочан капусты. «Джи упал бы в обморок!» — хихикнула про себя Крошка, проходя в «благовонную шкатулку драгоценностей Вседержителя». Гарем нерожавших младших жен и правда так и разил цветочными ароматами, приправленными тяжелым приторно-сладким запахом кондитерской. Крошка мелко и быстро задышала ртом. Только успела заметить в мешанине ярких пятен обилие цветочных гирлянд и букетов, как её погнали вбок.

За очередными дверьми её охватила теплая парная духота. Служанки развязали тесёмки на шляпе, сетка упала. Шляпу сняли, халаты спустили с плеч, и Крошка, оставив увязшие в тряпках сапожки, переступила на мраморный пол просторной многоцветной ванной.

Яркий свет из искусственных цветов, люстры с искристыми стеклянными подвесками, расписные маленькие и большие плитки по стенам и полу — у чипу такими плитками обкладывали старинные печи… Стеклянные шкафы с множеством полок и развешанной одеждой, высокие узкие лавки, укрытые махровыми простынями дичайших расцветок, а посередине — как гигантская чашка — круглая каменная кадушка с каменной же лесенкой. И ни одного окна…

— Возвышенная и великолепная битерере Лардарошса, в купальне мы смоем с вас мерзкую дорожную пыль и отравляющую усталость. Взобьем небесную мягкость вашего нежного тела, удобрим девственную кожу благовониями и ублажим питательными кремами…

Невеста пренебрегла ответом. От обилия острых запахов начался насморк и заслезились глаза. Занятая утешением и перестройкой обоняния, Крошка поняла, что у неё гудит голова и сосет в животе от голода. Утром в караване она съела шесть мисочек со сладкими муссами, но в каждой было всего лишь на донышке фруктовой пены. А скоро должен быть обед! Ни часов, ни местного солнца она не видела — где и как? Все время замотанная в тряпки, замурованная в вагоне… Крошка даже караван толком не успела разглядеть: её сразу умаршировали в дворец Вседержителя, оказавшийся целым городом. Интересно, тут вообще окна есть? Или она так и будет жить как пчеломатка, укрытая в сердце улья? Но в любом случае время-то уже переползло за полдень. Хотелось есть, и было бы отлично, если бы принесли мясо! Жареное.