Марина Дяченко - Пандем
Во дворе монтировщики в ярко-зеленых комбинезонах развешивали светильники — прямо на стволах подросших за десять лет деревьев. (Алекс помнил — это была одна из первых затей Пандема, когда все — или почти все — обитатели соседних домов ринулись устраивать себе окружающее пространство. Когда они, будто пьяные, пели, братались, танцевали; все избавились от страха немощи и смерти, у всех навсегда излечились хронические болячки, близорукие забыли об очках, тучные распрощались с животами, и даже самые некрасивые, заморенные жизнью женщины казались свежими, молодыми и привлекательными. Совершенно незнакомые ребята подвозили саженцы на грузовиках; дворы вокруг скоро зазеленели, в кронах завелись птицы, дети все лето бегали босиком, не боясь напороться на гвоздь или осколок стекла…)
Автострада была зеленоватая, упругая на ощупь и приятная для глаз. Алекс не стал включать автопилот; дорога успокаивала его, помогала думать.
Что Шурка в конце концов женится на этой самой Вике — следовало ожидать. Вот уже почти год они жили, как муж и жена, мнение родителей их не трогало, а Пандем затею одобрял… Господи! Да с того самого момента, как Шурка впервые услышал Пандема — на том памятном семейном чаепитии… С того самого момента Шурка был предан Пандему, как бобик. Всякий раз, когда Алекс, возвращаясь вечером домой, видел вежливые Шуркины глаза и слышал обыкновенное: «Как дела, как работа», всякий раз он не мог отделаться от мысли, что это Пандем посоветовал Шурке тактично поинтересоваться жизнью отца…
Нет, Шурка любил его — чуть не сбивал с ног, кидаясь на шею, когда Алекс возвращался из своих бесконечных командировок. Шурка любил его, но авторитетом для него был в первую очередь Пандем; Пандему ничего бы не стоило сделать так, чтобы Шурка забыл отца, мать, кого угодно и что угодно… Надо сказать, Пандем никогда не говорил Шурке ничего, что могло бы настроить его против отца. Никогда, Алекс знал точно; он возвращался из лабораторий, где такие же, как он, упрямые люди денно и нощно искали лекарство для человечества. Лекарство от Пандема. Он организовал «следственную группу» — из бывших военных, мужиков-инженеров, нетрусливых ученых. Он учил химию, физику и биологию — в его-то возрасте, да с нуля! Он объездил весь мир; он столько времени потратил даром, он искал не там, где надо, он бился головой о каменную стену, а надо было рыть подкоп… Он забросил свое телевидение, он не снимал сюжетов, в то время как это было лучшее, что он умел!
Автострада вела сквозь кроны, то приподнимаясь над городом, то опускаясь почти к земле. Высотных зданий почти не осталось; город тянулся на сотни километров, все такой же зеленый, с садами на крышах, с ажурными конструкциями «второго этажа», с башенками-входами на этажи подземные. Очертания листьев, тени стволов, лесной воздух, тишина, птичье пение.
Крупный европейский город.
…Итак, он возвращался из командировок и видел, что Пандем не тронул его сына. Хотя мог бы отнять; он вздыхал с облегчением, и он был разочарован. Потому что это означало: его усилия все еще бесплодны. Он бьется головой о камень, а Пандем не боится его ни капли.
Голос Пандема звучал в шахтах и в стратосфере, от него нельзя было отгородиться ни слоями свинца, ни магнитными полями, ни базальтовой толщей гор. Смелые люди экспериментировали с собственным мозгом — Пандем позволял эти эксперименты, и открыто говорил, что позволяет, и после очередного их провала восстанавливал «все, как было». Для исследований мозга их опыты имели колоссальные результаты, для исследования Пандема — никаких, ноль. Пандем был над мозгом, вне его; Алекс потратил годы на то, чтобы вычислить — найти, разузнать, догадаться — материальный носитель Пандема на земле. Нервный центр. Излучатель.
Не нашел и даже не приблизился к разгадке.
И только теперь — спустя годы — он вышел на свой настоящий путь. Почему-то простые ответы, естественные, требуют так много времени, чтобы их найти…
Вот уже два года он снимал программы про Пандема. Искал сюжеты, брал интервью и все надеялся — надеялся! — что Пандем попытается хоть как-то его запугать, или договориться с ним, или еще что-то — и это будет знак, что стена дала трещину…
Он был, наверное, счастлив. Потому что впервые в жизни — впервые за всю историю его войны — у него появился такой сильный, такой ненавидимый враг.
Да, на стороне Пандема был мир без болезней и преждевременной смерти, без войны за нефть, за территорию, без войны за интерес и войны за мир. Без детей с опухшими животами, без рыб, плывущих животами вверх по черным вонючим рекам; в этом мире трагедиями становились всякие мелочи вроде сердечных неудач и творческих провалов. Здесь даже скотобоен не было, потому что мясо выращивали в синтезаторах — без мозга, без нервов, без глаз, без необходимости спариваться и рожать детенышей; это было этически стерильное мясо. И чем весомее были для человечества благодеяния Пандема, тем острее Алекс осознавал исходящую от него опасность.
Откуда Пандем? Зачем Пандем? Чего хочет? Где помещается? Ни у кого не было ответов — если не считать, конечно, фантазий, домыслов и спекуляций. Даже Ким… Впрочем, что Ким — недоучка, доморощенный философ. Даже крупные ученые, которых Алекс сумел затащить в свою «следственную группу», — даже они оперировали гипотезами средней правдоподобности, смутными догадками, и только. С человечеством управлялся неведомо кто с неведомо какой целью — а человечество радовалось, что ему наконец-то можно пожить без забот, на травке, в сытости и под присмотром, как в детском саду. Или во всемирном интернате для умственных инвалидов…
Маленький домик в отдаленном селе достался Алексу за бесценок. Он купил его в первые годы после воцарения Пандема; село Теремки, прежде изможденно-тихое, в те годы напоминало июльский улей.
Всем чего-то хотелось, самогон не пьянил, жизнь была кончена, жизнь наконец-то начиналась, кое-кто не заметил никаких перемен, кое-кто готов был немедленно лететь на Марс. Молодые ломанулись кто куда — в моряки, в строители, в астрономы; старики впервые за много лет вкусили жизнь без боли в пояснице, без катаракты на глазах и ломоты в суставах и, просветленные, с новым удовольствием зарылись в огороды, и даже те четыре старушки, запершиеся в церкви и отказывавшиеся выходить наружу, — даже они со временем успокоились и вернулись к хозяйству, составлявшему цель их жизни…
Домишко на окраине два года стоял без хозяев, крыша прохудилась, внутри пахло плесенью, поблизости не было не только автострады, но и мало-мальски приличной дороги — Алекса это более чем устраивало. Ему нужно было потайное, укрытое от любопытных глаз место — укрытое от людей, разумеется. Не от Пандема.
Дом был кирпичный, и в доме была печка. Потенциальные дрова во множестве росли кругом, в сарае был запасен уголь, а в потайном погребе хранились необходимые вещи: лопаты и топоры, керосиновые лампы, арсенал холодного оружия и огнестрельного тоже (Алекс не исключал возможности, что рано или поздно оно вновь «заговорит»). Алекс ни от чего не зарекался. У него были жена и сын, два племянника, отец и мать, свекор и свекровь, да и за сестру Александры, Лерку, кто-то должен был отвечать.
Он был не из тех, кто оставляет в норе один только выход. Конечно, вероятность того, что Пандема удастся сковырнуть — или что он издохнет сам так же неожиданно, как и появился, — вероятность этого ничтожно мала, однако Алекс посчитал нужным обустроить себе самостоятельное жилье. Место, где можно выжить и прокормиться без дополнительного источника энергии.
«С чего ты взял, что я собираюсь издыхать?»
Теперь автострада проходила в двух километрах от Алексового убежища. Глушь превращалась в пригород; «ездилка» сошла с упругого зеленого покрытия и зашуршала по асфальтированной деревенской дороге.
— Вопрос времени, — сказал Алекс, держа руль одной рукой.
«Ты не можешь объяснить, почему мир, в котором есть я, тебя не устраивает. Ты не можешь объяснить это ни мне, ни людям…»
Алекс подумал, что людям удобно жить в чьем-то кармане. Что на все это огромное жвачное стадо есть горстка тех, кто с Пандемом не примирится никогда. И что Пандем это знает.
Раньше он пытался спорить с Пандемом… Спор с Пандемом — игра в одни ворота. Нет зрителей, к которым можно апеллировать, ради которых можно устраивать «корриду». Это был один из первых его проектов — вызвать Пандема на своего рода телемост, пусть он будет на экране, пусть часть зрителей сидят в студии, а часть — дома, у телевизоров…
Пандем сказал тогда: я говорю с каждым отдельно. Зачем мне светиться на большом экране, если я и без того в каждом из вас? Тогда Алекс сделал сюжет, в котором пытался поймать Пандема на противоречиях, на лжи; он опросил сотни людей…
