Александр Звягинцев - Ярмарка безумия
Впрочем, Гланьке все это знать было еще рано. Тем более что они постоянно выясняли с ней отношения по поводу Артема. Причем даже в постели. Гланька упиралась и ни в какую не хотела отдавать ему записи судьи. Артем, который решил, что Ледников теперь единственный человек, способный повлиять на эту малолетнюю стерву, как он ее, не смущаясь присутствием Ледникова, именовал, не давал ему покоя ни днем, ни ночью. Ледников уже подзабыл, насколько он может быть прилипчив и беспардонен, когда ему бывает что-то нужно от человека.
Артем даже пытался его шантажировать отношениями с Гланькой, гнусно хмыкая и сопя, как паровоз. Впрочем, если быть объективным, ему действительно больше не к кому было обратиться за помощью в схватке с Гланькой. Он понимал, что просить о помощи Андрея и Викторию Алексеевну попросту невозможно. При одном упоминании, что он хочет отдать записи отца за свои долги, его подвергли бы такой торжественной порке, которая не снилась и бравому солдату Швейку. А возможность раскрытия истории с залогом квартиры и вовсе ввергала его в умственное и эмоциональное оцепенение.
Так что в его распоряжении был только Ледников.
Ледников был не прочь помочь ему. Но не только из доброты, а еще и потому, что чувствовал - именно человек, вымогающий у Артема тетрадь, может дать информацию, которая предоставит конкретную пищу его метафизическим подозрениям. Хотя бы потому, что других кандидатур на эту роль у него не было.
Но Артем, требуя помощи, был слишком гнусен в своих намеках касательно отношений Ледникова с Гланькой. Ему почему-то казалось, что он может напугать Ледникова, пообещав сообщить обо всем Андрею. Пугать этим Гланьку даже ему не приходило в голову, ибо он знал, как далеко она его пошлет, едва он откроет рот.
И все-таки ее удалось уговорить. Тетрадь была с презрительной миной передана в присутствии Ледникова Артему с условием, что ее передача произойдет при обязательном участии Ледникова и под его наблюдением. Вот тут и понадобился Сережа Прядко.
До этого Ледников обходился без его помощи. К этому времени он уже встретился, например, с некогда известной киноактрисой Альбиной Поливановой, в девичестве - Жеребухой. Встреча прошла по сценарию, который был тщательно подготовлен. А появление на столе бутылки коньяка, которую Ледников злодейским образом прихватил с собой, произвело на экс-Жеребуху эффект даже больший, чем намечалось.
Впрочем, надо признаться, застал он Альбину Тарасовну в гораздо лучшем состоянии, чем предполагал. Конечно, следы разрушительного увлечения спиртными напитками просматривались на ее лице, в реакциях, интонациях, но выглядела она еще вполне вменяемой, и даже былая свежесть и непосредственность иногда проглядывали в ней. Эх, погубил режиссер Поливанов гарну дивчину Альбинку, дочь ветеринара Тараса Жеребухи из Кременчуга! Отравил ее молодое сознание непомерными обещаниями актерской славы, раздул костер тщеславия, который никак не соответствовал скромным дарованиям Альбины. И осталась она после его скоропалительной смерти в жутковатом киношном мире никому не нужная, всеми забытая, но уже неизлечимо больная желанием блистать, покорять и чувствовать себя звездой. Чрезмерные дозы алкоголя придавали этим мечтаниям только еще большую нездоровость. Так что, когда она услышала, что у нее есть возможность появиться на телеэкране в фильме о трагедии семьи Ампилоговых, над сценарием которого Ледников спешно работает, ее расположение к нему приобрело пугающие формы. Прежде всего, было объявлено, что именно она была лучшей подругой Римки Ампилоговой в последние годы и потому знает ее, как никто. И именно она была первым человеком, которому Ампилогова позвонила с дачи еще до того, как приехали следователи.
- И что же она вам сказала?
- Сказала: «Альбинка, я его убила. Застрелила ночью».
- А вы что же?
- А я ей не поверила… Не поверила, и все тут. Потому что в последнее время у нее игра была такая. Она часто говорила, что одной ей будет лучше, что она устала от мужа, который занимается не тем, чем надо… Я ей однажды сказала: «Тебя же посадят!» А она в ответ: «Не всех сажают! Бывает по-разному, если все рассчитать…» Так что могу вам точно сказать: она об этом думала, и думала много. Но при этом она ужасно ревновала. Слухи, что у него появилась любовница, приводили ее в бешенство. Сама мысль, что он может бросить ее после всего, что она для него сделала, приводила ее в неистовство. Она буквально на стену лезла…
- Вам и впрямь многое известно, - польстил ей Ледников. - Ни от кого другого я этого не слышал.
Актрисе нужны аплодисменты и восторги, и он их добросовестно обеспечивал.
- Между прочим, она мне звонила и накануне вечером, часов в десять вечера уже… Представляешь, говорит, сижу уже третий час с вымытой шеей, вся накрашенная, надушенная, в лучшем платье, а его нет, и неизвестно, где он и когда будет… В общем, говорит, или сама стреляйся, или в него стреляй!
- Почему же вы все-таки не поверили, Альбина Тарасовна?
- Ах, называйте меня просто Альбиной, - томно сказала Поливанова. - Так вот, она мне и в тюрьме сказала, что убила… Но как-то уже так, спокойно, я бы даже сказала, равнодушно, думая при этом о чем-то своем. Потом уже она заявила, что оговорила себя под давлением, что ее запугали… Ну, тут начались митинги в ее защиту. Она сама стала выступать не хуже Жириновского. Все про обманутый и ограбленный народ. Очень ей это понравилось - телевидение, интервью… Прямо народная героиня стала! Даже мне про это говорила. А ей говорю: ладно, Римка, ты уж меня-то не лечи! Мне-то мозги пудрить не надо! Тоже еще революционерка выискалась!
- Альбина, и все-таки почему вы не верите, что убила она?
- Милый мой Валентин, вы не знаете, что такое настоящая актриса! Не можете себе представить! А Римка была актриса прирожденная. Она даже говорила мне - представляете, мне, профессиональной актрисе! - что вы, мол, нынешние, за артисты? Я вас, если захочу, всех переиграю!.. Мания прямо какая-то у нее была.
Она, знаете, и пистолет мужа с собой часто брала. Тот самый… Буду, говорит, от таксистов в случае чего отбиваться, если приставать начнут. Но я-то знаю, что дело было не в таксистах…
- А в чем? Ей угрожали?
- Ну да - угрожали! Просто она с пистолетом себя другим человеком чувствовала. Этот пистолет дурацкий, он ее, по-моему, как-то возбуждал, представляете? Сексуально… - хихикнула Поливанова.
- Значит - актриса? - автоматически переспросил задумавшийся Ледников.
- Актриса. Но - любительница. А я - профессионал!
- И в чем отличие?
- В том, что профессионал играет, а любитель начинает чувствовать себя другим человеком, - очень четко и, судя по всему, заученно произнесла Поливанова. - Профессионал видит себя со стороны, чувствует дистанцию со своим героем, а любитель… Любитель теряет голову и рвет страсти напропалую. А если у него еще и психика нездоровая, тогда ему вообще конец. Перестает разбирать, где роль, а где жизнь… И режиссер для него - как родитель для маленького ребенка. Он его слушает во всем, верит ему как богу, которому все известно.
Поливанова, поборовшись с собой, с виноватой гримасой опрокинула очередную рюмку, а Ледников подумал, что последние ее слова скорее всего принадлежали покойному режиссеру Поливанову, который воспитывал в своей жене настоящую актрису. И почему-то мысль его зацепилась за этот образ - режиссер, который направляет актера, навязывает ему ту логику роли, которая видна ему одному… Актер же может о ней и не догадываться…
- Скажите, Альбина, а откуда она узнала про любовницу мужа? Или это были обычные догадки? Ну, знаете, муж задержался, значит, был у любовницы…
- Откуда я знаю! Значит, кто-то сказал, просветил, - махнула рукой Поливанова, думая о чем-то своем.
- Может, кто-то настраивал ее против мужа? - аккуратно, без нажима спросил Ледников. - Раздувал, как говорится, чуть затаившийся пожар?
- А черт его знает! Я-то ее, наоборот, успокаивала. Какие, говорю, у твоего Ампилогова могут быть любовницы? У него от политики все, что у мужика в штанах, давно сморщилось! А она прибегает с вытаращенными глазами: у него секретарша новая! Незамужняя! Пусть только попробует меня бросить, я ему покажу!.. А потом уже спокойнее: но он не сможет, я знаю, он испугается. Потому что знает, чтo у меня в руках и что я могу с ним сделать! И так сделать, что мне за это ничего не будет…
Прощание с госпожой Поливановой оказалось делом непростым. Она все время пыталась что-то показать, рассказать, немекала на некую бутылку, которая у нее есть, но Ледников проявил твердость и благополучно ускользнул. Уже у лифта он поймал ее взгляд, и сквозь алкогольную муть ему померещилась в ее глазах такая тоска несчастной, потерявшей всякую надежду бабы, что, не дожидаясь лифта, он побежал по ступеням вниз.
Вечером Ледников заехал к родителям - поздравить отца с днем рождения.
