Хольм Ван Зайчик - Дело лис-оборотней
Через все заведение тянутся, причудливо изгибаясь, две берущие начало у входа в кухню стойки, между которыми принимают и выполняют заказы улыбчивые прислужники в белых фартуках; по обеим сторонам стоят многочисленные высокие табуреты и равномерно, через каждый шаг-полтора, на стойках укреплены телефонные аппараты, а также лежат чистые листочки плотной бумаги и остро отточенные карандаши – чтобы посетители могли делать записи или звонить, не отрываясь от наслажденья пищею.
По стенам харчевни устроены специальные кабинки для тех посетителей, каковые желают уединения, – хотя в том гомоне, который во второй половине дня обычно царит в “Яшмовом фениксе”, кабинки эти помогают худо. Свободные проёмы стен украшены газетными вырезками – всё сплошь знаменитые статьи разного времени; вырезки забраны в застеклённые рамы; а справа от выхода есть так называемый “шаг почёта”: свободное пространство стены в шаг шириной, где по просьбе хозяина заведения, высокого и лысого Исаака Хац-Штуца, известного в прошлом журналиста, оставляют собственноручные подписи прославленные мастера пера.
Баг был равнодушен к настенному творчеству, как, впрочем, и к журналистике вообще; он часто сталкивался с тем, что информация, подаваемая в газетах, бывает так искажена или приукрашена, что, если попытаться применить её при деятельно-розыскных мероприятиях, принесёт один лишь вред. Баг пришёл в “Яшмовый феникс”, дабы совместить, как говаривали древние, приятное с полезным: поесть и повидаться с одним преждерожденным. Преждерожденного звали Фелициан Александрович Гаврилкин и был он ведущим колумнистом в “Александрийских ведомостях”, но, впрочем, часто печатался и в других изданиях, используя в таких случаях псевдонимы “Отшельник Гав” или “Сунь У-кун, Царь обезьян”. Таланты Гаврилкина были отмечены “Нефритовой кистью”, почётной подвеской на пояс, кою преподнёс журналисту князь Фотий.
Фелициан Гаврилкин был личностью примечательной во всех отношениях. Невысокий, скорее худой, с буйными кудрями, причудливо ниспадающими на лоб, он ни мгновения, казалось, не мог провести в покое: все члены его организма постоянно двигались, причём иногда совершенно независимо друг от друга. Фелициан вечно размахивал руками и с присущей молодости энергией всё время порывался куда-то бежать: он был нужен в десяти местах, ещё в стольких же местах его ждали и всюду он опаздывал. При этом умудрялся часами просиживать в “Яшмовом фениксе”, беспрестанно говоря по телефону с несколькими собеседниками одновременно, и половина его разговоров была посвящена тому, как страшно и непростительно он опаздывает.
Баг держал в уме эту манеру Отшельника Гава и потому, когда звонил ему вчера вечером и договаривался о встрече в “Фениксе” на десять часов утра, точно знал, что раньше двенадцати Фелициан там никак не появится. Отшельник Гав опаздывал не иначе как на два часа.
Баг всё же пришёл пораньше – чтобы иметь возможность спокойно поесть пирожков. Давненько он не ел жареных пирожков с мясом. Или беляшей.
Мысль связаться с Отшельником Гавом пришла ему на ум ещё вчера на работе. Недавно Фелициан написал ряд довольно громких, язвительных статей с общим названием “Лекарства бессмертия” и разобрал некоторые из снадобий на составляющие. Он страшно любил тайные скандалы делового мира, сплетни и слухи, тщательно скрываемые недочёты – и уж если кому что-то и известно про “Лисьи чары” нерадостного, не соответствующего официальным восторгам, то непременно ему.
В то же время подобные разговоры по телефону не ведутся. Беда в том, что беседа с Отшельником могла закончиться ровно через минуту после начала – он вполне мог ответить: “Нет, ничего не знаю”, но с тем же успехом мог открыть рот и закрыть его лишь по истечении пресловутых, почти священных своих двух часов. Рисковать было нельзя; по телефону Отшельник, даже если что-то знает или хотя бы подозревает – не разговорится.
– Чего изволите? – остановился рядом с Багом любезный служитель с подносом в руках. – Сегодня прекрасные пирожки с сёмгой.
– Принесите… э… штучек пять. И чаю жасминового, – заказал Баг.
В “Яшмовом фениксе” в этот час было тихо и малолюдно; из знакомых Баг заметил лишь известного поэта Петромана Х. Дыльника, уныло сидевшего на табурете в дальнем углу и созерцавшего неотрывно чашку чаю на стойке перед собою; вид у него был какой-то потерянный: видно, муза покинула поэта.
Ничего, это временное явление: к часу дня начнёт собираться проголодавшаяся братия и от сигаретного дыма будет не продохнуть; кто-нибудь заметит понурого Петромана, хлопнет по плечу, расскажет весёлую историю, а то и просто предложит выпить вина и – глядишь, уже строчит Петроман что-то на клочке бумаги, а глаза безумные-безумные… Что и говорить: поэт.
– …Да, я уже поворачиваю на Лигоуский… – раздался уверенный голос, и в дверях харчевни появился Отшельник Гав: в роскошном шёлковом укороченном халате с кокетливой вышивкой – плавающие по зеркальной глади уточки-неразлучницы, – с зонтом в руке и с телефонной трубкой, плечом прижатой к уху. – Ой, тут затор, не знаю сколько простоим… Да, да, я буду непременно звонить. Ну что ты, мне так неловко, ты же знаешь, как я не терплю опаздывать! Пока-пока!
Баг мысленно ухмыльнулся. В голове Отшельника Гава сами собой скапливались и систематизировались самые разнообразные сведения и самые последние новости, и добрый и отзывчивый Фелициан никогда не мог отказать алчущим знаний и вопрошающим о них; так и получалось, что, застигнутый на бегу одним из бесчисленных своих знакомых, интересующимся, скажем, среднестатистическим ростом надоев коров Шицзячжуанского района, Отшельник Гав забывал про время и начинал обстоятельно отвечать, чертя на подвернувшейся под руку бумажке кривые взлётов и падений этих самых надоев, и – безнадёжно опаздывал к месту следующей встречи. Фелициан Александрович из-за этого ужасно страдал, ибо и вправду не любил заставлять людей ждать, он неоднократно пытался избавиться от подобной напасти, но вотще: в очередной раз зацеплялся, как говорится, языком и – опаздывал снова. В конце концов ему удалось ввести время, которого ему так не хватало, в определённые рамки, равные двум часам. Правда, иногда случалось, что Отшельник Гав, измученный совестью, делал над собой чрезвычайное усилие и ему удавалось опоздать всего на час сорок – как сегодня, – но такие случаи были очень редки и являли собой для знающих Гаврилкина людей сюрприз скорее неприятный.
– Драгоценный преждерожденный Лобо! – Отшельник с весёлой улыбкой склонился в немного утрированном поклоне, попутно потеряв телефонную трубку и неуловимым движением поймав её у самого кафельного пола. – Я, кажется, немного опоздал?
– Что вы, преждерожденный Гаврилкин! Какие пустяки! – Баг сделал приглашающий жест в сторону соседней табуретки. – Вы даже пришли раньше.
– Действительно? – Отшельник с сомнением посмотрел на Бага, потом швырнул трубку на стойку и лихим прыжком устроился на табурете. Пристроил локоть на стойке. – Пирожки, пирожочки… – Блестящие глаза Отшельника живо обежали харчевню, не нашли ничего интересного и впились в прислужника, спешащего к ним с заказом Бага. – Что это вы кушаете? – Лицо Фелициана пришло в движение: он обонял ароматы пищи.
Прислужник ловко расположил перед Багом блюдо с распространявшими изумительный запах пирожками, простой пузатый глиняный чайник с чашкой и поклонился Отшельнику:
– Рад приветствовать вас, драгоценный преждерожденный Гаврилкин! Что для вас?
– Как всегда! – махнул рукой Фелициан, ожесточённо принюхиваясь к Баговым пирожкам. – И один вот такой! Нет, два! Нет, три!
Служитель отошёл, Отшельник взмахнул руками, выронил из рукава диктофон, поймал и бросил на стойку рядом с телефонной трубкой. Трубка тут же зазвонила.
– Вэй! Вэй! – закричал Гаврилкин в трубку. – Вэй! Очень плохо слышно! Я всё ещё стою в заторе на Лигоуском. – И отключился. Потом безо всякого перерыва схватился за диктофон, нажал на кнопочку и поднёс Багу. – Спасибо, драгоценный преждерожденный Лобо, что наконец-то согласились дать интервью для читателей газеты “Вечерняя Александрия”. У читателей накопилось множество вопросов…
Баг прикрыл диктофон ладонью.
– Нет? Разве нет? – картинно вытаращил глаза Отшельник, выключая диктофон. – А как же читатели? Они ждут, драгоценный преждерожденный! Они истомились ждать! Вы обещали, как я понял, рассказать о неких до сих пор не известных широкой публике деталях ваших последних удивительных расследований…
Вернулся служитель и поставил перед Гавом блюдо с какой-то диковинной ватрушкой, пирожками и огромный стакан с тёмной жидкостью, в которой плавали, глухо постукиваясь боками, крупные прозрачные кубики. “Чай со льдом”, – с отвращением подумал Баг. Что делать: в “Яшмовом фениксе” влияние так называемой цивилизации чувствовалось особенно сильно.
