Олег Никитин - Путешествия Никласа
Ничего не помогало, я просто не мог ни думать об «увиденном», ни просто представлять себе его. Собственный голос казался мне синим, шаги представлялись деревянными, а сенсор двери, когда я коснулся его, заверещал от испуга. Пришла критическая минута – сознание быстро входило в резонанс с пережитыми видениями, перенося их на реальность. Я судорожным движением надавил за ухом, активируя программу спасения нейронов, и отключился.
…Хорошо и покойно в лаборатории, когда есть интересное дело и оно спорится. У меня прекрасное оборудование, предоставленное в бессрочную аренду Гелиодезической Комиссией, оно работает надежно и плодотворно. Да, именно так. «Зеница»! Вот мой главный помощник на бескрайних нивах космоса, с ней мне подвластны не только мои соседи по системе, но и далекие протогалактики, разделившие со мной эту окраину Вселенной. Гелиодезисты не забыли обо мне и прислали вчера камеру-спектрометр.
– Что ж, дружище, – сказал я энтропу, вызвав его в лабораторию. – Придется тебе оставить пока сортировку на складах и поучиться наблюдениям за звездами.
Он вздохнул, отряхивая с комбинезона строительную крошку. Мы отправились к стартовому мини-комплексу, ведь станция, спустившаяся обратно после путешествия за пробой газа, нуждалась в уходе и подготовке к новому полету. Великий Белл, ну зачем они приволокли сюда 7-дырокол?
– Хозяин, это вы приказали прикатить его на атомной дрезине, – обиделся на мое сердитое замечание «Хаос». – Вам нехорошо?
– Мне отлично, – осадил я наглую биоформу. – Вот, смотри и запоминай! Это новейшая инфракрасная камера с наилучшим охлаждением, с ее помощью мы сможем увидеть в новом свете молодые звезды и соседние галактики. Охлаждающая система будет поддерживать камеру при температуре сорок пять Кельвинов, понял? А это что такое?
На пыльном грунте, под силовым навесом рядом со стартовым комплексом лежал внушительный ящик (когда я в последний выходил из дома, его здесь не было). Поблизости, в грунте, виднелись совсем свежие следы, пока не занесенные песком и не избитые шальными микрометеоритами. На боку красовалась голограмма, ее оторванный край трепал ветер. «Электроракетный двигатель Холла, – прочитал я. – Мощность 512 МДж, тяга 3000 Н». И прочие мелкие детали спецификации.
– Отлично! Откуда двигатель?
– Вчера прислали, босс.
– Великолепно. Работать с гелиодезистами – редкое удовольствие, эти ребята знают, что делают. Такие штуки, как двигатель Холла, просто необходимы для развертывания многоразовой транспортной системы. Я не могу не ответить на такой щедрый подарок увеличением моего личного вклада в познание Вселенной.
Только бы присылали побольше исследовательских зондов, ведь не стану же я тратить АМ на загрузку форматора? Хотя почему бы и нет?
– Хозяин, что с вами? – Ладонь энтропа проплыла перед моими глазами влево-вправо, будто он вздумал протереть несуществующий шлем мнимого скафандра.
– За работу! – свирепо вскричал я. – Разворачиваем двигатель и устанавливаем его на «Пионер», ясно тебе? А это еще что такое? – Когда «Хаос» оторвал крышку с двигательной упаковки, я сдвинулся в сторону, чтобы помочь ему, и увидел сбоку еще один ящик, поменьше.
ГК поистине проявляет щедрость, снабжая меня приборами и аппаратами, не говоря уж об антиматерии. С каким-то особенным, теплым чувством к этим далеким парням и девчонкам я изучил надпись. Это был квантовый гироскоп на холодных атомах, и в памяти всплыла давно читанная инструкция к нему. Теперь я смогу измерить скорость вращения моей галактики! Разве это не замечательно? Мир открыт передо мной, будто дверь в десять измерений, способных открыть передо мной…
– Хозяин, зачем вы запускаете двигатель?
Свет обволакивает, манит и обещает, он звучит будто симфоническая кода запахов космоса, единого в стремлении истечь через сингулярность.
Загадочные кассеты
8/238. Первым делом Никлас поместил в приемник транслятора первую из кассет, помеченных как «U2». Всего их было двенадцать, но ни одна почему-то не захотела явить историку свое содержимое, вместо этого демонстрируя полный хаос световых и звуковых импульсов. Остальные диапазоны тоже присутствовали, но в них вообще не видно было никакой, даже «хаотической» системы – так, редкие и случайные всплески. «Порази меня Эйнштейн, – раздосадованно подумал Никлас и принялся расхаживать по лаборатории, которую он предпочел библиотеке. – Неужели остальные такие же невнятные?»
Он перешел к обычным кассетам, начав опять же с первой, датированной «4/76». Запись длилась два часа и подробно рассказывала о том, как отделенный от родного клана Леонид-1 перемещался к месту своего будущего жительства, в систему белого карлика окраинной, пустой галактики (неподалеку от пояса квазаров). С ним путешествовала только одна биоформа, «Нептун», и тогда негэнтроп, судя по редким репликам, выражался вполне обыкновенно, без нелепых языковых прикрас и анахронизмов. Покончив с кассетой, историк нажатием кнопки на ви-кей погасил транслятор и призвал на помощь «Динго».
Негэнтроп приехал через минуту и преданно уставился на историка.
– Ты недавно инвентаризовал наше программное обеспечение, – сказал Никлас. – Не помнишь, есть у нас программы дешифровки записей мнемографа? Хоть какие-нибудь?
– Откуда, мастер? Вы применяли их три с половиной тысячи лет назад, согласно семейным записям, но с тех пор программы успели сильно измениться. – Негэнтропу было всего сто двадцать три года от роду, но он блестяще знал семейную историю хозяина, годами штудируя ее. – К тому же вся служебная информация, которой не пользовались больше восьмисот лет, была вами стерта при замене памяти компьютера…
– Погляди-ка на эти записи, брат мой.
– Как вы сказали?.. – «Динго» поглядел на него с недоумением.
Содрогнувшись от собственных речей, Никлас передал биоформе ви-кей, перенастроив каналы восприятия на мозг негэнтропа. Тот с некоторой опаской активировал объемный экран, погрузившись в мешанину непонятных историку сигналов. Какое-то время «Динго» напряженно воспринимал хаос излучений, но спустя минуту сдался:
– Я ничего не понимаю, Никлас-9.
– Я тоже, – мрачно откликнулся историк.
– Это не похоже на обычную кодировку записи, которая происходит, когда ее делает биоформа, – авторитетно заявил «Динго».
– Неужели?
– Точно так. Вернее сказать у меня не получится, но это не человеческая и не биоформная запись, мастер. Она… искусственная. Может быть, и не запись вовсе, а какая-то сложная программа. Мне так кажется.
– Откуда у тебя такие догадки? – удивился Никлас.
Негэнтроп слегка смутился, подыскивая слова.
– Ваша супруга использовала меня для получения необычного информационного ряда, искаженного тем, что цвет и запах, инфракрасное и ультрафиолетовое излучения в нем меняются местами, – пробормотал он. – Я подвергся… э… сильному полевому воздействию на нервы. Это было уже давно, тридцать семь лет назад, – добавил он.
– М-да.
«Интересно, какие еще подробности ее бесконечных развлечений всплывут благодаря вдумчивым беседам с негэнтропом?» – задумался Никлас. Но как бы то ни было, проблема кассет с надписями «U2» распухла словно культура плесени в пробирке (как выражались древние). Путей ее решения существовало два: один муторный и безопасный и второй – решительный, но непредсказуемый.
Долго не колеблясь, Никлас отправил письмо старику Иану-1 с просьбой выслать ему возможно более емкий накопитель данных, помеченный Гелиодезической Комиссией. Без него забраться в компьютер Деева будет попросту невозможно. Посылка пришла поздним вечером, а на ее пластиковом боку, скрывающем 6-мерный континуум, было нацарапано слово – «авансом».
– Спасибо, спасибо… – хмыкнул Никлас. Теперь он был готов еще раз навестить безумных биоформ Леонида-1.
Беспамятство излечимо
4/138. Совершенно не помню, как у меня на руках оказались эти копченые ожоги. Пришлось ввести в кровь дополнительные тридцать тысяч нанороботов, а заодно и анестетик – очень уж мешали мне заскорузлые корки спекшейся кожи на ладонях и запястьях. Минут десять пытал биоформ, выспрашивал отчет о событиях последних дней. Негэнтроп отвечал как-то загадочно:
– Попали в переделку вы, мастер. Оставил я запись о путешествии своем, и глядели вы ее в одиночестве полном, пока брата моего не призвали.
Уф, не могу привыкнуть к его новой манере объясняться.
– А как пришел я к вам, сударь, так и знаний почерпнул астрономических – страсть! – сказал оказавшийся рядом «Хаос». – Вот бы применить их поскорее, просто не терпится практикой, так сказать, испытать сухую теорию! – И он азартно потер короткие руки друг об дружку, рискуя вывернуть имплантированные микросхемы вместе с проводами. – А что двигатель Холла погорел, так то не беда! Починим, однако, для того и руки мне новые дадены.
