Борис Липатов - Блеф
— Пакки что-то загрустил, у него страшно подавленный вид… Чудаки, эти ирландцы! Вот Генри… Тут совсем весело, Кудри!
— Что? Подрался с Ковбоевым?..
— Хуже. Сделал мне предложение. Дышал на меня всяко. Потом ходил только с русскими.
— Что значит: потом?
— Что значит? Отказала.
— Чем же он не угодил? — лукаво спрашивает Кудри.
— Да как сказать… Красив? Да! Молод? Да!.. Всё на месте… Он, Кудри, буржуй…
— Буржуй?!!
— Вот именно! Слова имеют побочные понятия, не только тесный смысл… Так вот, Генри, я полагаю, буржуй. Но довольно о нём.
Кудри нейтрально пожал плечами.
— Лорда оставили, князя Межпланетского — оставили…
— Кто это — князь Межпланетский?
— Ха-ха-ха! Да тот русский, толстяк — Пузявич. Они оба получили по титулу; другой — герцог Марсианский. И цепи на шеи!.. Очень забавно выглядят!
— Где же другой?
— Прилетел с нами. На острове осталось только четверо… Этот герцог уже выехал в Нью-Йорк. У него страшно озабоченный вид! Да! У нас там нашлись новые компаньоны.
Подробный рассказ о французах.
— Я, как видите, всё замечательно уладила.
Ирена кокетливо взглянула на Кудри.
— На этот раз для приличия мы опустились в Мексике. Сначала нас хотели расстрелять, потом конфисковать аппарат, кончили тем, что отвезли к президенту. Очень воинственный субъект. К американцам благоволит, сдал концессии на днях и очень доволен. Обед подали замечательный. Дука улетел обратно на остров… Ковбоев остался с исполняющими обязанности марсиан в гостях у Мексиканской республики, русский герцог уехал и я тоже с ближайшим пароходом — сюда.
Ирена находит необходимым ещё раз обнять Кудри.
— Кстати, Дука! Он был чем-то раздосадован. Отговорился тем, что Генри дал ему письмо для Хоммсворда, а он его затерял.
— Ну что там, пустяки.
— Конечно! Приветы какие-нибудь — на словах просил — вот и ладно. Как вообще Реджи?
— Цветёт, молодеет; он сегодня вечером вернётся из Вашингтона. У него не то дядя умер, не то его выбрали в сенаторы, в общем что-то страшно весёлое…
20. Сиятельное интервью и… вообще
В окружении жадно подхватывающих слова и жесты репортёров и сосредоточенно настроенных фотографов, развалившись в шезлонг, дымя благовонной сигарой, его светлость, герцог Марсианский милостиво даёт интервью бойким служителям прессы. В одной руке сигара, другая покоится на подушечке маникюрши.
Десяток тщательных проборов склонился над блокнотами.
— Флора и фауна? Хорошо!
И окутав сановную голову голубоватым дымом, Кошкодавов изрекает благоговейно подхватываемые слова:
— Флора… Оч-чень похожие на деревья, растения… Трава, цветы… Всё оч-чень свежо выглядит. Много пауков… Полное отсутствие диких зверей. Зато: — из-зумительно много рыбы. Мой друг, светлейший князь Межпланетский, — страстный спортсмэн. Рыбалка — его больное место… Однажды, в Самарской губернии, он вывел четырёхфунтового сазана… Зам-мечательно вкусная рыба. На Марсе в этом отношении неповторяемые условия. Мы первые забросили наши удочки.
— Пардон, ваша светлость, какой фирмы рыболовные снаряды? — осведомляется репортёр.
— Фирмы!? Ах, да! Кажется «Орлеан-Фишинг-Сосайэти»… Мы пионеры! Князь и я — пионеры рыбной ловли на Марсе!
— Ваша светлость, — докладывает слуга, — его преосвященство архиепископ Нью-Йоркский просит его принять.
— К сожалению, я занят, — хмурит брови Кошкодавов, — с представителями прессы и… вообще!..
Слуга уходит.
— Пожалуйста, мадемуазель, — предоставляет маникюрше другую руку герцог Марсианский.
— Марсиане оч-чень любезные… марсиане! Мой друг, светлейший князь, с удовольствием остался среди них… Что? Да, можно думать, что князь Межпланетский будет играть на Марсе крупную роль… Что слышно в сферах?.. Я полагаю, — важно цедит Кошкодавов, — что пожалование ордена Андрея Первозванного является весьма знаменательным прецедентом к тому… Безусловно, князь пользуется большим влиянием… Его благородный жест, когда он скомкал обращение Николая Николаевича ко всем российским патриотам, обратил на себя внимание своей смелостью в придворных кругах… Вообще его изумительная проницательность… Он давно восклицал: хоть на луну! Пламенный, поэтический порыв!
— Ваша светлость, — робко шепчет вновь появившийся слуга, — владыка настойчиво просит его принять во главе депутации от вновь образованного «Общества ревнителей православия на Марсе!»
— Я сказал: я занят, — холодно роняет Кошкодавов, — можете сказать владыке, что я всё устрою! Я к вашим услугам, господа, — повернулся он к журналистам.
— Первые 800000 очередей на отлёт на Марс записаны за гражданами Российской империи… У нас будет введён профилактический метод. Никаких злонамеренных элементов!.. Лига Наций пытается разрешить кризис русской эмиграции. Теперь её заботы придётся перенести на приспешников Николая Николаевича, пусть переезжают в Патагонию или… вообще!
— Как ваша светлость реагирует на перелёт?
— Очень странное состояние!.. Вне атмосферных слоев одолевает непостижимая сонливость!.. Это, впрочем, присуще только жителям Земли… Ясно, что пилоты будут исключительно марсиане.
— Женский вопрос?
— О, не сведущ!.. Этим интересовалась мадемуазель Ла-Варрен, кстати, препикантная особа! — игриво бросил его светлость.
Журналисты торопливо записали.
— Минуточку, ваша светлость, — отвлекла Кошкодавова маникюрша.
— В чём дело, мадемуазель?
— Волосы стричь?
— Волосы? Какие волосы?
— Я говорю о волосах на ваших ладонях… Такой редкий случай… Я потому и спросила, — робко лепечет маникюрша.
— Ах, что вы, мадемуазель! Нет, не стоит! Это выглядит так породисто, так оригинально… и вообще! Нет, не стоит!..
21. Смерть обезоруживает коварство
Генри яростно ходит из угла в угол опустевшего ангара. Настало его время действовать. Теперь на его стороне ещё больше козырей — он заодно разоблачает коммунистов. Пусть только ступят на американскую почву.
Скорее, скорее надо вербовать союзников и выпутываться самому из марсианского предприятия.
Генри останавливается и озирается.
Стьюпид нагнулся над бумагами, и, что совершенно с ним не вяжется, усиленно работает. Лёгкий румянец выполз на щёки лорда.
О'Пакки готовит обед.
Генри задумался. А! Мистер Пузявич наверное за своим любимым занятием на берегу. Начнём с него. Скоро должен возвратиться Дука. Надо торопиться.
Взволнованно кусая ногти, подпрыгивающими от возбуждения шагами, Генри поспешил к морю, где светлейший князь Межпланетский сосредоточил всё своё высокое внимание на поплавках.
Без всяких предисловий Генри подсел к нему.
«Американский мужик», — подумал обиженно Пузявич.
Генри странно посмотрел на Пузявича, потом взял бесцеремоннейшим образом болтающийся на груди Андреевский орден и просто сказал:
— Вам придётся лишиться этой штучки, мистер Пузявич!
Пузявич надулся как клоп, не в шутку обидевшись.
— Что вам даёт право говорить так, сэр? — визгливо вскричал он, вырывая орден из рук Пильмса.
— Успокойтесь! — зловеще сказал Генри. — Ведь, кажется, вы должны были получить этот орден на Марсе по случаю заключения договора?
— Да! — высокомерно бросил Пузявич.
— Ну, вот! Дело за небольшим. Мы не на Марсе.
Пузявич округлил глаза.
— М-мы н-не н-на Марсе?! Т-так где ж же м-мы?!!
— На Земле. На самом настоящем эрдкугеле. И это обыкновеннейший островок. И ваши удочки спущены в Тихий океан, — убийственно-спокойно бросал слова Генри и, фамильярно хлопнув светлейшего князя Межпланетского по коленке, добавил: — Так-то, мистер Пузявич!
— Не может быть! Вы шутите, мистер Пильмс!
— Как вам угодно! Вы жертва мистификации и только, а не князь Межпланетский!
Пузявич отчаянно замотал головой.
— Нет, нет! Нет! Нет! — визжал он.
— Дело ваше. Предлагаю вам поверить возможно скорее.
Генри равнодушно встал и растянул лицо деланной зевотой. Вдруг он поспешно закрыл рот и, глядя на океан, толкнул Пузявича в плечо.
— Доказательства кстати, мистер Пузявич! Посмотрите.
Пузявич взглянул по направлению руки Пильмса и обомлел.
Вдали шёл самый обыкновенный пароход.
— Видите? — язвительно промолвил Генри.
…Пути любого карася можно считать неисповедимыми. В данном случае какая-то морская рыбина заинтересовалась предлагаемой ей свыше приманкой. В мгновение ока завороженный зрелищем парохода Пузявич улетел со скалы вслед за стремительно уводимой лесой.
Через минуту Генри вытаскивал его за ноги.
