Роджер Желязны - Мастер снов
Твой сын Пит".
— Алло. Психиатрический институт.
— Я хотела бы записаться на обследование.
— Минуточку. Я соединю вас с бюро предварительной записи.
— Алло, бюро записи.
— Я хотела бы записаться на обследование.
— Минуточку… Какого рода обследование?
— Я хочу увидеть доктора Шаллот, Эйлин Шаллот. Как можно скорее.
— Сейчас… Я посмотрю ее расписание. Вас устроит следующий вторник, два часа?
— Прекрасно.
— Ваше имя, пожалуйста.
— ДеВилл. Джил ДеВилл.
— Хорошо, мисс ДеВилл. Значит, в два часа, во вторник.
— Спасибо.
Человек шел рядом с шоссе. По шоссе шли машины. На полосе высокой скорости они мелькали, как расплывающиеся пятна. Движение было слабое.
Было 10:30 холодного утра.
Меховой воротник у человека был поднят, руки засунуты в карманы, сам он наклонялся на ветру. По ту сторону ограды дорога была сухой и чистой.
Утреннее солнце закрыли тучи. При пасмурном освещении человек видел деревья за четверть мили.
Шаг его не менялся. Глаза не отрывались от деревьев. Мелкие камешки хрустели под ногами.
Дойдя до деревьев, он снял пальто и аккуратно сложил его. Он положил пальто на землю и полез на дерево.
Когда он долез до ветви, которая тянулась над оградой, то посмотрел, нет ли приближающихся машин, затем повис на этой ветке, держась обеими руками, опустился вниз и спрыгнул на шоссе.
Это была идущая на восток половина шоссе, шириной в сто ярдов. Человек быстро глянул налево, убедился, что машин пока нет, и пошел к центральному «острову». Он понимал, что может не достичь его. В это время дня машины шли по высокоскоростной полосе со скоростью приблизительно сто шестьдесят миль в час. Но он пошел.
Машина пронеслась позади него. Он не оглянулся. Если окна были затемнены, как это обычно бывает, то пассажиры даже не знали, что он пересек их путь. Потом они, вероятно, услышат об этом и осмотрят перед и зад машины, нет ли признаков наезда.
Машина промелькнула перед ним. Окна были прозрачные. На мгновение предстали два лица, раскрывшие рты в виде буквы «О», а затем исчезли. Его собственное лицо ничего не выражало. Оно ничуть не изменилось. Еще две машины пролетели мимо. Окна были темными. Он прошел по шоссе уже ярдов двадцать.
Двадцать пять…
Ветер или что-то еще под ногами сказали ему, что идет машина. Он даже не взглянул, но углом глаза заметил приближающийся силуэт. Походки не изменил.
У Сесила Грина окна слегка просвечивали, потому что ему так нравилось. Его левая рука была под ее блузкой, юбка ее скомкана на коленях, а его правая рука лежала на рычаге, опускающем сиденья. Вдруг девушка откинулась назад, издав горловой звук.
Его рука дернулась влево.
Он увидел идущего человека.
Он увидел только профиль, так как человек не повернулся к нему и не изменил походки.
А затем он уже не видел человека.
Легкое дребезжание, и ветровое стекло начало само очищаться. Сесил Грин ехал дальше. Затемнив окна.
— Как?.. — спросил он, когда она снова была в его объятиях, и всхлипнул.
— Монитор почему-то не задержал его…
— Он, видимо, не коснулся ограды…
— Наверное, он спятил!
— Все равно, его должны были сразу же задержать.
"Это лицо могло быть любое… Мое?"
Испуганный Сесил опустил сиденья.
— Привет, ребятки. Это крупный план большой, жирной, запачканной табаком улыбки, которой вы только что были вознаграждены. Но хватит юмора. Сегодня вечером мы отойдем от нашего необыкновенного неофициального формата. Мы начнем с тщательно придуманного драматического представления по последней арт-моде.
Мы собираемся играть Миф.
Только после основательного проникновения в душу и болезненного самоанализа мы решили сыграть для вас сегодня именно этот миф.
Да, я жую табак — с краснокожим на пачке, подлинной фабричной маркой.
Теперь, когда я буду скакать по сцене и плеваться, кто первый установит мифическую основу этого? Не увлекайтесь фонами. Пуск!
Ладно, леди и джентльмены и все прочие: я — бессмертный Тифон, и мне ничего не стоит превратиться на ваших глазах в кузнечика. Пуск!
Для моего следующего номера нужно больше света.
Больше чем сейчас. Пуск!
Еще больше света…
Слепящий свет!
Очень хорошо. Пуск!
Теперь — вот я, в пилотской куртке, солнечных очках, шелковом шарфе!
Где мой хлыст?
Ладно, все готово.
Эй, вы, шелудивые! Пошел! Хо! Хо! Вверх! Вверх, в воздух, бессмертные лошади! Поднимайтесь туда!
Больше света!
Эй, лошади! Быстрее! Выше! Папа и мама смотрят, и моя девушка внизу! Давай-давай! Не позорьтесь на этой высоте! Еще!
Какого дьявола это лезет ко мне? Оно похоже на молнию… ааааах!
Ух. Это был Фаэтон в "слепом витке" на солнечной колеснице.
Вы все, наверное слышали старую поговорку: только Бог может быть един в трех лицах. Так вот, этот миф называется "Аполлон и Дафнис". Да убейте вы эти юпитеры!..
Чарльз Рендер писал главу «Некрополь» своей первой за четыре года книги: "Недостающее звено — это человек". После своего возвращения он освободил себе послеобеденное время каждого вторника и четверга для работы над ней, закрывался в своем кабинете и заполнял страницы своими обычными неразборчивыми каракулями.
"У смерти множество ликов, в противоположность самому процессу умирания…" — писал он, когда зажужжал интерком коротко, длинно и опять коротко.
— Да? — спросил он, повернув выключатель.
— К вам… посетитель.
Рендер встал, положил в карман баллончик с аэрозолем, открыл дверь и выглянул.
— Доктор… помоги…
Он сделал три шага и опустился на колено.
— В чем дело?
— Едем, она… больна.
— Больна? Как? Что случилось?
— Не знаю. Поедем.
Рендер пристально вгляделся в нечеловеческие глаза.
— Что за болезнь? — настаивал он.
— Не знаю, — повторил пес. — Не говорит. Молчит. Я… чувствую, она больна.
— Как ты добрался сюда?
— Машина. Знаю ко-ор-ди-наты… Оставил машину снаружи.
— Я сейчас позвоню ей.
— Не стоит. Не ответит.
Зигмунд оказался прав.
Рендер вернулся в кабинет за пальто и врачебным чемоданчиком. Он выглянул в окно и увидел, что машина Эйлин припаркована у самой грани, где монитор освободил ее от своего контроля. Если никто не возьмет на себя управление, она автоматически перейдет на длительную стоянку. Другие машины будут объезжать ее.
"Машина так проста, что даже собака может управлять ею, — подумал Рендер. Лучше спуститься, пока не явился ремонтный крейсер. Машина уже, наверное, отрапортовала, что стоит здесь. А может, и нет. Может, несколько минут еще есть в запасе".
Он кинул взгляд на огромные часы.
— Ладно, Зиг, поехали.
Они опустились в лифте на первый этаж, вышли через главный вход и поспешили к машине.
Мотор все еще работал вхолостую.
Рендер открыл пассажирскую дверцу, и Зигмунд прыгнул внутрь. Рендер втиснулся на сиденье водителя, но собака уже набирала лапой координаты и адрес.
"Похоже, я выбрал не то сиденье", — подумал Рендер. Он закурил, а машина уже неслась в подземном проходе. Выйдя из туннеля, машина на мгновение замерла, а затем влилась в поток движения. Собака направила ее на скоростную полосу.
— Ох, — сказал пес. — Ох.
Рендеру захотелось погладить его по голове, но, взглянув, он увидел оскаленные зубы и решил отказаться от этого намерения.
— Когда она начала вести себя необычно? — спросил он.
— Пришла домой с работы. Не ела. Не отвечала, когда я говорил. Просто сидела.
— Раньше такое бывало?
— Нет.
"Что могло стрястись? Может, просто был тяжелый день? В конце концов, Зигмунд всего лишь собака, как ему определить? Нет. Он бы знал. Но что же тогда?"
— А как было вчера и сегодня утром, когда она уходила из дому?
— Как всегда.
Рендер попытался еще раз позвонить ей, но ответа по-прежнему не было.
— Ты сделал это, — сказала собака.
— Что ты хочешь сказать?
— Глаза. Зрение. Ты. Машина. Плохо.
— Нет, — сказал Рендер.
— Да. — Собака снова повернулась к нему. — Ты хочешь делать ей хорошо?
— Конечно.
Зигмунд снова уставился вдаль.
Рендер чувствовал себя физически собранным, но мысль почти не работала. Он вяло пытался понять, что именно не так пошло с самого первого сеанса. В Эйлин Шаллот было что-то, нарушающее порядок: комбинация высокого интеллекта и беспомощности, решительности и уязвимости, чувствительности и горечи.
"Не находил ли я это особо привлекательным? Нет. Просто это обратная передача, черт ее возьми!"
— От тебя пахнет испугом, — сказала собака.
