Александр Полещук - Звездный человек
— Я ведь сам иногда размышляю, Дмитрий Дмитриевич… Медик ведь атеист по самой сущности своей профессии. Вырвать у костлявой жизнь человека, вмешаться в его судьбу, сказать: «Будешь жить!» — тогда, когда еще так недавно был бессилен что-либо сделать, — это все несовместимо с религией… Но иногда появляется что-то напоминающее… Трудно подыскать слово… Напоминающее какую-то веру, но научную. Вы понимаете, что я хочу сказать? Иной раз задумываешься над каким-то явлением, казалось бы, лишним, ненужным, а на деле потом, иногда через десятки лет, после новых исследований и открытий все проясняется… Так вот, оказывается, для чего природа снабдила человеческий организм, казалось бы, совсем ненужной группой клеток, так вот зачем человеку тот или иной механизм, та или иная реакция!.. Это не мистика, но нет-нет да и придет в голову, до чего же все целесообразно устроено… Ведь должна же быть какая-то вера, черт возьми!
— Так, значит, имеют смысл и свое назначение и смерть, и войны, и голод, и…
— Что вы, что вы! Все в одну кучу валите!
— А как же иначе? Если все является необходимым, предопределенным, записанным в какую-то книгу судеб, то смирись, гордый человек?! Да? Я вас разочарую: книги судеб нет!
— Вы так разгорячились, Дмитрий Дмитриевич, что я подозреваю наличие веры во что-то у вас самого, и веры фанатичной…
— У меня не вера, у меня уверенность…
— Уверенность?
— Уверенность в том, что природа не знает ни своих сил, ни сил человечества, уверенность в том, что любой вопрос, который волнует человечество, будет решен, и за ним придут сотни новых задач и вопросов и они также будут обязательно решены.
— Простите, Дмитрий Дмитриевич, но в это верит любой пионер. Да, да… Мой сын, во всяком случае.
— А это уже победа, Борис Федорович, и как бы было хорошо нынешним пионерам пронести эту уверенность через всю жизнь! Мы сами строим ежечасно, ежесекундно судьбу человечества, судьбу Вселенной… И когда я столкнулся с Человеком, поверил…
— С человеком?
— Да, я забыл перед вами извиниться… Тот больной, который был у вас, вы, конечно, имели из-за него кучу неприятностей…
— Больной! — В голосе Бориса Федоровича зазвучали непонятные нотки. — Я не хочу об этом говорить. Я врач, медик; мой удел — живое. Будем говорить о живом.
— О живом?
— Ах вот как? Вы еще и прикидываетесь?
— Прикидываюсь?! Объяснитесь! Человек принес нам бессмертие…
— Бессмертие? — Борис Федорович рассмеялся. — Полно, Дмитрий Дмитриевич, не валяйте дурака! Бессмертие! Ваш Человек, конечно, бессмертен. Бессмертен, как камень!
— Камень?!
Борис Федорович пожал плечами и ушел, а Дмитрий Дмитриевич все еще растерянно стоял в коридоре. Какое-то чувство подсказывало ему, что в словах Бориса Федоровича была глубокая, пока скрытая от него правда. Чьи-то шаги раздались в коридоре. К Дмитрию Дмитриевичу подошел человек в белом халате.
— Я рентгенолог, — сказал он. — Здравствуйте, меня прислал Борис Федорович… Вы, кажется, физик? Вот, не угодно ли рентгенограмму. — Григорий Матвеевич вынул из конверта темный прямоугольник пленки.
— Ничего не понимаю, — сказал Дмитрий Дмитриевич. — Разве вы не в курсе дела?
— Я сказал Борису Федоровичу, что Человек…
— Ах, Человек!.. Понимаете ли, Борис Федорович навел у него целый ряд отклонений от нормы… Какая-то игра природы, так нам всем вначале показалось… Стоял вопрос лишь о том, чем вызваны подобные изменения. Какое-либо заболевание, или мы имеем дело с прирожденными аномалиями. Мы попытались сделать снимок. Два раза подносили к трубке, но, едва больной — ваш Человек, как вы его называете, — приближался, начинался разряд, будто в результате сильной ионизации. Мы вначале думали, что осталась поверхностная проводимость на цилиндре трубки. Протерли спиртом — опять та же картина… Кассету я ему подложил под голову, но могу гарантировать, что под лучом она не была ни секунды, потому что трубка не держала и тридцати киловольт. Про кассету я забыл, совсем забыл, но мой лаборант, человек очень внимательный, проявил и ту пленку, что была под его головой. Вот эта пленка, вы ее держите.
Они прошли в рентгеновский кабинет, и Дмитрий Дмитриевич, наложив пленку на ярко освещенное матовое стекло, взял из рук рентгенолога лупу.
— Смотрите, смотрите, вы физик и сразу все поймете. Я, вообще говоря, думал, что вам все известно, а Борис Федорович и сейчас так думает. «Подшутил надо мной Дмитрий Дмитриевич, говорит, а я еще консилиумы устраивал…»
Дмитрий Дмитриевич всмотрелся в поверхность пленки. В трех ее местах были крупные черные звезды с бледными пятнами посередине, а между ними — сеть тонких темных линий с какими-то шарообразными узелками… Через лупу было видно, что от каждого такого узелка отходят всё новые и новые, еще более тонкие нити.
— Фотография в его собственном излучении, — сказал Дмитрий Дмитриевич.
— И излучении, обладающем большой проникающей способностью, что-нибудь вроде гамма-лучей.
— Вот почему он вызывал ионизацию вокруг рентгеновской трубки… Но позвольте! — вскричал Дмитрий Дмитриевич. — Ведь это радиомонтаж!..
— Теперь вам понятна реакция Бориса Федоровича? Он лечит, ищет, волнуется, беспокоит очень занятых людей, а это нечеловек, это НЕ ЧЕЛОВЕК…
— Я не знал… Так это нечеловек!!! — Дмитрий Дмитриевич выбежал из кабинета, побежал через вестибюль. — Все ложь! — повторял он. — Нет бессмертия, и нет Человека! Есть кукла, манекен, робот!!!
АНТИХРИСТ СЕРАФИМА ЯКОВЛЕВИЧА
— Ну и ругался же, Борис Федорович, — говорил Серафим Яковлевич, — ну и ругался же… Одно, говорит, спасение, что ни имени, ни фамилии, ни самой болезни у них не значится… Ну и задаст же он Дмитрию Дмитриевичу…
Чем ближе они подходили к дому, тем больше отставал Коля от Человека и Серафима Яковлевича. Еще с тех пор, когда Человек был в клинике, Коля не виделся с Леной, и сейчас он и хотел и боялся встречи.
— Пришли, — сказал Серафим Яковлевич. — Вот он, мой дом.
Две большие сосны росли у калитки, сам дом был в глубине участка. Серафим Яковлевич перекинул, через забор руку, сдернул щеколду и, не открывая калитки, громко крикнул:
— Лена! Леночка! Как Ласточка, привязана? — Странное имя для собаки, — сказал Коля. — Ласточка…
— Собака… — усмехнулся Серафим Яковлевич. — Это у меня не собака, а универсальная тварь… Лена, как Ласточка? — снова закричал он.
— Ласточка привязана, — донесся голос Лены. — Иди, бойся!
— Гости, гости какие у нас, Леночка! — говорил Серафим Яковлевич, осторожно пробираясь по посыпанной золой дорожке. — Да ты привязала ее, Леночка? На террасе зажегся свет, и Коля с замирающим сердцем поднялся по ступенькам и, протягивая руку, сказал:
— Здравствуй, Лена. Ты меня не забыла?
— Что ты? Как я могла забыть светило науки?!
— Ленка, перестань, — строго сказал Серафим Яковлевич. Он явно осмелел, когда очутился на террасе. — Чаю давай нам, готовь нам чай…
— Сейчас, — ответила Лена и ушла на кухню. Коля увязался за ней. Лена достала стаканы, включила электрический чайник, а Коля все еще не решался заговорить.
— Помой руки и нарежь хлеб, — сказала Лена. Коля покорно пошел к умывальнику.
— Понимаешь, Лена, мне осталась одна «пятерка»… Я, понимаешь, сдаю экзамены в самый интересный институт. Я буду физиком, теперь я совершенно уверен в этом. Остался последний экзамен — физика, а по физике я никогда меньше «пяти» не имел. И все!
— Не брызгайся, вот возьми полотенце… Хлеб в кастрюле…
— Лена! Ты знаешь?… У нас в классе было восемнадцать девочек, а в соседнем еще больше…
— Ровней, ровней режь хлеб. И что же?
— Из них никто, ни одна так не нравилась, как ты… — Ты мне тоже очень нравишься, Коля.
— Лена!
— Что, Коля?
Коля проглотил комок в горле, зажмурился и сказал:
— Лена, я… я тебя люблю…
— Я тоже очень тебя люблю… Вот ключ, открой, пожалуйста, банку.
Коля озадаченно посмотрел на нее:
— Лена?!
— Да, да, я тебя тоже очень люблю…
— Так нам нужно пожениться!
— Ну конечно, а как же иначе…
— Ты смеешься надо мной!
— Совершенно не смеюсь. — Лена вручила Коле поднос и, подперев щеку рукой, грустно сказала: — Я ведь тоже много думала… И кто меня замуж возьмет, кому я нужна? Может, иной раз думаю, найдется какой-нибудь дурачок, а тут, гляди, физик!..
— Лена!!!
— Иди, иди вперед. Смотри-ка, уже покрикивает.
— Ты мне не веришь?
— Ты сам себе не веришь. Разве может такой солидный человек, специалист… Осторожней — поднос! — Лена быстро подхватила поднос и отобрала его у Коли.
— Тогда вот что, пойдем в кино, — предложил Коля.
— Хоть на край света! Но в кино… не знаю… поздно уже…
