Алексей Грушевский - Игра в Тарот
Ничего не было видно, так как его голова была присыпана чем-то. Толик попробовал подвигать конечностями. Ничего не получилось. Или они были все переломаны, или сильно завалены. Тогда он стал двигать головой. Было трудно, очень трудно, но делать короткие движения туда-сюда было можно. Толик медленно стал вращать и двигать своей черепушкой. Он чувствовал как что-то посыпалось по его щека, и голова немного сдвинулась вверх.
Так он и двигался потихоньку, благо шея не была перебита. Кроме сыпучего грунта, всё время что-то наваливалось ему на голову, иногда это было твёрдое, но чаще мягкое и склизкое, наверное, трупп очередного мелкого либероящера. Иногда он упирался в что-то твёрдое и тяжёлое, и ему приходилось долго и упорно двигать своим покатым лбом это туда-сюда, пока этот не то большой камень, не то труп крупного завра постепенно не отходил в сторону, освобождая дорогу. Дорогу не понятно куда. Толик мог лишь предполагать, что он движется вверх, по тому, как песок струился, как ему казалось, вниз по щекам и шее.
Так длилось долго, очень долго. Казалось, Толик прожил целую жизнь, судорожно пробиваясь к поверхности сквозь толщу этих отложений. Он двигал и двигал, тряс и тряс, вращал и вращал своим черепом, иногда надолго замирая от усталости или пронзительной, невыносимой боли в истёртой лобовой кости, но потом, чуть отдохнув и востановившись, он снова и снова, напрягая все свои силы, по миллиметру поднимался всё выше и выше.
Наконец что блеснуло. Ещё несколько судорожных движений и Толик вырвался на поверхность. Сначала его ослепило солнце. Он невольно зажмурился. Постепенно глаза привыкли к яркому свету, и он огляделся.
Он высовывался из заполненного почти до самых краёв трупами либераящеров огромного каньона. Толик попробовал вытянуть шею как можно больше, но не смог. То ли устал, то ли не хватало сил. Толик обнаружил, так же, что один глаз подбит. Он видел, но мутно, и было очень больно смотреть. Хотелось его держать закрытым. Толик изнеможенно опустил голову на тушки мёртвых либероящеров и, хлопая здоровым глазом, стал жадно смотреть на голубое небо.
Неожиданно на краю каньона появилось какое-то движение. Толик захрипел, что есть силы, и вылупил свой здоровый глаз. То, что он увидел, не порадовало его.
На краю каньона были люди. Они сбрасывали из огромных телег труппы либеразавров. Подъезжали всё новые и новые телеги. На некоторых из них были горы вырванных с корнями стеблей трансгенетической травы, бывшей в Либерастое основным продуктом питания. Толик удивился, зачем люди тратят столько сил, чтобы выкорчевать эти многолетние растения и выбросить их, ведь эта чудо-трава практически не требовала ухода, быстро росла и была очень питательной.
Толик так заинтересовался этим новым и непонятным для него зрелищем, что не заметил, как к нему подошли несколько мужчин с длинными острогами. Они окружили его и, стоя на безопасном расстояние, с удивлением разглядывали.
— Надо же живой, гад! Матёрый, рыжий. И от куда он только вылез, урод? — услышал Толик какую-то давно им забытую речь.
Это звучал какой-то архаический язык. Который Толик, кажется, знал ещё до наступления счастливых времён трансгенетической революции. Толик напрягал всё свою память, он понимал, что его судьба зависит от того, сможет ли он объясниться с этими дикими существами.
Он жадно вслушивался в их неторопливую беседу. Наконец до него стали доходить обрывки смысла. Толик возликовал. Он сможет с ними говорить! Говорить! А значит, сможет им объяснить какой он ценный экземпляр! Он расскажет им, о том какая прекрасная жизнь была в Либерастое до этой нелепой катастрофы. Объяснит им преимущества, которые имеют трансгенетические мутанты, а, главное, напоит их остатками мутагенных жидкостей, быть может, ещё оставшихся в его теле, погребённом под многометровыми залежами дохлых ящеров. Он обратит их в высшие и счастливые существа! Он вновь зажжёт свет либеральной утопии над этим миром! Он выполнит высшую миссию — создаст из праха новый Либерастой. Либерастой два! А сам он станет их богом, хозяином этого мира, единственным и неповторимым владыкой!
— Эй, лю-ю-юди. Подойдите ко мне — прохрипел он, выпучив, что есть силы, свой здоровый глаз, для пущей убедительности.
Мужчины взяли остроги на изготовку и осторожно приблизились.
— Лю-ю-юди, когда-то я был таким как вы сейчас. Слабым, маленьким, немощным, несовершенным. Но я стал великим и сильным. Если бы не эта катастрофа, то ничто не могло бы поколебать меня. Но даже после неё я выжил. Откопайте меня. И я открою вам путь силы и славы. Я сделаю вас таким, как я сам. Ну, немножко меньшими, но всё равно неизмеримо более совершенными и могучими, чем вы есть сейчас. Судьба, сохранив мне жизнь, подарила вам чудесный шанс. Возможность без долгих столетий мучительного развития, веков катаклизмов, войн, революций сразу перепрыгнуть в идеальный мир. Мир нового Либерастоя.
Люди заволновались, и стали что-то громко обсуждать. Они говорили так быстро, все вместе, перебивая друг друга, что ему было трудно разобрать, о чём идёт речь. Ведь этот архаичный язык он едва лишь только вспомнил.
— Какие они несовершенные и маленькие — подумал он, воочию увидев, что самые рослые из них едва доходили ему до середины его длинного пупырчатого и покатого лба.
Наконец несколько людей куда-то убежали. Другие стали молча ждать. Толик, не спеша, с трудом подбирая слова, стал им описывать прелести жизни в Либерастое.
— Еды навалом. Если ты самый маленький, жри траву. Она питательная. Много протеинов, белка, аминокислот и сбалансированный комплекс витаминов. Не надо её с корнем вырывать. Если корень останется то, новая вырастит. Если ты побольше, то трахаешь которого поменьше. Ему нравится, он тебе за это тебе свой жир отдаёт. И так по вертикале. Всё только по взаимности. Никакого насилия. Свободный обмен товаров и услуг. Ящером хорошо быть. Станете ящерами, не пожалеете. Мы ящеры долго живём. Практически вечно. Такой метаболизм. Генная инженерия обеспечила…
— Что он тут несёт — спросил подошедший седовласый и седобородый, крепкий старик.
Он был одет в расписную холщовую рубаху. На шее его висел массивный оберег. В руках он держал высокий посох, увенчанный многолучёвой свастикой. По тому, как перед ним все расступались, Толик понял, он главный.
— Да ящерами нам стать предлагает. Говорит, хорошо быть то ящером — прыснули смехом мужчины.
— Смущаешь народ, гад? — спросил старец.
— У меня мутагенная жидкость есть. Там, глубоко. Где тело. В теле моём она должна ещё остаться. Надо только откопать и пососать соски. И дело пойдёт. Само пойдёт. Главное семя в себя принять. Самыми сильными станете. Все окрестные народы подчините. Принесёте им свет новейшей либеральной мысли. Я научу. Всё объясню. Только откопайте.
— Да, искуситель ты, змей — заключил старик, и выбрал острогу побольше и поострей.
После чего со всего размаху саданул ей прямо Толику в глаз. Снова всё затмила вспышка боли. Но постепенно Толик понял, что он всё еще живой. Да, уничтожить такого ящера как он было не просто. Одно слово — идеальный организм! Высшее достижение трансгенных мутаций. Но даром эта рана не прошла. Толик почувствовал, что его парализовало. Но слышать он мог.
— Готов, али как?
— Да вроде готов, вон как скрючило.
— Может по второму глазу вдарить?
— Да он и так подбит. Пошли ребята.
— Ишь, чего захотел, в ящеры нас переманить.
Голоса стали удаляться. Толик кое-как чуть приподнял веко на больном глазу. Видеть он кое-как мог. Люди с острогами быстро удались от него.
Потянулись однообразные дни. Вращая зрачком оставшегося глаза. Толик сквозь узкую щель, открыть шире он опасался, обозревал окрестности.
Люди всё так же сваливали в эту естественную могилу всё новые и новые трансмутагенные организмы. Стало ясно, что они очищают от них своё новое жизненное пространство.
Наконец уже несколько дней телеги не привозили ни новых трупов, ни новых вязанок выкорчеванной с корнем трансгенной травы. Только несколько мужчин, под строгим руководством могучего старца стали вырубать из огромного ствола дерева какого-то идола.
Толик, было, подумал, что его оставили в покое, и он как-нибудь поправиться, вылезет и найдёт где-нибудь подальше какое-нибудь убежище. Там рано или поздно к нему прибьются какие-нибудь изгои. И ведь право, ведь ну должны же когда-нибудь у этих людей появиться какие-нибудь отщепенцы, ну там, уроды, преступники, извращенцы. Их Толик одарит мутагенный жидкостью и над этим миром снова загорится заря либерализма. Огонь свободы не должен погаснуть! Его семя даст новые всходы.
И действительно, паралич постепенно проходил. Толик уже мог двигать головой, и даже напрягать шею. Делать резкие движения он пока боялся. А вдруг люди заметят, что он живой, прибегут и забьют острогами. Таился. Ждал, когда окончательно всё успокоится, чтобы незаметно вылезти и скрыться.
