Элджернон Блэквуд - Кентавр
Странно, но какое-то время она тоже оставалась стоять неподвижно — казалось, она чего-то ожидает. Несколько секунд никто не шевелился и не проронил ни слова. Взглянув в глаза своему поклоннику, она поняла, что теперь и он уловил то легкое, неясное изменение, произошедшее с мужем; и оно испугало его. Этот его страх вызвал у нее лишь презрение. Женщина стала презирать молодость и испытала странно сильное влечение к мужу, несмотря на то, что ее терзало необъяснимое беспокойство. Нэнси почувствовала: в комнате что-то изменилось, сюда что-то вошло. Все трое стояли и прислушивались к легкому ветру за окном, ожидая повторения звука — двое беспечных страстных любовников и один мужчина, ждущий, наблюдающий, прислушивающийся. Казалось, в комнате было пять человек, а не трое — два виноватых сознания как бы стояли в стороне, отделившись от своих хозяев. Тишину нарушил Джон Берли.
— Да, сходи. Нэнси. Там нечего бояться, просто ветер, — он говорил так, словно сам верил в это.
Мортимер прикусил губу.
— Я пойду с тобой, — сказал он тотчас, но тут же смутился. — Давайте пойдем все втроем. Думаю, нам не следует разделяться.
Но миссис Берли была уже у двери.
— Я настаиваю, — сказала она, делано смеясь. — Я позову, если меня что-то напугает.
Муж ничего не сказал в ответ, глядя на нее поверх стола.
— Возьми это, — попросил юноша, протягивая ей свой электрический фонарик. — Два лучше, чем один.
Он видел ее изящную фигуру, четко выделявшуюся на фоне темного коридора. Ее желание уйти было понятным. Нервозность Нэнси была вызвана царящими здесь сильными эмоциями, и она была рада хоть ненадолго избавиться от них. Молодой человек надеялся объясниться с ней в коридоре, но не только ее вид остановил его, что-то еще…
— Первая дверь слева, — прокричал он, и эхо разнесло его голос по дому. — Там комната, откуда донесся звук. Позови нас, если понадобится.
Он смотрел, как она шла вперед, освещая перед собой путь, но ответа так и не дождался. Тогда он обернулся и увидел Джона Берли, склонившегося над лампой, чтобы прикурить сигару. Юноша постоял секунду, разглядывая, как тот крепко сжимает губы, чтобы затянуться, а решительные черты лица обретают суровое выражение. Мортимер намеревался стоять у двери и прислушиваться к малейшим звукам, доносящимся из соседней комнаты, но теперь все его внимание было сфокусировано на этом лице, склонившемся над лампой. В этот миг он понял, что Берли хотел — именно так, хотел! — чтобы его жена ушла. И в эту же минуту он забыл свою любовь, свою бесстыдную, эгоистичную госпожу, и свою недостойную, вульгарную сущность, потому что Джон Берли поднял глаза. Он медленно выпрямился, глубоко и сильно втягивая воздух, чтобы убедиться, что сигара зажжена, и посмотрел прямо на него. Мортимер прошел в глубь комнаты, неловкий, растерянный, похолодевший.
— Конечно, это всего лишь ветер, — сказал он, желая заполнить время, пока они оставались одни, обычной болтовней. Он не хотел, чтобы Берли начал говорить.
— Возможно, предрассветный ветер, — он взглянул на часы. — Сейчас половина третьего, а солнце встанет без четверти четыре. Думаю, что уже начинает потихоньку светать. Эти короткие ночи никогда не бывают совершенно темными.
Он продолжал сбивчиво говорить, так как молчаливый пристальный взгляд приводил его в замешательство. Его прервал слабый звук, донесшийся из соседней комнаты. Молодой человек инстинктивно повернулся к двери, желая найти причину для ухода.
— Ничего страшного, — раздался спокойный уверенный голос наконец заговорившего мистера Берли, — только моя жена, которая рада остаться в одиночестве, моя молодая и красивая жена. С ней все в порядке. Я знаю ее лучше, чем ты. Войди и закрой дверь.
Мортимер повиновался. Он закрыл дверь и подошел ближе к столу, глядя в лицо Берли, который продолжал:
— Если бы я думал, — говорил тот все тем же спокойным низким голосом, — что вы двое серьезны…
Он медленно и четко выговаривал слова, и его голос звучал сурово.
— Знаешь, что бы я сделал? Я скажу тебе, Мортимер. Тогда бы я хотел, чтобы один из нас — ты или я — навсегда остался в этом доме… мертвым.
Его зубы крепко сжимали сигару, а руки были сжаты в кулаки, и говорил он, едва приоткрывая рот. Глаза ярко сверкали.
— Я ей абсолютно доверяю, понимаешь? С ней уйдет моя вера в женщин, вообще в человеческую сущность. А вместе с этим и желание жить. Понимаешь меня?
Каждое слово было для молодого беззаботного глупца словно удар по лицу, но удар сравнительно мягкий; большую боль он чувствовал в своем сердце. Десятки ответов: отрицание, объяснение, признание, взятие всей вины на себя — вспыхнули в его голове и тут же погасли. Он стоял, молчаливый и неподвижный, и смотрел ему прямо в глаза. Ни одного слова не сорвалось с его губ, да на это и не осталось времени. Именно так их и застала миссис Берли, войдя в комнату. Она видела только лицо мужа, другой мужчина стоял к ней спиной. Нэнси вошла с легким нервным смешком.
— Ветер раскачал веревку от колокольчика, вот она и билась об лист металла перед камином. — Все трое рассмеялись, но каждый своему. — Но я все равно ненавижу этот дом, — добавила она. — Лучше бы мы сюда никогда не приходили.
— С первыми лучами рассвета, — спокойно ответил муж, — мы сможем уйти. Таковы условия контракта, давайте же им следовать. Через полчаса рассветет. Присядь, Нэнси, и перекуси чем-нибудь.
Он встал и пододвинул ей стул.
— Думаю, я еще пройдусь по дому. — Он медленно пошел к двери. — Может быть, выйду ненадолго на лужайку, чтобы взглянуть на небо.
Весь этот разговор не занял и минуты, но Мортимеру казалось, что он никогда не закончится. Он был смущен и встревожен. Он ненавидел себя и ненавидел женщину, из-за которой попал в такую неловкую ситуацию.
А ситуация оказалась чрезвычайно болезненной. Он даже представить себе такого не мог: мужчина, которого он считал слепцом, видел все, знал все, наблюдал за ними, выжидал. А женщина, он теперь был в этом уверен, любила своего мужа и дурила его, Мортимера, забавы ради.
— Я пойду с вами, сэр. Позвольте мне, — неожиданно сказал юноша.
Побледневшая миссис Берли стояла между ними. Она выглядела испуганной и не понимала, что происходит.
— Нет, нет, Гарри, — мистер Берли первый раз назвал его по имени. — Я вернусь самое большее через пять минут. Да и мою жену нельзя оставлять в одиночестве.
Он вышел. Молодой человек выждал, пока шаги не стали затихать в глубине коридора, потом развернулся, но не бросился к женщине, впервые не воспользовавшись тем, что он называл «представившейся возможностью». Вся страсть испарилась; любовь — а он считал, что это была именно она, — тоже ушла. Он смотрел на симпатичную женщину рядом с собой и удивлялся, чем она так сильно привлекла его. Как он хотел, чтобы ничего этого никогда не было. Он мечтал о смерти. Слова Джона Берли неожиданно испугали его.
И еще одну вещь он видел совершенно ясно: Нэнси была напугана. Это заставило его разомкнуть губы.
— Что случилось? — спросил он тихо. — Ты что-нибудь увидела?
Он кивнул в сторону соседней комнаты. Звук собственного голоса, прозвучавшего столь холодно, помог ему увидеть себя таким, каким он был на самом деле; а ее ответ, произнесенный еще тише, сказал ему, что она видит себя с такой же ясностью. «Господи, — подумалось ему, — каким разоблачительным может быть тон, одно-единственное слово!»
— Я ничего не видела. Но только мне тревожно, дорогой.
Это слово «дорогой» было призывом о помощи.
— Послушай, — воскликнул он так громко, что она предостерегающе подняла палец, — я… я был полнейшим дураком и невежей! Мне ужасно стыдно. Я готов на все, лишь бы исправить оплошность.
Он чувствовал себя нагим и заледеневшим, его недостойная сущность предстала обнаженной, и он знал, что она испытывает те же чувства. Теперь они вызывали друг у друга отвращение. Но молодой человек не понимал, как и отчего произошли эти внезапные перемены, особенно с ее стороны. Юноша догадывался, что какие-то сильные и глубокие эмоции изменили их, сделав простые физические отношения тривиальными, дешевыми и вульгарными. Леденящий его холод рос, столкнувшись с непониманием происходящего.
— Тревожно? — повторил за ней Мортимер, едва осознавая, зачем он это говорит. — Господи, да он вполне может о себе позаботиться…
— О да, — перебила она его. — Он мужчина.
Шаги, уверенные и тяжелые, все еще доносились из коридора. Мортимеру стало казаться, что он слушал звуки этих шагов всю ночь и будет слушать до самой смерти. Молодой человек подошел к столу, прикурил сигарету и на сей раз аккуратно убрал фитилек. Миссис Берли также поднялась и пошла к двери, чтобы встать подальше от него. Они слушали звуки этих уверенных шагов, поступь мужчины, Джона Берли. «Мужчина… и волокита» — это жестокое сравнение мелькнуло в мозгу Мортимера, сгоравшего от презрения к себе. Звуки стали стихать. Они удалялись. Их владелец куда-то свернул.
