Владимир Моисеев - Вонючий рассвет
Первый шаг оказался самым трудным. На Двадцать первой улице она повернула налево, вместо привычного поворота направо, и тут же впала в панику. Ей страшно захотелось «переходить», как в шашках, и вернуться к прежнему маршруту, но она пересилила себя. Затем сделала ещё один шаг, и ещё… Вскоре паника поуспокоилась и сменилась просто ужасом, а последний перешёл в обычный страх; и не прошагала она и одного городского квартала, как страх сменился нормальной в сложившихся обстоятельствах опаской — это чувство знакомо каждому, кто сталкивался с чем-то неизвестным.
Осторожно, боясь снова сбиться на проторенные пути, она принудила себя идти туда, куда раньше избегала заглядывать. Нью-Йорк — город многолюдный, но и в нём можно найти места, где поспокойнее. Вот по таким местам Алли и носило в дни, когда она поддалась рутине — она бы не вынесла, если бы все эти толпы проходили сквозь неё, словно её здесь вовсе не было.
Но теперь она заставила себя отправиться туда, где шумело многолюдье. Пронизывая толпу в центре Манхэттена во время ланча, она открыла кое-что, о чём Мэри даже не заикалась ни в одном из своих многочисленных писаний.
Улицы буквально кишели народом — яблоку негде упасть, особенно в часы ланча, когда огромные толпы валили из всех этих небоскрёбов и, само собой, проносились сквозь Алли, словно она была пустым местом. Ощущение при этом возникало до ужаса неприятное — гораздо хуже, чем когда по ней прокатывалось что-то неодушевлённое, вроде автомобиля или автобуса. В людях чувствовалось нечто органическое, физиологичное. Когда через Алли проходил живой человек, она ощущала ток его крови, биение сердца, урчание кишок, всё ещё переваривающих завтрак. Словом, жуть.
Однако ещё более странной была внезапная дезориентация, напавшая на Алли, когда сквозь неё деловито шагала плотная группа бизнесменов. Мысли в голове девочки спутались, стали какими-то непонятными, как бывает перед тем, как засыпаешь.
— акции вот-вот упадут/мне так нужно это повышение/никто даже не заподозрит/ ах, да, Гаваи —
Дельцы прошагали дальше, и — всё, в ушах остался только оглушительный шум огромного города. Алли решила, что, наверно, она просто услышала обрывки их разговоров, и на том успокоилась. Но то же самое случилось опять — когда сквозь неё прошла большая группа туристов на пути к Бродвейским театрам.
— слишком дорого/ух, нога болит/что это за вонь/карманники —
На этот раз она поняла, что слышит вовсе не разговоры, потому что туристы по большей части помалкивали, а те, кто говорил — говорили по-французски. Теперь ей стало ясно, в чём дело. Это было похоже на сёрфинг по телеканалам, только вместо каналов Алли сёрфила по людским мозгам.
Ей тут же вспомнилось, как она увязла в асфальте напротив старой консервной фабрики, когда её переехал мусорник. Она тогда так разъярилась, что у грузовика лопнула шина. Неужели это её гнев стал причиной? Что там вякал этот Проныра?..
«…Тебе необходимо выяснить, не обладаешь ли ты и другими талантами — ведь там, где есть один, их, как правило, оказывается гораздо больше…»
Может, всё это было частью её таланта, позволяющего взаимодействовать с живым миром? Алли призадумалась: способность проникать в реальную жизнь, разрывать шины, слышать мысли — пусть и на короткий миг — это что-то особенное, или все могут это делать?
И тут ей подумалось: а нельзя ли эти краткие мгновения как-то продлить?..
Следующий сеанс мозгосёрфинга она произвела совершенно сознательно. Целью стало «удержаться на волне».
Алли выбрала девушку приблизительно своего возраста. Юная леди явно принадлежала к сливкам общества — на ней была форма какой-то выпендрёжной частной школы. Алли следовала за девицей несколько кварталов, приноравливаясь к её походке, а затем сделала внезапный рывок вперёд и оказалась внутри преследуемой. Как говорится, «влезла в чужую шкуру»[22].
— я могла бы но если даже и сумею это может не сработать я им не понравлюсь но кто знает может потом а если нет и они меня даже не заметят эта юбка слишком тесная я что потолстела ой это та самая пиццерия нет и так эта дурацкая юбка скоро лопнет но как здорово пахнет —
Ой-ой! Девушка резко повернула направо и вошла в пиццерию, а Алли осталась на улице приходить в себя после пережитого. Она находилась в чужом сознании чуть ли не десять секунд! К тому времени, как Алли опомнилась, она ушла в тротуар по колени и вынуждена была вытаскивать себя оттуда.
«Нехорошо получилось, — упрекнула себя Алли. — Не надо бы мне больше ни в кого влезать». Но, несмотря на собственные увещевания, ей страшно хотелось продолжить развлечение. Испугавшись собственного желания, она поспешила покинуть Шестую авеню, нырнула в тихую боковую улочку и до конца дня избегала любых контактов с живыми.
«Надо рассказать об этом Нику с Любом», — подумала девочка, тут же вспомнив, что если она не выручит их из плена, то ей вряд ли когда-нибудь представится возможность что-либо им рассказать: остаток своей потусторонней жизни мальчики проведут, изображая из себя солёные огурцы.
Единственным способом освободить их было найти союзников и единомышленников, да поскорее, пока ею не овладела новая рутина. На Мэри и её подданных рассчитывать было нечего. Алли придётся обзавестись своей собственной ватагой. Загвоздка была только в том, где найти этих самых союзников.
Она начала выискивать призрачные здания — те, что совершили переход, когда их снесли. Но их было совсем не много: может, одно на тысячу удостоилось со стороны Бога, или вселенной, или ещё чего-то-непонятно-чего чести перенестись в Междумир.
Среди них был старый отель «Уолдорф-Астория». Он выглядел наиболее привлекательно: это всё же отель, а что может служить более подходящим жильём для мёртво/немёртвых детей?
Она протиснулась сквозь вращающуюся дверь и очутилась в роскошном вестибюле, отделанном в стиле двадцатых годов двадцатого века. Из большого старомодного радио доносилось мурлыканье какого-то давно умершего певца. Рядом был расположен огромный бар, но его полки вишнёвого дерева не украшала ни единая бутылка. Вместо этого их осеняла внушительных размеров вывеска: ПО СЛУЧАЮ ЗАПРЕТА НА РАСПИТИЕ СПИРТНЫХ НАПИКОВ БАР ЗАКРЫТ НАВСЕГДА.
— Алло? Есть здесь кто-нибудь?
Она позвала ещё раз, подкрепив призыв звоном колокольчика, стоявшего на прилавке портье. Ничего. Сочетание музыки двадцатых годов прошлого века и полного запустения, царившего в старом отеле, отдавало фильмами ужасов. Алли передёрнуло. Отель был не просто пуст. У него, как и у призрачных телохранителей Проныры, не было души. Девочка поспешила оставить это место.
Пришлось признать тот факт, что, по-видимому, все живущие в городе Послесветы переселились в царство Мэри — по принципу «чем нас больше, тем жизнь безопасней». В этой части Междумира башни-близнецы были, похоже, единственным местом, где можно было найти Послесветов. Но, подумала Алли, ведь в Междумире существуют и другие территории…
Глава 13
Законсервированное время
Любистку было не привыкать к одиночеству, но существует значительная разница между одиночеством в пышном, зелёном лесу и заточением в бочке для засолки огурцов.
Сначала он ждал, что Алли немедленно добьётся его освобождения. Когда этого не произошло ни в первые минуты, ни в последующие, его охватил страх. Затем страх обратился в злость, а она в свою очередь сменилась покорностью судьбе. Через рассол к нему не проникали почти никакие звуки, так что он совсем не имел возможности узнать, что происходит снаружи.
Дни текли, и мозг Любистка сыграл с ним прелюбопытнейшую шутку.
Мальчик оказался способен позабыть о том, где находится. Темнота превратилась в беззвёздную бесконечность, растянутую в необозримом пустынном пространстве. Дух Любистка заполнил собой всю необъятную пустоту. Вот так, должно быть, чувствовал себя Господь перед Созиданием — духом единым в бесформенной, безграничной жидкой вечности. Это было такое могучее чувство, что само время остановилось. Любисток осознавал себя одновременно и ничем, и всей вселенной. И так невообразимо прекрасно было это ощущение безвременья, что он сумел замкнуть себя внутри него — так же плотно, как в заколоченной бочке.
А вот с Ником всё было иначе. Он страдал.
Глава 14
Смурные Мутаны
«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ОКРУГ РОКЛЕНД!»
Алли и в страшном сне бы не приснилось, что она снова когда-нибудь увидит этот дорожный знак. Когда она в последний раз была здесь, её пытались затолкать в землю, и если бы не Любисток с Ником, ей бы несдобровать. «Должно быть, я совсем рехнулась, если припёрлась сюда», — подумала она. Ну что ж, рехнулась или нет — она здесь.
