Роберт Хайнлайн - Пройдя долиной смертной тени
Но… когда ты узнал? После его смерти?
Нет, конечно. После его рождения. А подозревал, что он не от меня, с того самого момента, когда Агнес объявила, что она в положении. Но, Юнис, — я носил рога с достоинством и ни разу не дал ей понять, что я что-то знаю. Так что следующие мои жены меня не удивили ничем… По-моему, муж, ожидающий чего-то другого, обязательно нарвется на разочарование. Если вспомнить, я же сам проходил стажировку у замужних дам. И такое, думаю, происходит во всех поколениях. Рога же неприятны только тогда, когда они появляются неожиданно.
И ты думаешь, что все до единой женщины — такие?!
Нет, мне попадались верные пары. Думаю, и сейчас сохранились подобные.
Есть, конечно. Но не думай, что я из такой.
И я тоже. К тому же мне наплевать на статистику. Просто я думаю, что в браке следует ожидать всего, а кто не готов к этому, пусть чешет репу. Так вот, Агнес: она была ангелом на звонких ножках. Это старый сленг, но, думаю, все понятно. За всю свою короткую жизнь она вряд ли кого ненавидела, а любила — как дышала. Во сколько ты начала, Юнис?
В четырнадцать. Ранняя шлюшка.
Может, и ранняя, но не шлюшка. Мой ангел Агнес — она начала в двенадцать.
Не слабо, босс!
Я же говорю — вашему поколению мнится, что это вы изобрели секс. Впрочем, рекорд принадлежал не Агнес — я помню девочку из начальной школы, которая дала, как ты говоришь, в одиннадцать — и при этом оставалась любимицей учителей и отличницей воскресной школы… Моя милая Агнес была такой же — она просто не видела в сексе ничего грешного…
Но в сексе и нет ничего грешного!
А разве я сказал, что есть? Правда, поначалу я чувствовал себя не в своей тарелке… ей было шестнадцать, мне — двадцать, ее отец был проф по ветеринарной части, и я у него учился, меня пригласили на ужин в воскресенье — и представляешь, прямо в гостиной, на диване… я даже испугался.
Кого? Родителей?
Ну да. Они только-только поднялись наверх и еще не легли… а кроме того — возраст. В те времена выходить замуж можно было лишь после восемнадцати. Впрочем, даже не это… Я просто не ожидал.
И что?
Я не предохранялся. А мне был еще год до диплома, да и потом работа не маячила… и вообще — жениться меня не тянуло никогда.
Ничего не понимаю. Предохраняться — это дело девушки. Потому-то я и чувствовала себя дурой, когда попалась. И мне даже не мерещилось, что из-за этого парень должен на мне жениться… Когда я сказала родителям, они меня отругали, потому что пришлось платить штраф. А о замужестве и речи не шло. Меня даже не спросили, от кого я понесла…
А сама-то ты знаешь?
Ну… более или менее. Было так: наша баскетбольная команда, тренер, учитель гимнастики и нас трое, болельщиц, поселились в одном отеле. Потом взрослые ушли в город, а мы стали отмечать победу. У кого-то оказалась травка. Ну, марихуана. Я зобнула два раза и больше не стала — джин с имбирным элем мне нравились куда больше. Ничего делать я не собиралась, потому что моего парня там не было, а я была привязана к нему… Но когда наша капитанша — в команде болельщиков тоже есть капитаны, ты знаешь? — начала раздеваться… что оставалось делать? Я посчитала в уме, получалось, что еще два безопасных дня у меня есть… Меня никто не заставлял, я все сделала сама… никаких цветов, втоптанных в грязь… В чем я могла обвинить парня?
Но твой ребенок, Юнис? Мальчик? Или девочка? Сколько ему лет? Двенадцать? Где он?
Не знаю… Я подписала отказ — чтобы отец мог получить назад деньги, которые… Это несправедливо: он еле наскреб эти пять тысяч, а всякие на вэлфэре рожают бесплатно и даже могут делать аборты…
Юнис, ты не ответила. Твой ребенок?..
Мне сказали, что он родился мертвым. Но они всем так говорят. Чтобы потом не искали…
Подожди. Деньги возвращают, если ребенок действительно погиб или был усыновлен. Твой отец получил их назад? Что он говорил?
Я не спрашивала. Это было… очень личное. Я переболела «ревматической лихорадкой» и никогда не разыскивала ребенка. В восемнадцать лет мне выдали лицензию на троих…
Это косвенное подтверждение того, что он жив. Мы вполне можем найти его.
Молчание.
Юнис?
Лучше не надо. Что умерло, то умерло.
Ты не хочешь детей?
Я о другом. Ты любил своего сына, хотя и знал, что он не от тебя — и это правильно. А в моем случае… где-то живет ребенок, которому я — чужая. Никто. Стократно никто — ведь меня же убили.
Юнис! О, дорогая!
Видишь сам — ничего не получается. Даже если мы найдем малыша, мы не сможем сказать ему, что я жива… потому что тогда нас опять привяжут, и уже навсегда. Но мы можем обзавестись твоим ребенком… Расскажи мне еще про Агнес. Она правда была похожа на меня?
Да, очень. Если бы я верил в переселение душ, я бы решил, что в твоем образе ко мне вернулась Агнес.
А ты не веришь?
Нет. А ты?
Тоже нет. Хотя почти все мои друзья верят. А я… у меня просто нет своего мнения. Впрочем, теперь мне, наверное, стоит его заиметь. Когда тебя убивают, а ты почему-то не умираешь — наверное, надо по-новому взглянуть на эти вещи. Ты же не считаешь, что я — всего лишь продукт твоего воображения?
Йоханн не нашел ответа.
Можешь признаваться, босс, я все равно не обижусь. Я знаю, что я существую, — и это перевешивает все доказательства. Тем более что нашу главную проблему мы так и не разрешили…
Какую?
Да утку же!
О, дьявол!
Расслабься, босс, надо привыкать.
Да не собираюсь я привыкать к ночным горшкам! Слушай, Юнис, ванная за дверью — неужели мы не сможем сделать пять шагов?
Лучше вызови сестру, пусть принесет утку. Потому что без разрешения доктора Гарсиа она нас туда не поведет, а доктор Гарсиа потребует, чтобы вызвали Джейка, а пока прибудет Джейк, мы уже уплывем…
Юнис, ты ужасная. Ладно, давай позвоним…
Босс, а не попробовать ли нам убрать этот поручень?
Я боюсь, что мы просто не дойдем… я ведь уже год не ходил.
Да, но это было до того, как ты получил это, пусть и секонд-хэнд, но почти-как-новое, после капитального ремонта, тело.
Думаешь, дойдем?
По крайней мере, доползти сможем.
Тогда — вперед!
Но сначала надо опустить эти треклятые поручни…
С поручнями пришлось повозиться. Конечно, мрачно думал Йоханн, пытаясь дотянуться до замков, если бы это было легко — значит, конструкция ни к черту… Наконец замок поддался.
Ну как, партнер?
Безупречно! Теперь, держась за край кровати, спускай ноги…
Йоханн встал, держась за поручень. Голова кружилась, все тело дрожало.
Все плывет…
Еще бы! Ладно, давай лучше ползком. И — тихо-тихо! Потому что, если Винни услышит, нас до конца дней будут кормить через решетку.
Ползти мешал халат. Пришлось повозиться, развязывая узлы на шее и спине. Йоханн поразился гибкости рук. Наконец, освободившись от мешающей тряпки, он дополз до двери в ванную и забрался на унитаз.
Ну, все…
Господи, хорошо-то как!.. Обратно попробуем на ногах? Или подзовем кресло?
Ноги держали, и голова не кружилась. Ходить было легче, чем когда-либо за последние двадцать лет. И все же… следовало быть поближе к перилам, предназначенным для старика, всегда боявшегося упасть. По перилам она дошла до трельяжа…
