Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том III (СИ)
— Из моды, мой друг, выходит всё. В одну моду нельзя войти дважды! — Бася был и вне игры доволен своим остроумием. — Разве достойно просвещённого человека ежедневно дурманить свой разум?
— Если слишком его оттачивать, он надломится.
— Значит, нужно не только оттачивать, но и укреплять!
Плеть вздохнул и позволил себе расслабить слух. Рябь воздуха всё равно ловилась телом, тело готово было подскочить в любой момент. Он не знал, грозит ли им опасность. Четвёртый Патриархат ни о чём не спросил, не потребовал подтверждений. Но Зрящих ловил и сверял каждое слово, а Тепловодищев горазд был поболтать про Европы. И почему все они представлялись без титулов? Следовало ли Басе на это отреагировать?
Что делать Плети, когда Бася оступится? Он знал, как защитить в драке или на суде, но не в этой банке с гадами. Плеть мог только следить, приглядываться, ждать, но чего? С каждым словом они оба только глубже вязли в мохнатых лапках, холёных ручках, тонких перчатках, учтивых улыбках. Скоро станет нечем дышать.
И тогда Бася оступится.
Это вновь обратная сторона препоручения своей свободы другому человеку. Ты отдаёшь ему право решать, и тем себя связываешь. А связанному труднее сражаться. Бася отказался продумывать действия на случай неудачи. Сказал, что всего не предусмотришь, а сочинять возможные беды — только звать их на свою голову. Но Плети было бы легче, если бы они всё же заготовили план бегства.
Выскакивая из кареты, Бася по-таврски чиркнул мизинцем по большому пальцу.
Плеть был бы рад, если б его самого успокаивали простые жесты.
Но пока что Бася не оступился. У него интересовались, где мадам Армавю, и он доверительно сообщал: во Франции, и хорошо б ей подольше там и оставаться, стерве. Его расспрашивали о последних веяниях европейской моды, и он без зазрения совести их сочинял. Он мимолётно поминал европейского бога и пересказывал слова настоящего мсье Армавю о прелестях пилюль. Запнулся Бася, лишь когда средний Асматов, Аркадий Ванович, пригласил его на смотр Резервной Армии.
— Вы ведь известный почитатель военного дела как искусства, — напомнил он, оглаживая такую же, как у сына, аккуратную бородку. — Я знаю, в Европах сильно убеждение в том, что росы понимают его дико, но это не так. Напротив! Думаю, вам будет приятно увидеть, что Резервная Армия всё дальше отходит от неизбежной для солдат агрессии и всё ближе оказывается, скажем, к спорту… К воспеванию красоты владения телом, но не ради жестокости. Мы, к слову, уделяем самое пристальное внимание их образованию…
У Баси не было ни малейшего желания отправляться на смотр Резервной Армии. В Резервной Армии служил граф Александр Метелин.
Но у мсье Армавю такое желание наверняка возникло бы, и поэтому Бася сделал то, что делал всегда. Напал.
— Мне начинает казаться, что у нас здесь светский раут, — недовольно протянул он, — не хватает прелестниц и танцев. Господа, я готов смириться с тем, что отдых и стол с дороги всенепременны, но смотр? Я прибыл сюда по делу, а в Петерберге меня ждёт своя армия. Не слишком спокойная, хочу заметить. Не пора ли нам перейти к серьёзной беседе?
Перезвон приборов немедленно оглох. Все здесь ждали этих слов.
— Самое время, — высказался первым Жуцкой. — Петерберг не единственный город, где разгорелись в последнее время недовольства, но без преувеличения самый загадочный. До нас доносятся совершенно кошмарные пересуды — будто там буквально-таки убили Городской совет…
— Во что непросто поверить, — поспешил смягчить его прямоту Зрящих. — Я сам только что вернулся из Кирзани. Там, будем откровенны, бунт, настоящий рабочий бунт, и там действительно погиб один из членов Городского совета… Весть об этом мгновенно разнеслась по соседним городам, почему мы и поспешили действовать. К счастью, выяснилось, что трагическая эта смерть была случайной, она просто совпала по времени с волнениями, но почти не имела к ним касательства. Но я хочу заметить, что сведения подобного рода не могут долго оставаться тайной или пересудами, такие преступления не скроешь.
Если у вас нет хэра Ройша, хмыкнул про себя Плеть.
— Это, конечно, немыслимо, но Петерберг — город своеобразный, наделённый, прямо скажем, известной спецификой, — прогудел во главе стола Памажинный. — Не томите же, мсье Армавю. Каково положение в Петерберге?
Бася выдержал хрустальную паузу.
— Так вы ожидаете от меня отчётов? Я, господа, приехал не за этим. В первую очередь мне нужно согласие Четвёртого Патриархата на то, чтобы признать хэра Людвига фон Штерца не вышедшим из должности наместника в рамках стандартной юридической практики, а уволенным с этой должности по причине некомпетентности. Это снимает с меня ответственность за его возвращение на родину — а возвращение оное сейчас затруднительно. Что же касается некомпетентности… — он развёл руками. — Да, в Петерберге бунт. Я крайне удивлён, что вы до сих пор не послали туда официальное представительство.
— Неужто кого-то в самом деле убили? — с показным испугом, но очень жадно спросил Тепловодищев.
— Разумеется. А вы думаете, Пакт о неагрессии исключает убийства? Ах, мой наивный мальчик! — Бася ничуть не смущался тем, что граф Тепловодищев его лет на десять старше. — Увы, никакой Пакт не может полностью искоренить людские пороки. Но учение о прогрессе гласит, что на проблемы не следует закрывать глаза — их следует сперва осознавать…
— При всём уважении, — перебил Асматов-младший, — так какова же ситуация? Кто и кого именно убил? И как Петербергу удалось это скрыть?
— Военные сняли и арестовали Городской совет. Некоторых его членов расстреляли.
— И хэра Штерца, если я верно понял ваш намёк? — уточнил величественный Асматов-старший.
«Следите за Асматовыми, — твердили Золотце и хэр Ройш. — Дочь старшего из них, сестра среднего и тётка младшего замужем за главой петербержского наместнического корпуса, господином Туралеевым».
Все трое Асматовых сочились благородством — своим у каждого, но единым. У них были свежие лица с правильными чертами, скромные по патриаршим меркам одеяния и хорошая осанка.
— Вы поняли верно, — кивнул Бася, и Четвёртый Патриархат ахнул.
— Преступление! — бухнул некий косматый старик. — Нужны, просто-таки необходимы скорейшие меры!
— Позволю себе согласиться с уважаемым графом Дубиным, — пробормотал Зрящих. — И вы взяли на себя ношу управления этим городом? После такого…
— Quelle… Ваши слова глубоко оскорбительны, — сверкнул сапфиром на горле Бася, — и столь же бесчеловечны. Это слова неумёхи, задающегося вопросом о том, нужно ли лечить больного. Да! Да, господа, Петерберг болен! Тем нужнее ему рука умелого хирурга — моя рука. Охрана Петерберга совершила преступление, и за это преступление её будут судить. Но не раньше, чем мы убедимся в том, что иных преступлений не свершится. Не раньше, чем установим порядок. Если цена этого порядка в том, чтобы перенабрать Городской совет, чтобы подправить законы — что ж!
— Перенабрать Городской совет? Подправить, как вы выражаетесь, законы? — оживился Жуцкой. — Не сильно ли вы хватили?
— Я ничего не хватал. Эти процессы уже начались — без моего ведома и без моей воли, силою некомпетентности хэра Штерца. Моя же задача — и ваша; наша задача, задача скромных слуг народа, состоит в том, чтобы эти процессы обуздать и направить в русло развития и процветания.
— Значит ли это, — вкрадчиво спросил Жуцкой, — что вы готовы объясниться с Европами по вопросу печальной для всех нас кончины хэра Штерца?
В Басе тёплой жилкой забилось понимание.
— Опасаетесь санкций? — пропел он. — Оставьте! Европы уже извещены. Ни я, ни вы не можете нести ответственности за некомпетентность этого человека — человека достойнейшего, но слишком, увы, мягкого… Ах, и не путайте с мягкостью учение о прогрессе. Оно подразумевает ясность, но не попустительство.
— Следует ли предположить, что у Петерберга есть требования? — осведомился Асматов-средний.
— У Петерберга есть новая власть — новый Городской совет. Весьма… как это по-росски? Излагающий весьма связные требования, вы правы. И я думаю, что в интересах Четвёртого Патриархата было бы их выслушать.
Все снова загалдели.
— Что ж, — мелодично прожурчал Тепловодищев. — Полагаю, это разрешает наш затянувшийся многими заседаниями спор о необходимости инспекции.
Бася снова сверкнул — но теперь уже не сапфиром, а своими, Басиными, глазами.
— Однозначно, — улыбнулся он. — Об инспекции не может быть и речи. — Чтобы перекрыть новую волну гвалта, Басе пришлось поднять ладонь. — Опомнитесь! Какая инспекция? Или вас не учили тому, что с сумасшедшими нужно быть предельно серьёзными?
— С сумасшедшими? — Зрящих почти не потрудился скрыть раздражение. — Вы только что сказали, что их требования-де весьма связны.
