Виталий Вавикин - Лики звезд
Она заставила себя вспоминать Илию. Тело заныло. Чертовы таблетки! Почему они так быстро закончились?! Но ведь они были ей нужны, чтобы отвлечься! Молли вспомнила Дорина. Почему с ним ей были не нужны таблетки?
Холодный пот покрыл тело. «Ты лучше, чем о тебе говорят», – вспомнила Молли слова Илии. «Да что ты знаешь?!» – разозлилась она, посмотрела на реку. Может быть, снова переплыть ее? Нет. Нельзя. Она не одна. Здесь Эш…
– Что рисуешь? – спрашивает девочка. Далекая и нереальная, как сон, который снится кому-то другому. – Молли?
– Что?!
– Почему ты нарисовала, что дерешься с папой?
– Я? – Молли смотрит на свой рисунок, но не помнит, как рисовала его. Детали драки. Кровь из прокушенной руки. Растрепанные волосы. Полевые цветы. Безумные голубые глаза. Грязное обнаженное тело. Ее тело. – Черт! – Молли пытается закрыть рукой пикантные подробности. Акварель размазывается под ладонью, уничтожая женские бедра.
– Я думаю, папе не понравится этот рисунок, – говорит девочка.
– Конечно, не понравится! – Молли срывает с мольберта лист. Сминает его, рвет, выбрасывает в реку.
– Молли? – растерянно зовет Эш.
– Мы уходим.
– Молли?
– Что?!
– Ты разве не посмотришь мои рисунки?
– Потом!
– Но, Молли…
– Я сказала: потом! – она пытается собрать мольберт. – Да на кой черт он мне сдался?!
– Молли!
– Мы уходим. Домой, – она хватает Эш за руку. – Да шевелись же!
– Ты пугаешь меня.
– Пугаю? – Молли вздрагивает, останавливается, садится на корточки и пытается успокоить девочку. – Все хорошо.
– Правда?
– Конечно, – она сжимает кулаки, протыкая ногтями ладони. – Мне просто срочно нужно домой. Понимаешь?
– Нет, но раз нужно…
– Спасибо, – Молли заставляет себя не бежать. – Только, пожалуйста, не спрашивай меня больше ни о чем. Не сейчас.
Глава сорок седьмая
Илия. Он встречает их, стоя на веранде. В руках малярная кисть. У ног банка зеленой краски.
– Я хоть и не художник, но кое-что… – он смолкает, вглядываясь в залитое потом лицо Молли. – Иди в дом, Эш!
– Но папа!
– Иди в дом! – Илия слышит, как дочь хлопает дверью. Смотрит на Молли. – Это опять началось, да?
– Не спрашивай.
– Не спрашивать?! – он роняет молярную кисть, но даже не замечает этого. – Я поверил тебе! Доверил свою дочь!
– С ней ничего не случилось.
– Молли!
– Я устала! – она запускает пальцы в слипшиеся от пота волосы. – Господи! Как же ты не понимаешь?! – Злость. Она распускается в сознании. Набухает дьявольскими цветами обиды и непонимания.
– Что я должен понять?!
– Думаешь, это так просто? Взять и бросить все, что было, ради девчонки, которая никогда не нарисует ничего, кроме уродливой бабочки? Ради мужика, который видит в тебе все что угодно, кроме того, что есть на самом деле? Ты хоть представляешь, какой была у меня жизнь?! Представляешь, чем я жила?!
– И ты называешь это жизнью?
– Да! – Молли чувствует, как слезы подступают к горлу. – Черт! Черт! Черт! – она закрывает руками лицо. Воспоминания. Как избавиться от них? Как сделать так, чтобы они больше никогда не появлялись?
– Молли! – Илия хватает ее за руки, потому что она пытается выцарапать себе глаза. На левой щеке кровоточит царапина. – Что ты делаешь, черт возьми?!
– Не хочу! Не хочу! Не… – Молли захлебывается рыданиями. Прижимается к Илии, пытаясь освободить руки. – Мне плохо.
– Я знаю.
– Нет. Не знаешь. Ты ничего не знаешь!
– Успокойся.
– Я не могу! – Молли всхлипывает. – Отпусти меня, – она смотрит на него заплаканными глазами. – Отпусти, черт возьми! – кричит, заставляя подчиниться. Отходит в сторону. Думает. – Будет только хуже, – шепчет она. – Только хуже…
Илия молчит.
– Скажи хоть что-нибудь!
– Что?
– Не знаю…
– Хочешь уехать?
– Куда?!
– В город. Домой. К дилеру, у которого покупаешь свою отраву?
– Отрава? – Молли смеется.
– Твои таблетки! – теряет терпение Илия. – Твои чертовы таблетки! Где ты их хранишь?
– Нигде, – Молли оглядывается. Видит, как Эш выглядывает в окно, наблюдая за ними. Заставляет себя успокоиться. – Это были последние, – она вспоминает крышу. Вспоминает плывущие внизу облака. – Я не думала, что будет после.
– После чего?!
– После того как прыгну, – она опускает голову. – И не кричи. Твоя дочь смотрит на нас.
– Дочь? – Илия чувствует, как голова снова начинает идти кругом. – Черт.
– Помоги мне.
– Что?
– Я не хочу больше прыгать, Илия.
Перед глазами снова плывут рисунки Кузы. Отчаянные, безнадежные.
– Не хочу больше быть высшей. Пожалуйста. Дай мне шанс.
– Шанс?! – он истерично смеется.
– Черт! Разве я много прошу?!
– Да ты даже не понимаешь, о чем просишь!
– Значит, больше не хочешь меня?
– Да причем тут это?! Причем тут я? Как ты не поймешь, Молли? Дело в тебе!
– Я знаю.
– Ничего ты не знаешь!
– Пожалуйста. Я же ни о чем еще тебя не просила, – она подходит к нему, сдерживая дрожь. – Не отталкивай меня.
– Да ты сама всех отталкиваешь, – говорит Илия, но злость пропадает.
– Так помоги мне. Совсем немного.
– Как?!
– Твой знакомый. Доктор Кусум.
– Ты не сумасшедшая!
– Я говорю не о лечении.
– Таблетки?
– Совсем немного. Только чтобы снять эту чертову боль, – она пытливо вглядывается ему в глаза. – Пожалуйста. Я правда больше не хочу этого. Не хочу стать Кузой. Не хочу повторить ее судьбу. Дай мне шанс. Всего один шанс.
Илия молчит. Это ожидание тянется, кажется, целую вечность.
– Я возьму с собой Эш.
– Я понимаю.
– Без тебя. Ты будешь ждать нас здесь.
– Ждать? – Молли пытается вспомнить потраченное на дорогу время. – Я не смогу.
– Придется.
– Ты не понимаешь, – она нервно заламывает руки. – Если я останусь одна. Если… Я не дождусь тебя. Я не вынесу этого. Пожалуйста. Я буду молчать. Эш ничего не поймет.
– Нет.
– Тогда оставь ее в доме. Закрой двери и…
– Молли.
– Не оставляй меня!
– Первый и последний раз, – сдается Илия.
– Спасибо.
– Иди в ялик и жди меня.
– Спасибо, – она идет по цветочной поляне, глядя себе под ноги. – Спасибо. Спасибо. Спасибо. Спасибо…
Глава сорок восьмая
Чистое, безоблачное небо за окнами ялика.
– Тебе лучше? – спрашивает Илия.
– Немного, – Молли лежит на заднем сиденье, вглядываясь сквозь панорамную крышу в голубую даль.
– Может быть, тогда и не стоит ехать в город?
– Это ненадолго, – Молли шмыгает носом. – Ты просто не знаешь, на что это похоже. Не знаешь, что это.
– И давно?
– Года три.
– После центрального парка?
– Почти.
– Из-за отца?
– Из-за всего, – Молли закрывает глаза. – Сначала рухнули надежды. Потом ушел Дорин. Ушел сразу, как только газеты линчевали меня за созданное. Отец умер, так и не ответив ни на одно мое послание. Может быть, нужно было встретиться с ним, но я не смогла. Ждала и ждала, когда все образуется, откладывала, а потом позвонил Кауфман и сказал, что отца больше нет. Хак пытался помочь мне. Поддержать. Но знаешь, иногда можно сказать тысячу слов, ни одно из которых так и не окажется нужным. И это не его вина. Просто я, наверное, не хотела его слушать. Ходила по улицам и вспоминала Дорина. Думала о нем. Надеялась, что он узнает. Придет. Мне казалось, что ему не нужны будут слова. Просто его присутствие. Просто осознание, что он где-то рядом. Со мной. Как раньше. Обнимает меня. Целует. Вытирает слезы с моих щек. Не жалеет меня, а просто… Просто… Глупо, наверное. Никто не верит в этом городе в любовь. Никто не верит, что люди могут подходить друг другу, дополнять друг друга, нуждаться друг в друге. Словно левая рука, которая моет правую, и наоборот. Никто ведь не думает об этом, пока не потеряет эту руку. Никто. Даже я. Знала, но не верила. Даже мои родители. Когда была жива мать. А глаза не врут. Я думала, что не врут. Бежала к Дорину и боялась своих чувств. Вспоминала его и не верила тому, что помню. «Мы – то, что вокруг нас», – так говорил отец, приучая меня ценить старые книги и чтить высших. И я пыталась, но потом Гликен убедил меня, что это не так. Показал мне. «Ты можешь быть одной из нас», – сказал он, и я почему-то поверила ему. Не сразу. После Кузы и Кауфмана. После того, как оказалась в этом городе. Узнала его. Приняла правила города. Стала его частью. Хотя, может быть, всегда и была. Просто жила не здесь. Даже Хак, – Молли улыбается, не открывая глаз. – С Хаком было тихо и спокойно. Если бы не Дорин, то я бы, наверное, никогда не решилась отпустить его. Как старые книги в библиотеке, которые хранил отец. Никто уже не читал их, но никто не решился бы выбросить. Такие устаревшие. Такие далекие от действительности. Они ничего не знают. Не хотят знать. Вино, сигареты с марихуаной. Хак никогда бы не стал частью этой жизни и никогда бы не понял, что я уже давно ее часть. Я смотрела ему в глаза и ненавидела себя за то, что обманываю его снова и снова. Словно ребенок, которого ты можешь предать, но не можешь бросить. Твой ребенок. К которому можно прижаться, горюя о чем-то. Но которому никогда не сможешь объяснить причину своих печалей. Даже если он вырастет. Неважно. Он все равно останется твоим ребенком. Поэтому я искала Дорина. Обижалась за то, что он ушел, но искала. Искала, пока не умер отец. После что-то сломалось. «Ты же умная девочка, – сказала Куза. – Сама понимаешь, что любовь – это миф». Тогда и появился перкодан. В отчаянии и боли. Не ради будущего, а ради того, чтобы сбежать от прошлого, в котором осталось все, во что я верила. Все, что любила. А здесь… Здесь уже ничего не было.
