Вера Крыжановская - Законодатели
Впрочем, человек может привлечь на себя излишек первородной материи подвижничеством, созерцанием, самоуглублением и особенно вибрацией молитвы и экстазом. Тогда человеческая машина притягивает и поглощает сильное течение благодатной силы, которая изливается на него как бы огненным дождем, нервная система его содрогается, а иногда у человека делается даже головокружение, когда в его тело, ауру и мозг внедряются живительные капли, дающие ему огромную силу и озаряющие его астральным светом.
Так бывает с людьми посвященными, но смертными, и святыми, которые во время восторженной молитвы проникаются этой действительно божественной силой, потому что она исходит от Всемогущего; они приобретают возможность совершать чудесные исцеления и даже, обновляя жизненную сущность, воскрешать тех мертвых, астрал коих еще не совершенно отделился от тела. Недаром говорят, что молитва помогает и врачует душу и тело. Но необходимо, чтобы молитва творилась с верой и силой, ибо тогда только образуется химический состав, привлекающий благодать, которая является целительным бальзамом как для молящегося, так и для того, за кого молятся.
Посвященные действуют также при помощи формул, составляемых ими так, чтобы получился желаемый химический состав. Чем выше их познания, тем шире и сложнее способы применения ими первородного вещества, – тем могущественнее борьба, которую они могут выдерживать со страшной силой, непрерывно борющейся с первородной материей. Я хочу сказать о разрушительной силе, которая разъединяет и разлагает все, что первая соединяет и собирает.
Две силы оспаривают друг у друга Вселенную и никогда ни та, ни другая не может победить. Материя, объединяющая клеточки, дающая им жизнь и заставляющая работать, восходит золотой и сверкающей спиралью кверху; ток, разрушительный, разъединяющий и разлагающий, нисходит также спирально, но темный и тяжелый, пытаясь уничтожить животворный ток.
Великие правящие Вселенной законы – ясны и просты, как божественная мудрость; только невежество людское окутывает мраком причину вещей. На незыблемом основании этих законов зиждется все мироздание, и работают великие служители Предвечного, исполнители Его воли.
А простейшая и самая доступная часть законов этих известна непосвященному человечеству, но вместо того чтобы пользоваться, оно злоупотребляет ими, а злоупотребление неизбежно влечет за собой страдания и смерть, – закончил Дахир, отпуская ученика, который вышел взволнованный и озабоченный тем, что услышал.
Глава шестая
Не оглянувшись даже на город магов – приют мира, согласия и научного труда, – пустился Абрасак в пространство. Над головой сверкало звездами далекое небо, а под ногами стлались обширные равнины и темные леса заповедных областей. Там коснели еще в невежестве дикие народы, и в дупле их дремали пока все страсти, которые ему суждено было пробудить; как гений зла и вражды, ради удовлетворения своего тщеславия, нарушит он покой мирных орд, вызовет кровавые столкновения и натравит друг на друга тучи этих муравьев.
Крылатый дракон быстро рассекал воздух, и давно уже заповедный рубеж остался позади, но Абрасак все продолжал свой полет, увлекаемый бессознательным желанием быть как можно дальше от магов, которых он изменнически покинул.
Наконец дракон его стал уставать, и Абрасак решил спуститься.
Солнце всходило, и он увидел, что очутился в долине, окруженной высокими лесистыми горами. Мрак, как он назвал своего дракона, сел на небольшой площадке, заросшей густой травой. Абрасак сошел на землю и, заметив вблизи вход в пещеру, наполовину затянутый ползучими растениями, тотчас же вошел в нее. Пещера оказалась просторной. В ней было много воздуха, почву устилал густой, мягкий мох, а из стены бил источник, тонкой струйкой протекавший по пещере и сквозь каменистую расщелину падавший в долину.
Неподалеку от входа росло несколько плодовых деревьев; Абрасак нарвал плодов и нашел их превосходными, а потом достал из пакета хлеб и сыр.
Окончив скудный завтрак и будучи утомлен, он улегся на мху, подложив под голову плащ, и скоро уснул.
Было уже довольно поздно, когда он проснулся. Убедившись, что Мрак спокойно пасется на лужайке и радостно захлопал крыльями, увидав его, Абрасак вернулся в пещеру, опять лег на траву и задумался.
Он – свободен, путь к приключениям и удовлетворению тщеславия был открыт, и до сих пор ничто не указывало на погоню магов; но это могло еще все-таки случиться, и в глубине души его затаилась тревога.
Несмотря на огромные познания и приобретенную магическую силу, он сознавал, что наряду с великими Посвященными он – пигмей, а те располагали силами, могущими всюду поразить его, и он видел изумительное действие этих сил, хотя ему и не были известны тайны управления ими. Но все равно, убить его они не могут потому, что он бессмертный. Так как время шло и ничего угрожающего, по-видимому, не проявлялось, то у него появилась мысль, что маги, гордясь своим могуществом, просто пренебрегли преследованием и наказанием его. И он злобно усмехнулся: дорого же заплатят они за это надменное отношение к нему.
Он был ослеплен безумной страстью, и в душе его не проснулись ни любовь, ни признательность к тем, кто его спас, научил и вооружил знанием, которым он хотел воспользоваться им во вред; а при воспоминании о Нарайяне с Уржани кровь бросилась ему в голову, и лицо густо покраснело.
Усилием воли преодолел Абрасак внутреннюю бурю. Ему следовало действовать, а не мечтать, и для скорейшего достижения цели нельзя было терять драгоценное время.
Когда заходившее солнце залило пурпуром и золотом вершины гор, план его уже был готов, но надо было дождаться ночи, чтобы привести его в исполнение.
Он был одинок, а для успешного осуществления намеченного нужны помощники вполне разумные, могущие понимать и выполнять его приказания. Но где их взять? Между привезенными землянами это было бы возможно, но те для него недосягаемы… Тем не менее, по зрелому размышлению, хитрый и смелый ум опасного волшебника нашел разрешение задачи.
Подкрепясь скромной едой, он решил посвятить остаток угасавшего дня осмотру местности и, следуя по течению ручья, спустился в долину, где увидел большое озеро, скрытое раньше окружавшими его скалами. Неподалеку от берега он обнаружил вторую пещеру, менее просторную, чем занятая им, но которая показалась ему удобнее для намеченного дела. Не теряя времени, начал он свои приготовления и для этого сходил за всеми необходимыми ему вещами.
Прежде всего он достал красную скатерть с вышитыми на ней каббалистическими знаками и накрыл ею кучу собранных ранее камней, а вокруг установил в виде треугольника три красные свечи; затем на маленькую жаровню он положил ароматические травы и, наконец, в хрустальную чашу налил вина. У входа в пещеру он повесил металлический колокол, отливавший всеми цветами, и к его языку привязал веревку. Сделав это, он стал выжидать нужное время по маленьким, висевшим на золотой цепочке часам, подаренным ему Нарайяной.
С приближением полуночи он достал из принесенной коробочки флакон с первородной эссенцией и влил несколько капель ее в чашу, вино в которой вспыхнуло; а потом, когда он закрыл чашу, содержимое ее приняло вид жидкого огня. После этого Абрасак разделся, надел на шею красную эмалированную звезду и талисман в виде нагрудного знака, а на камень подле себя положил открытую книгу заклинаний.
Подняв над головой семиузловый жезл, он начал кружиться до тех пор, пока на конце жезла не появилось красное пламя, которое и зажгло свечи. Тогда Абрасак поклонился на четыре стороны и мерно затянул песнь, сопровождая пение в определенные промежутки звоном колокола. Вскоре небо покрылось темными тучами и разразилась сильная гроза; гром гремел, яркая молния прорезала мрачное небо, вода в озере словно кипела, и на косматых волнах его, с грохотом разбивавшихся о скалы, плясали блуждающие огни. Но властный и звучный голос Абрасака покрывал шум бушевавших стихий; он продолжал звонить, произнося заклинания, и на темном небе молнии вырисовывали теперь геометрические и иероглифические знаки.
Вдруг появился зеленоватый свет, и на его белесоватом фоне обрисовались четыре странные фигуры. Одна была красная, как из раскаленного металла, с большими огненными крыльями; вторая сероватая, туманная, с волнующимися крыльями, неопределенными очертаниями и светлой, голубоватой звездой; третья зеленоватая, с темным отливом, волновалась словно море, и на голове ее был венец, напоминавший гребень волн; наконец, четвертая, приземистая, черноватая, как бы испещренная багровыми жилами, носила на голове повязку, украшенную рубинами, изумрудами и аметистами, а посредине повязки как будто горел
яркий огонь. На призыв могучего чародея явились четыре гения стихий.
