Чайна Мьевиль - Город и город
Она ничего не сказала.
— В машине у меня сложилось впечатление, что ваш муж не совсем ясно представляет себе, как оно здесь устроено, так что скажите, миссис Джири, не пошло ли что-то не так? Неужели он не понял наших… советов? Как мои люди не увидели, что он уходит? Куда он направлялся?
Вид у неё был такой, словно она может расплакаться, потом она взглянула на своего лежавшего навзничь мужа, и её поза изменилась. Она выпрямилась и что-то сказала ему, чего я не расслышал. Миссис Джири посмотрела на меня.
— Он служил в ВВС, — сказала она. — Думаете, перед вами просто толстый старик? — Она прикоснулась к нему. — Вы никогда не спрашивали нас, кто мог бы это сделать, инспектор. Я не знаю, как это понимать, просто не знаю. Как сказал мой муж, вы что же, думаете, мы не знаем, кто это сделал?
Она стискивала в руках лист бумаги, сворачивала его, разворачивала, не глядя, убрала его в боковой карман сумки, вынула снова.
— Думаете, наша дочь не разговаривала с нами? Лишь-Кома, Истинные граждане, Национальный блок… Махалия боялась, инспектор. Мы ещё не выяснили, кто именно это сделал, и мы не знаем почему, но вы спрашиваете, куда он собирался? Он собирался выяснить. Я говорила ему, что ничего не получится — он не говорит на местном языке, не читает на нём, — но у него имелись адреса, которые мы нашли в Интернете, и разговорник, так что же, я должна была велеть ему не ходить? Не ходить? Я горжусь им. Эти люди ненавидели Махалию многие годы, с тех пор как она впервые сюда приехала.
— Вы распечатали адреса из Интернета?
— Сюда — я имею в виду, в Бещель. Когда она была на конференции. Затем то же самое с другими, в Уль-Коме. Скажете, нет никакой связи? Она знала, что нажила врагов, она сказала нам, что нажила их. Когда она заинтересовалась Оркини, то у неё появились враги. Стала исследовать глубже — врагов стало больше. Все они ненавидели её за то, что она делала. За то, что знала.
— Кто её ненавидел?
— Все они.
— Что она знала?
Она покачала головой и понурилась.
— Муж собирался это расследовать.
Чтобы не попасться на глаза моим сотрудникам, он вылез через окно ванной на первом этаже. Несколько шагов по дороге могли бы быть простым нарушением правил, которые мы для него установили, но он ошибочно перешёл из области штриховки в область альтернативную, ступил во двор, существовавший только в Уль-Коме, и Бреши, которая, должно быть, наблюдала за ним всё время, пришлось его забрать. Я надеялся, что ему не причинили чрезмерных повреждений. Если же да, то я уверен, что никакой врач по возвращении домой не смог бы определить причину его травмы. Что я мог сказать?
— Мне очень жаль, что так случилось, миссис Джири. Вашему мужу не следовало пытаться уклониться от Бреши. Я… Мы с вами на одной стороне.
Она внимательно на меня посмотрела.
— Тогда отпустите нас, — шепнула она после паузы. — Давайте! Мы можем вернуться в город. У нас есть деньги. Мы… мой муж сходит с ума. Ему надо вести поиски. Он просто вернётся. Мы приедем через Венгрию, через Турцию или Армению — есть способы, которыми мы сможем сюда проникнуть, вы же знаете… Мы хотим выяснить, кто это сделал…
— Миссис Джири, за нами сейчас наблюдает Брешь. Прямо сейчас. — Я медленно поднял ладони и развёл их в стороны. — Вы и десяти метров не одолеете. Что, по-вашему, вы можете сделать? Вы не говорите ни по-бещельски, ни по-иллитански. Я… Позвольте мне, миссис Джири. Позвольте мне для вас поработать.
Когда мистера Джири погрузили в самолёт, он был по-прежнему без сознания. Миссис Джири смотрела на меня с упрёком и надеждой, и я попытался ещё раз объяснить ей, что я ничего не могу сделать, что мистер Джири сделал это сам.
Других пассажиров было немного. Я гадал, где находится Брешь. Наша компетенция закончится, как только будут закрыты двери самолёта. Миссис Джири мягко поддерживала голову мужа, когда он раскачивался на носилках, в которых мы его несли. Когда чету Джири усаживали на их места, я показал свой значок кому-то из персонала.
— Будьте с ними помягче.
— Депортированные?
— Да. Серьёзно.
Он задрал брови, но кивнул.
Я прошёл туда, где посадили Джири. Миссис Джири не сводила с меня взгляда. Я присел на корточки.
— Миссис Джири. Пожалуйста, передайте своему мужу мои извинения. Он не должен был делать того, что сделал, но я его понимаю. — Я замялся. — Знаете… если бы он знал Бещель лучше, то смог бы, наверное, избежать попадания в Уль-Кому, а тогда Брешь его бы не остановила.
Она просто смотрела.
— Позвольте, я возьму это у вас. — Я встал, взял у неё сумку и положил на полку у неё над головой. — Конечно, как только мы узнаем, что происходит, получим какие-либо наводки, вообще любую информацию, я вам сообщу.
Она так ничего и не говорила. Губы у неё шевелились: она пыталась решить, то ли умолять меня, то ли в чём-то обвинить. Я поклонился на старомодный манер и вышел из самолёта, оставив их обоих.
Вернувшись в здание аэропорта, я достал лист бумаги, который вытащил из бокового кармана сумки, и взглянул на него. Название организации «Истинные граждане», скопированное из Интернета. Той самой, которая, как, должно быть, сказала ему его дочь, её ненавидела и в которую мистер Джири направлялся со своими альтернативными расследованиями. Адрес.
Глава 9
Корви ворчала, но в голосе у неё было больше покорности, чем пыла.
— Что всё это значит, босс? — повторяла она. — Разве Брешь не вызовут с минуты на минуту?
— Да. Действительно, тянут время. Уже всё должно быть готово, не знаю, из-за чего эта задержка.
— Так что за хреновина, сэр? Почему мы так с этим спешим? В ближайшее время за убийцей Махалии будет охотиться Брешь.
Я вёл машину.
— Чёрт. Вы что же, не хотите передавать дело?
— Очень даже хочу.
Итак…
— Я просто хочу сначала кое-что проверить, раз уж нам выпала эта нежданная отсрочка.
Она перестала на меня глазеть, когда мы подъехали к штаб-квартире Истинных граждан. Перед этим я кое-куда позвонил, чтобы проверить адрес: он совпал с тем, что был записан у миссис Джири. Попытался связаться с Шенвоем, моим знакомым, работавшим под прикрытием, но не смог, и полагался на то, что знал и что успел быстро прочесть об ИГ. Корви встала рядом со мной, и я видел, что она держит руку на рукоятке пистолета.
Металлическая дверь, заблокированные окна, но сам дом был — или когда-то был — жилым, а остальная часть улицы таковой и оставалась. Я подумал, не было ли попыток закрыть ИГ по обвинению в несоблюдении зон. Улица с её кажущимися случайными различиями между террасированными и отдельно стоящими зданиями выглядела заштрихованной, но это был сплошной Бещель, изменение стилей — лишь архитектурная причуда, хотя прямо за углом находилась заштрихованная область.
Я слышал, что, по утверждению либералов, это не просто ирония, что близость Уль-Комы даёт ИГ возможность запугивать противника. Конечно, как бы улькомане ни не-видели их, в физической близости они должны были на некотором уровне отмечать фигуры в военизированной форме, участки, проникнутые духом первенства Бещеля. Это, пожалуй, можно было бы счесть чуть ли не брешью, хотя, конечно, неполной.
Пока мы приближались, они толклись у входа, развалившись, покуривали, выпивали и громко смеялись. Их усилия контролировать улицу были столь неприкрытыми, что с тем же успехом они могли бы мочиться мускусом. Среди них была только одна женщина. Все не сводили с нас глаз. Они перекинулись какими-то словами, и большинство из них неторопливо прошли в здание, оставив нескольких у двери. Те разглядывали нас, затянутые в кожу и деним, а один, несмотря на холод, красовался в майке-борцовке, достойной его телосложения. Культурист, несколько человек с короткой стрижкой, а один имитировал старинную стрижку бещельских аристократов, этакий вычурный маллет[13]. Он опирался на бейсбольную биту — спортивный снаряд не бещельский, но как раз впору для того, чтобы его нельзя было задержать за «хранение оружия с намерением». Кто-то из них обратился вполголоса к обладателю стрижки, быстро забормотал в сотовый телефон, защёлкнул его. Прохожих было немного. Все, конечно, бещельцы, так что могли разглядывать и нас, и команду ИГ, что они и делали, хотя в большинстве своём чуть позже отворачивались.
— Готова? — спросил я.
— Да ну вас, босс, — пробормотала в ответ Корви.
Держатель биты покачал ею, словно от нечего делать.
В нескольких метрах от комитета по приёму я громко сказал по рации:
— У штаб-квартиры ИГ, Гьедарстращ, четыре-одиннадцать, как и планировалось. Связь через час. Код тревоги. Поддержка наготове.
Я быстро отключил рацию, прежде чем оператор мог бы отозваться: «Что вы такое несёте, Борлу?»