К востоку от полночи - Александр Иванович Сорокин

— Ой, мама! — Марина глянула в сторону остановки общественного транспорта, — Ладно, поехали вместе, всё дешевле будет.

Они сели в остановившийся «Жигулёнок» и поехали.

Утром Оленева никто не будил, он проснулся сам и сразу же прошёл в палату незнакомки.

Приборы показывали нормальный ход событий, правда, женщина была неспокойной, если так можно было назвать слабые попытки что—то произнести одними губами.

Веселов за столом делал записи в журнал.

— Привет! Как она — в порядке?

— Смотря в чьём порядке. Слава Богу, если не из рядов ЦРУ.

Юра недоумённо посмотрел на коллегу.

— Не стали тебя будить, но когда она заговорила, мой скудный умственный багаж позволил сделать вывод, что дама — иностранка.

Юра потряс головой.

— Ну, не по—русски говорит.

Оленев склонился на больной и громко, даже властно, приказал:

— Откройте глаза. Так, Хорошо. Вы можете говорить? Как вас зовут?

— Przepraszam… mosterdzie. Ja..brzydko rosumie.. po rosyjsku (Прошу прощения, милостивый государь, я плохо понимаю русский язык).

— Czy Pani jest Polka? Jak Pani sie nazywa? (Вы полька? Как вас зовут?)

— Tak. Elzbeta.. Mam na imie. (Да. Эльжбетой. Зовут.)

— Jak sie Pani szuje? Co Pania boli? (Как вы себя чувствуете? У вас что—нибудь болит?)

— Mam bole gluwy.. zawroty. (Голова болит. Кружится)

— To przejdzie. Niech Pani spij, to bedzie najlepsze dla Pani. To wszystko przejdzie. Spije!(Это пройдёт. Постарайтесь заснуть, вам будет легче. Спите.)

Женщина кивнула головой и заснула. Веселов слушал друга, разинув рот. Когда Оленев закончил говорить, Володька только головой помотал. Вошла Наташа.

— Грачёв проснулся. В полном сознании.

Первым из реанимации выскочил Веселов.

— Вот здесь остановитесь, возле газетного киоска, — Ирка, сидевшая впереди, командовала водителю, выглядывая в боковое окно.

У киоска выстроилась солидная мужская очередь.

— 67 —

— Мужики с утра за политикой выстроились. Не наелись дома, из телевизора, — проворчала она и замерла, — Ой, Маринка, рассчитайся, я мигом, там новый «Ригас Модес» появился! — и пулей рванула к киоску.

Марина и рта раскрыть не успела. Вздохнула и раскрыла сумочку.

— Мужчины, мужчины! Мне не надо газет, мне только один журнал мод, пустите даму без очереди!

Марина отдала водителю деньги, вышла, захлопнула дверцу и выпрямилась. Посмотрела вокруг, пожала плечами и вздохнула:

— Но я же на такси ехала!

В палате Грачёва уже были врачи. Он называл по имени всех, кого видел: жену, Веселова, Чумакова, медленно, словно их образы выплывали из тумана. Оленев вошёл последним, и Грачёв его не видел.

— Не вините Веселова, — сказал заведующий слабым голосом, — Что—нибудь получилось, Володя? Я спал?

— Да, Матвей, — сказала жена, — Ты просто спал.

— Дьявол! — внезапно хрипло и энергично выругался Грачёв, — Неужели ничего не получилось, чёрт меня побери?!

Веселов заморгал, зашмыгал носом и выскочил в коридор, захватив по пути Оленева. Он был по—мальчишески рад, буквально ликовал.

— Юрка! Если шеф начал ругаться, значит, всё в полном порядке!

— Хоть за шампанским беги. Надо же — мы победили!

— Шампанское хорошо, — согласился Веселов и серьёзно добавил: — Одна беда — не пью даже шампанского.

— Это с каких пор?

— Пять лет.

— Сколько тебя знаю, а никак не пойму, когда ты говоришь серьёзно, а когда шутишь. Ты же каждое утро с похмелья!

— Я же тебе говорил, что с дураков и пьяниц спроса меньше. Особенно в незапамятные запойные годы. Хочется вам видеть во мне шута горохового, да ещё алкаша в придачу — пожалуйста!

Он слегка надул щёки, осоловело взглянул на Оленева, искусно, в меру, икнул и, резко сунув руки в карман халата, сказал заплетающимся языком:

— Ф—фу, ну и набрался же я. Ей—Богу, в последний раз. Больше ни—ни!

— Артист! — восхитился Оленев, Ну, артист! Столько времени дурачить людей.

— Время такое, — Веселов мгновенно снял маску, — Играй плохого — поверят. Если наоборот — будут искать тайные грешки, а нет их — всё равно придумают. Я как с женой развёлся — враз отрезвел. Очень её любил. И с тех пор действительно — ни капли. Так что пойдём, тяпнем по рюмке компота.

— 68 —

В столовой они пили тёплый компот, жевали казённые пирожки и принимали поздравления коллег. Подошла Мария Николаевна.

— Вас дома не потеряли — участливо спросила она Юру, — Вы идите. Если что случиться, я пришлю за вами машину.

— Я пойду. Немного погодя.

— Сохраните это на память, — она протянула ему листки с расчётами, — Я была не права. Стандартное мышление действительно губит врача. Мне пора на пенсию.

— Я тоже многое понял за эти дни. Мне кажется, в нашей работе главное — не разучиться верить и надеяться. И уметь ждать… А домой идти я пока не могу: женщина разговаривает на польском языке, и никто у нас его не знает. Я должен дождаться.

Ночью женщина заговорила на русском языке, но с заметным акцентом. Назвала себя Марией. Эльжбетой была её мать, жена польского ссыльного. Они отбывали срок после подавления январского восстания 1863 года в Сибири. Отец умер давно, мама — два месяца назад. Ей очень тяжело одной в этом городе. С помощью наводящих вопросов Юра узнал свой город начала двадцатого века.

Ночь он снова провёл в ординаторской.

— Доброе утро, Маша! — приветствовал Оленев больную рано утром.

— Меня зовут Ира, — удивилась женщина. Она говорила совершенно без акцента.

— У вас в родне кто—нибудь носил имя Мария?

— Бабушка. Мама отца. Где я нахожусь?

— В больнице. Небольшой несчастный случай на улице. Всё обошлось, вы уже выздоравливаете.

— Почему я ничего не помню?

— Это бывает. Лучше скажите, где ваши родные?

— Мама? Должно быть дома. Ой, нет, она же уехала к сестре в деревню. А я… Я ехала на работу… Утром. Потом ничего не помню.

— В семь тридцать утра вы вышли на остановке «Магазин», — подсказал, волнуясь, Юра, — Сорок первый автобус. Так?

— Нет, что вы! У нас такой не ходит даже близко.

— Но я вас видел в этом автобусе! Запомнил ваше лицо. И сразу же узнал, когда в тот же день вас привезли в больницу. У меня хорошая память!

— Извините. Она вас подвела на этот раз, — проговорила женщина виноватым голосом и погладила его руку, — Я живу и работаю совсем на другом конце города. Сорок первый там не ходит.

«Да, и у меня конфабуляция, ложное воспоминание, — рассуждал Оленев по дороге домой, — Но почему я так чётко сопоставил образы этих женщин:

— 69 —

увиденную в окне, встреченную в автобусе и эту, случайно попавшую под трамвай? Да