Велосипед судьбы - Павел Сергеевич Иевлев
– Но мы же ничего не сделали! Я так и скажу на суде!
– Смешная ты. На суде говорит судья! «Нарушение общественного порядка, статья восемь, дробь двадцать два, часть третья, два года исправительных работ, следующий бледноглазый придурок!» – процитировал сосед со знанием дела. – Полторы минуты на каждого, а то на обед опоздает.
– А судья тоже, ну…
– Черноглазый? Здесь, знаешь ли, уже можно говорить свободно. Привилегия тех, кто на дне. Да, конечно, он из этих. Нормальные юристы в такой грязи не копаются.
– И полицейские все…
– Ты что, не разглядела? – хмыкнул он. – А кто, по-твоему, должен улицы топтать? Раньше сержантский состав был из наших, но, когда темноглазых начали повсюду целовать в их смуглые задницы, любой чернолупый воришка орал на суде, что при аресте его отдискриминировали по самые гланды, и все верили ему на слово. Наших полицейских лишали званий и пенсий, выкидывали из рядов… Остальные просто уволились. Одна радость, темноглазые такие раздолбаи, что и в тюрьме у них бардак. Даже не обыскали, прикинь? Хочешь курнуть? У меня есть косячок.
– Нет, я не курю. Я думала, травку курят только…
– Чернопырые? Ну, так-то да, но всякие хреновые привычки быстро расходятся. Ещё скажи, что вы, молодёжь, не слушаете этот чернопырский «бум-бум-бум», который они считают музыкой…
Василиса неопределённо пожала плечами, но сосед не ждал ответа. Ему явно было скучно и хотелось поболтать.
– Ты сильно не переживай, – сказал он, – подумаешь, на плантарь закатают. Хреново, конечно, что ты красивая, могут быть проблемы. Ну, понимаешь, какого рода. А так, сколько бы нам ни дали, готов спорить, что мы и полгода не просидим.
– Почему? – Василиса поправила голову Даньки на своих коленях.
Он всё ещё без сознания, бледный, но дышит ровно. Она периодически вытирает ему пот со лба, но он не чувствует.
– Потому что, девочка, оно дольше не простоит!
– Что?
– Да всё! С тех пор, как черноглазых насовали везде по квоте, вся жизнь пошла по смуглой линии. Я вот, знаешь, где работал, пока не замели?
– Где?
– На энергостанции, инженером по безопасности. Следил, чтобы реактор не пошёл в разнос и не спалил к хренам всё километров на полтысячи. А что было потом?
– Что?
– Привели черноглазого и сказали: «Бен, это твой напарник! Потому что у нас на станции квоты не выдержаны». А тот заходит в машинный зал, зенки свои чёрные выпучивает, и говорит: «А это чо ваще, блин? Покажите мне столовку и где отлить, а покурю я прямо здесь».
– И что вы сделали?
– Утёрся и дальше работал. А куда деваться? Зарплату, правда, подрезали, потому что зарплатный фонд один на всех, а черноглазым по квоте нельзя платить меньше, чем нам, даже если они рубильник от мобильника не отличают. Так и пошло – я работаю, а он сидит, курит и музыку слушает. И не поручишь ему ничего – во-первых, он ни черта делать не хочет, а во-вторых – не дай бог что-нибудь не то нажмёт. Это же реактор, не хрен свинячий.
– Обидно, наверное.
– Да не то слово. Если б он ещё молчал, то можно было бы держать за мебель, но ведь ему скучно было. И начал он до меня докапываться. Вот, мол, вы, голубоглазые, считаете, что мы тупые. Но, если мы тупые, то почему я тут сижу, а ты вкалываешь? Потому, говорю, и вкалываю, что ты тупой. Если тебя отсюда убрать, только воздух чище станет, а если меня – то вместо станции будет кратер отсюда и до горизонта.
– А он что? – Василисе было не очень интересно, но спать на твёрдой узкой лавке неудобно, голова Даньки отдавила бедро, и очень хочется писать. Но ещё не настолько сильно, чтобы усесться на унитаз у всех на виду. Болтовня соседа хоть как-то отвлекала.
– А он пошёл в комитет по правам чернолупых, их на каждом предприятии сделали. Кучка дармоедов, которые только и искали, до чего докопаться. При этом зарплаты у всех больше моей. Пошёл и заявил, что я его оскорбляю по меланиновому признаку, а ещё препятствую выполнению служебных обязанностей. Меня, натурально, вызвали. Захожу в кабинет, а там три наглых хари. Двоих я знаю – один раньше сортиры мыл, да и то паршиво. Второй вахтером был при шлагбауме – этот поумнее, научился нажимать кнопку «Поднять». А теперь сидят в костюмах, важные. Хотя всё равно укуренные, видно же. А третья не знаю, откуда взялась, – баба толстая. Может, бывшая буфетчица, а может, из профсоюза прислали. «Правда, – спрашивают, – вы вашему коллеге работать не даёте?» «Да он, – отвечаю, – вроде как и не рвётся. До обеда курит, после обеда спит. В этом я ему никак не препятствую». «А вот он пишет, что вы на прошлой неделе не разрешили ему увеличить выходную мощность, что не позволило перевыполнить план по выработке и получить премию». «Ого, говорю, он что, писать умеет? Это я его, выходит, недооценил. Прошу прощения. А насчёт того случая, так это ж реактор, а не трамвай. У него режим. И если мощность поднять, то охлаждение
