Гоар Маркосян-Каспер - Забудь о прошлом
— Разнеся все кругом? — возразил Дан.
— А ты представь себя на их месте. Представь себе, что днем и ночью за каждым твоим словом, каждым движением…
— Днем и ночью?!
Дан содрогнулся. Теперь понятно, почему в городе не видно детей. И почему палевиане не ходят друг к другу в гости. Возвратятся вечером домой, забьются каждый в свой коттедж и… И что они там делают? Смотрят телевизор? А есть ли у них телевидение? Бог весть. Есть какие-то экраны, но и только, передач членам экспедиции видеть не довелось, добиться того, чтобы схожий с земными мониторами пластиковый прямоугольник в их коттедже или других покинутых домах по соседству, хотя бы засветился, об изображениях и речи нет, они так и не сумели, наверно, это осуществлялось в централизованном порядке. Если осуществлялось. Палевиане держали закрытыми все окна и двери, так что и подсмотреть, как у них с этим телевидением, никак не получалось… Ладно, допустим, телевизор. А вне дома? Собственно, они вечерами практически не выходили, может, потому что возвращались с работы и прочих своих занятий поздно, перед самым наступлением темноты, а может, потому что идти было некуда? Театров или концертных залов засечь не удалось, картинная галерея была, как видно, заброшена… Что еще? Книг нет, музыка… Внезапно Дан понял, что не слышал на этой планете ни единой музыкальной ноты. Кроме своих собственных записей, конечно. Не странно ли?
— Парни, — вмешался он возбужденно в разговор, в котором некоторое время не принимал участия, — неужели эта цивилизация не создала музыки? Как вы думаете, возможно такое?
Дан долго колебался, прежде чем осторожно коснуться сенсора. Вокруг коттеджа разлилось море мелодий. «Неоконченная симфония» Шуберта. Подняв интенсивность звука до максимума, чтобы до предела увеличить радиус слышимости, он присоединился к Патрику с Натали, расположившимся в саду на достаточном удалении. «Неоконченную» он выбрал по собственному вкусу, больше он любил только Моцарта и Баха, этой любовью он был обязан уже матери, так и не став скрипачкой, что было первой и главной мечтой ее жизни, она скромно служила билетершей в филармонии, не возненавидев, как это нередко случается с неудачниками, отвергшее ее поприще, а нежно любя музыку… Забыв о мотивах и целях «концерта», Дан и сам заслушался. Он даже закрыл глаза, и если б не товарищи…
— Смотри, смотри, — зашептала Натали, — вон там…
— Вижу, — коротко отозвался Патрик.
Дан открыл глаза и увидел прямо перед собой, на расстоянии пары десятков метров жильца ближайшего коттеджа. Тот вышел на крыльцо и, удивленно тараща глаза, вслушивался в незнакомые звуки.
— Что и требовалось доказать, — бросил Маран с непонятным отвращением, когда на экране вспыхнул перевод очередного послания… Нет, извините! До того. Знакомый зонд-насекомое еще не успел вылететь в окно, а перевод доставленных им нескольких предложений появился только через минуту-другую после странной фразы Марана. Озадаченный Дан прочел его одновременно с другими.
«За нами следят. Ищем пути. Возможность встречи возросла, однако понадобится еще некоторое время. Ждите.»
— Боюсь, что ты прав, — сказал Патрик со вздохом.
Что такое? У Марана с Патриком появились свои секреты? Дан с трудом отогнал чувство совершенно детской обиды и заставил себя спокойно, даже лениво спросить:
— В чем дело?
— Дело в том, что Маран… — Патрик запнулся и, подумав, перешел на английский, который Дан знал с грехом пополам: — Помните, Маран говорил о гипотезе? Относительно этих… — Он замолчал, подыскивая, видимо, подходящий термин или просто английское слово.
— Сопротивления, — подсказал Артур.
— Именно что, — Патрик иронически усмехнулся.
— Ну и в чем же суть этой гипотезы?
— Ее можно выразить в двух словах. Его нет.
— Кого? — не понял Дэвид.
— Сопротивления.
— То есть?
— Это инсценировка. Попытка удержать нас от контактов с палевианами и каких-либо радикальных действий. Попытка выиграть время.
— Абсурд!
Дэвид оказался сдержаннее Артура. Он только кратко спросил:
— Доказательства?
— Позачера тут высказывались сомнения насчет корреспондентов. Им предлагалось вступить в переписку. Сегодня мы получили письмо. Только те, кто сидел у систем слежения…
— Совпадение! — перебил его Артур, грохнув по столу кулаком. — Обыкновенное совпадение.
— Может, и так, — ответил Патрик против обыкновения флегматично. — Может, и так. Однако лично я другого мнения.
Дан поежился. Столь беспощадного предположения он не ожидал. Трудно было смириться с… С чем? Ну конечно, незаметно для себя он сконструировал в воображении стройную систему, в основе которой лежало противостояние. Какое? Правящих и бесправных, сильных и слабых, подавляющих и подавляемых? Нет, простите, это не противостояние, это всего лишь общество насилия, тоталитарное общество, противостояние возникает тогда, когда бесправные начинают сражаться с правящими за свои права, одни явно, другие тайно, одни отчаянно, рискуя жизнью, другие тихо, осторожно, мудро… Тут Дан понял, что невольно принял за основу модель Бакнии. А почему, собственно? Что за неистребимая тяга к экстраполяциям? Что общего между Бакнией и этим не имеющим названия обществом? Бакнией насилие владело недолго, оно не успело окончательно убить дух людей, истребить богатую и древнюю бакнианскую культуру, а тут… Хотя он опять неправ, неправ с самого начала, откуда он взял, что на Палевой общество насилия, из чего он это вывел? Из его закрытости? Но мало ли какие причины могут породить подобную закрытость? Может, это общество… допустим, всеобщего раскаяния? Легко сказать — погубить целую страну и целый народ. Может, после трагедии Атанаты чувство вины стало определяющим в настроениях палевианского общества, самодовлеющим, сломило волю этого общества к жизни и, в итоге, явилось невольным импульсом к деградации?
— Все равно я не могу этого принять, — упрямо сказал Артур. — Мне отвратительна сама мысль… Какое-то общество всеобщей покорности!
Вот-вот! Дан оживился.
— А что если здесь господствует религия, проповедующая всеобщую покорность? Подобные вещи не так страшны, когда не глобальны. А когда они овладевают миром…
— Кстати, Дан, — вставил Патрик, желая, наверно, положить конец спору… а скорее, помешать его продолжению на понятном палевианам языке, поскольку общий разговор мог идти только на интере, на который машинально перевел его Дан, — время твоего вечернего концерта. Слушатели ждут.
Дан выглянул в окно. В тени ближайших строений, за стволами деревьев, за приотворенными — оказывается, они иногда все-таки открываются! — окнами угадывались темные фигуры.
Выйдя на крыльцо, он застыл в изумлении. Кто-то за его спиной громко ахнул, он даже не обернулся. Вот это да! Затевая свои «музыкальные вечера», он и в мыслях не имел… День ото дня число слушателей возрастало, неуклонно, но медленно — десяток, два, три, пять… И вдруг! Почему произошел прорыв, определить было трудно… Смена репертуара? Вчера он впервые проиграл оперу, возможно, именно человеческий голос оказался инструментом, наиболее близким палевианской душе? Или просто изменения накопились, и произошел скачок, переход в новое качество? Неважно. Главное, на траве, на крыльцах домов, на неубранных стволах поваленных деревьев и охапках палых листьев сидели сотни людей. И ведь пришли загодя, за целых полчаса! К тому же они сидели открыто, не прячась, такого еще не было…
Подумав, Дан повернул обратно. Пробежав глазами список названий на крышке коробочки с кристаллами, он решительно сменил программу: вместо запланированной симфонии на лужайке проникновенно зазвучала «Аида» Верди.
По его мнению, на первый раз палевианам было достаточно одного акта, но когда тот кончился, и трансляция прекратилась, ни одна из неподвижных фигур вокруг даже не пошевелилась. Переживали ли они услышанное, или то была немая просьба продолжить? Вот, кстати, удобный повод, надо подождать, может, немая просьба превратится в словесную. Хотя… Дан спросил взглядом совета у сидевшего рядом Марана, с которым они устроились на крыльце соседнего пустующего коттеджа, Маран молча кивнул, и он послушно тронул сенсор пульта. И правда, зачем провоцировать несчастных на наказуемые поступки?
Шел к концу третий акт, когда неподвижные, как деревья, среди которых они сидели, палевиане вдруг зашевелились, большинство «меломанов» стало подниматься и пятиться к стенам ближайших домов. Через минуту причина замешательства прояснилась. Из-за изгиба улицы вышел человек и направился прямо к разведчикам. Не сильно, но все же выделявшиеся на общем серо-голубом тоне одежды ярко-синие повязки на обеих его руках можно было разглядеть уже издали.
