Мэтт Хейг - Эхобой

— А зачем ты читал мои книги? Кто тебе велел?

— Никто.

— Но зачем Эхо читать книгу, если никто не давал такого распоряжения.

Он глубоко вздохнул:

— Я люблю читать. Чтение доставляет мне удовольствие. Оно помогает мне убежать. В мои мысли.

— Но это же бессмыслица какая-то.

— Не во всем нужно искать смысл.

Он обернулся к двери — резко, как испуганное животное. Я проследила за его взглядом.

— Кто-то идет, — сказал он.

Я ничего не слышала. Но помнила, что слух у Эхо гораздо острее, чем у людей.

— Послушай, — приглушенно сказал он мне, подходя ближе. — Алиссу запрограммировали, чтобы она убила и тебя. Она должна была истребить твою семью полностью. Сделать все чисто. Но получилось по-другому. Ты выжила… — он на секунду умолк, прислушался. — Они в шестнадцати метрах от нас, двигаются в нашу сторону.

Я тоже услышала шаги.

— Ты в опасности.

— Но как я могу тебе доверять? В любой момент может произойти сбой, и ты меня убьешь. Я не могу об этом не думать.

Он с раздражением покачал головой, но его глаза излучали почти человеческое тепло:

— Если бы я хотел тебя убить, ты бы уже давно была мертва, разве не так? И поверь мне, никакого сбоя не было. Единственное, что пошло не по плану, — это ты. Ты оказалась сильнее, чем он думал.

— Алисса была женского пола.

Я почувствовала его дыхание. Такое теплое. Ну конечно. Эхо — искусственные создания, но они все равно биосущества. У них есть кости, кровь, сердце и дыхание. В их мозг встроена техническая аппаратура, их кровь другого состава, мускулы в десятки раз превосходят по своей эффективности человеческие, но это все равно «тела», способные дышать.

— Тебе пора.

Разумеется, мне уже нечего было делать в этой комнате. Но я поняла это слишком поздно.

Дверь распахнулась. На пороге стоял мужчина-Эхо и холодно смотрел на меня. Один из тех, кто готовил пищу. Он был почти полностью лишен волосяного покрова, как и все Эхо, работающие на кухнях.

— Что здесь происходит? — спросил он.

— Я… м-м-м… Я…

Но Дэниел уже был тут как тут с нужным ответом. Теперь он даже говорил ровным эховским голосом. А со мной он общался иначе…

— Здравствуй, Томас. Девушка потеряла одну из своих книг и думала, что она может быть здесь.

— Откуда ей здесь взяться?

— Она знала, что Мадара собирала ее книги и что Мадара — Эхо, поэтому она отправилась в ту часть дома, где живут Эхо.

Томас стоял столбом, глядя на меня широко открытыми глазами и не моргая.

— Тогда почему она в твоей комнате, а не в комнате Мадары?

Я быстро нашлась:

— Я не знала, куда идти. Никогда раньше не была в этой части дома.

— Какой уровень риска ты присвоишь этой ситуации? — спросил Томас Дэниела.

— Нулевой. Риск отсутствует. Девушка — племянница господина Касла.

Томас кивнул, затем обратился ко мне:

— Я провожу вас обратно в ту часть дома, где живут люди.

Я посмотрела на Дэниела. Он украдкой кивнул мне.

— Надеюсь, вы найдете свою книгу, — сказал мне Дэниел вслед, по-прежнему без всякой интонации. — Страница двести шесть особенно интересна.

Томас не держал меня за руку, пока мы шли в «ту часть дома, где живут люди», как он называл ее. Но все равно я не чувствовала себя в безопасности.

— Хорошего вечера, — пожелал он мне на прощание с пылкостью холодильника.

Я прошла через холл мимо домработницы, которая все еще полировала комод. Несколько Эхо охраняли входную дверь. Впервые я почувствовала себя не в доме, где все ко мне добры, а в тюрьме.

Страница двести шесть. Что бы это могло значить?

У меня не было ни малейшего представления об этом, но поднимаясь по старым ступенькам наверх, я поняла, что Дэниел — самый загадочный Эхо из всех, кого я когда-либо встречала, — знал ответы на все мои вопросы.

ДЭНИЕЛ

Дневник воспоминаний 1

Помни.

ГЛАВА 1

Что-то обожгло мне плечо и причинило сильную боль.

Руки были туго связаны. Я находился в каком-то контейнере. Тело по самую шею погружено в плотную прозрачную жидкость.

И ее уровень медленно поднимался; он уже достиг подбородка.

Вначале это было некое пассивное наблюдение, без использования слов «жидкость» и «подбородок».

Но потом начали просыпаться инстинкты.

(Это было моим первым открытием. За всеми знаниями и мыслями стоит инстинкт. Он основа всего.)

Первым инстинктом была…

Паника.

Я чувствовал, что мне нужно выбраться оттуда, хотя и не знал зачем. Отчаянно пытался разорвать стягивающие меня ремни. Наконец закричал. Это не были какие-то слова. Я не вопил: «Помогите!» Я кричал так, как будто был уверен, что именно так и нужно. Но я ничего не знал наверняка. Мой крик был просто шумом. Это был рык, полный отчаяния, который помог мне освободиться от пут.

И тогда я начал биться в стенки сосуда.

Я бился и кричал, пока не услышал… что-то еще.

Звук шел снаружи. Кажется, что я почувствовал облегчение. Значит, «снаружи» существовало и весь мир не сводился к сосуду, заполненному поднимающейся жидкостью.

Нечто открывало сосуд. Нечто, некто — что угодно. Возможно, сосуд открывался сам, но ключевым моментом — единственно важным моментом! — было то, что сосуд открылся и через пару мгновений я очутился на твердой поверхности.

Я очутился в открытом пространстве. Оно было ограниченно, но гораздо больше, чем тот сосуд. И жидкости никакой тоже не было. Только та, что вытекла вслед со мной и уже впиталась в пол.

Я оглянулся, чтобы посмотреть, откуда я выбрался.

Сосуд.

Белый овальный сосуд, закрепленный между потолком и полом внутри прозрачного цилиндра.

В комнате были и другие сосуды — не могу сказать сколько. Все они были запечатаны.

Я поднялся на ноги. Посмотрел на свое тело. Оно не выглядело странным или знакомым. Оно просто было.

Шум.

Что-то приближается.

Кто-то.

Это была женщина. Сейчас я это знаю, но тогда не отдавал себе в этом отчета. Длинные волосы. Одета во все белое. Она была одна. Женщина приблизилась ко мне. Присела на корточки. Она хмурилась. И что-то говорила, но, кажется, знала, что я ничего не понимаю.

Она что-то держала в руке. Что-то маленькое, серое, извивающееся. Если бы я когда-нибудь раньше видел сороконожку, то мог бы подумать, что это она и есть. Хотя, конечно, это было не насекомое, а что-то неживое. Женщина поместила неизвестный предмет между большим и указательным пальцами и изобразила, будто засовывает его себе в ухо, а потом она показала пальцем на меня. На мое ухо.

Я понял, что мне нужно сунуть эту штуку себе в ухо, после того как мне ее отдадут. Через пару секунд она уже двигалась в моей голове. Я ее чувствовал. Это не было больно. И даже не странно. Ведь чтобы считать что-то странным, нужно иметь хотя бы смутные представления о нормальности. А я пока не имел представления ни о чем.

Затем я, должно быть, выключился. Штуковина внутри моей головы выключила меня. Дальше — пробел. Отрезок времени, который я не помню. Пробел, во время которого я родился.

ГЛАВА 2

Когда я очнулся, все было иначе. Я все понимал. Я понимал, что лежу на футоне, на полу с покрытием из керамоволокна. И еще я откуда-то знал, что этот тип покрытия изобретен в 2067 году и широко используется в жилых помещениях, предохраняя от перегрева и от переохлаждения. Ошдя на солнце за окном, я понял, что температура воздуха в комнате — 39 градусов выше нуля по шкале Цельсия.

На своей коже я почувствовал кератин — он входил в состав реконструирующей жидкости, которая плескалась вокруг меня в сосуде.

Я сел. Осмотрелся. Я был в каком-то другом месте. В доме. Или на вилле. Посреди пустыни. На стене висел постер с изображением горизонта, я видел слова: «Новый Нью-Йорк». (численность человеческого населения — 17,345,952; численность Эхо — 5,492,600.) А еще на стене висел крест с фигуркой умирающего мужчины. Я ничего не знал об этом мужчине, за исключением того, что он сделан из олова. Масштаб комнаты был таким, что она легко поддавалась измерению. Цифры возникли в голове автоматически: шесть метров на четыре.

Где-то в отдалении слышался мужской кашель.

А еще здесь была та самая женщина. Она стояла надо мной и смотрела вниз. Я понял, что ей тридцать восемь лет и она никогда не подвергалась хирургическому вмешательству или каким бы то ни было генетическим модификациям, чтобы улучшить свой внешний вид. Ее лицо было привлекательным. Это слово подходило больше, чем «красивое».

Она смущенно смотрела на меня, на лбу у нее пролегли морщины.