Млечный путь № 1 2018 - Песах Амнуэль
А фрау Майер говорила и говорила мерзостным сюсюкающим голоском очаровательной малышки о том, как ей одиноко и тяжко живется после смерти дорогого супруга, и как, наверное, тоскует по семейной жизни уважаемый герр Лаубе – не зря ведь он так тянется к фрейлен Марте!
– Вы заменили ей отца! – воскликнула фрау Майер, устремив на Лаубе хитро прищуренный взгляд. – Вы так заботитесь о моей девочке! Я понимаю почему…
Бедный герр Лаубе! Он даже представить не мог, что его естественное желание немножко скрасить одиночество – нет, не свое, а несчастной фрейлен Марты, может быть истолковано, как желание жениться на ее матери! Но именно об этом толковала фрау Майер, продолжая картинно отставлять мизинец, отхлебывая ледяной чай. Ободренная молчанием Лаубе, приняв его за согласие, она уже начала строить планы венчания, рассуждать о том, во что обойдется вечеринка по поводу свадьбы, подсчитывать гостей.
– Фрау Майер! – спохватился Лаубе. – О чем вы говорите?! Да мне и в голову никогда не приходило…
– Ну конечно же, – кокетливо улыбнулась фрау Майер. – Вы ведь такой скромник!
Лаубе вздохнул. Много лет назад он женился именно потому, что от него этого ожидали. Ему и в голову не приходило, что невинная беседа с девушкой в библиотеке и приглашение ее в кино могут послужить поводом для зачисления его в разряд женихов. Но так случилось, и когда ее отец внезапно заговорил «как мужчина с мужчиной», у Лаубе не хватило духу сказать, что они все ошибаются: и девушка, и ее родители, и главное – его родители, которые, как выяснилось, уже обсудили с будущей родней подробности свадебных торжеств. Он женился по недоразумению, из чувства долга, потому что ему внушили, что он должен это сделать, от него ожидали именно такого поступка. Но сейчас все существо его протестовало. Фрау Майер? Да ни за что на свете! Никогда! Он не позволит этой крикливой бабе изгадить последние годы жизни!
Фрау Майер осеклась на половине фразы и неловко замерла в кресле. Из наклоненной чашечки медленно вытекали остатки ледяного чая, пачкая ее парадное платье из фиолетового атласа. Мизинец продолжал вызывающе торчать в сторону.
Лаубе сообразил, что последние слова произнес вслух. Первым порывом его было – извиниться перед оскорбленной женщиной, но он не успел и рта открыть, как она набросилась на него с руганью. Куда только исчез сладкий голосок и такие же сахарные манеры! Фрау Майер визжала скрипучим, как несмазанные дверные петли, голосом, изливая все мерзости, какие только могла придумать.
– Достаточно, – твердо сказал профессор. – Хватит. Убирайтесь вон.
Он не хотел быть жестоким, но визгливый голос что-то стронул в глубине его памяти, зацепил какую-то шестеренку, надежно проржавевшую за годы, и теперь сложный механизм начал работать, медленно проворачиваясь со скрипом, скрежетом и болью. Лаубе хотел остаться один. Ему казалось, что он вот-вот упадет в обморок – такая накатывала дурнота. Так что он был готов вытолкать фрау Майер за дверь, если та не уберется сама. Но женщина, похоже, почувствовала, что старый профессор не так наивен и безобиден, как ей всегда казалось, и, провизжав очередное оскорбление, она выбежала вон из квартиры.
– Я пойду в полицию! – кричала она уже на улице. – Я потребую, чтобы этого извращенца судили! Его место в тюрьме! Старик – а соблазняет невинных девушек! Подлый растлитель!
Она вопила еще что-то, но Лаубе уже не слушал. Он упал на кровать, свернулся в клубок, как ребенок, и сознание его уплыло на жарких волнах. Ему вновь виделась небольшая комната, круглый стол, на котором стояла бордовая ваза, полная полевых цветов. За столом сидели две женщины – Броня и еще одна, мучительно напоминавшая фрау Майер, такая же толстая, неопрятная, со сладкой фальшивой улыбкой на тонких губах. Они пили чай…
***
Броня наливала чай в толстостенные чашки, расписанные золочеными розами, подвигала соседке вазочку с остатками сахара. Она надеялась, что та откажется от сахара, но нет, соседка положила себе в чашку сразу три куска.
– Ну как мы живем, Алевтина Петровна… – говорила Броня, едва слышно вздыхая. – Вот так и живем. Как говорится – последний хрен без соли доедаем. А что делать. Сейчас всем тяжело.
– Это да, Бронечка, – отвечала Алевтина Петровна, а цепкий взгляд ее скользил по нехитрому убранству комнаты, с надеждой останавливаясь на плотно запертых дверцах буфета. – Нынче всем тяжко. А приспосабливаться как-то нужно. Немец-то, похоже, надолго пришел. Говорят, что и вовсе навсегда.
Броня вздрогнула, а Алевтина Петровна отхлебнула приторно-сладкий чай. Ее мизинец был манерно отставлен в сторону, и маленький Меир зачарованно наблюдал за тусклым блеском круглого золотого колечка, украшавшего палец. Говорила Алевтина Петровна тонким голоском маленькой девочки, и это было странно слышать от такой крупной, толстой женщины.
– Так что ж ты делать думаешь, Бронечка? – неожиданно спросила соседка, и ее колючий взгляд уперся прямо в Броню. – Если немец-то навсегда, а?
Броня пожала плечами, стараясь не показывать панику, которая вдруг охватила ее. Соседка вела себя странно, непонятно, и за ее словами скрывалось что-то мутное и страшное – Броня чувствовала это.
– Ну, ты плечиками-то не жми! – засмеялась Алевтина Петровна и вновь отхлебнула чай. Похоже, пожадничала с сахаром – так сладко, что аж подташнивает. – Надо ведь что-то решать, что-то думать. Сын вот у тебя.
– Да, сын, – Броня кивнула. – Нужно будет работу искать. У вас нет чего-нибудь на примете, Алевтина Петровна?
– Работу? – смех соседки перешел в булькающее кудахтанье, так ей было весело. – Так тебе сейчас не до работы, милая. Муж-то твой – красный командир, так ведь?
– Да вы и сами все знаете, – отозвалась Броня, мучительно пытаясь сообразить, куда же клонит соседка.
– Ну вот, ну вот, – жирное лицо закачалось из стороны в сторону, подбородки вздрогнули, притираясь один к другому. – А немцы сейчас как раз таких и ищут. Жен и детей красных командиров. Знаешь об этом?
Броня похолодела. Такие слухи ходили, и она уже начала подумывать бежать из города, вот только идти было некуда. В деревнях нынче тоже не очень-то сладко. Если б хоть знакомые какие были, а ведь никого! Куда ж деваться?
– Вижу, что знаешь, – тонкие губы вновь растянулись притворной улыбкой, которая должна была
