Александр Етоев - Спикосрак капитана Немова
– Дядя Коля, – я показал на бассейн, – это что, сюда по трубам стекает?
Дядя Коля посмотрел на меня, потом хмыкнул и покачал головой.
– Это, братец, не стекает, а протекает. Фонтанка это, ее невидимый подземный рукав. Таких в городе штук пять или шесть, и знают про них только старые специалисты-эпроновцы. – Он хотел добавить что-то еще, но тут вода в водоеме заиграла, забулькала и ударила о бетонный берег. Желтое пятно света, словно рыбий, увеличенный линзой глаз, показалось из глубины бассейна. Свет становился ярче, вода волновалась больше, и вдруг из-под бурлящей поверхности вылез острый блестящий гребень, рассекая водоем надвое.
Мы раскрыли от удивления рты. Дядя Коля же, нисколько не удивившись, уверенно направился к водоему.
Тем временем подводная лодка – а вышедшее из вод чудовище оказалось именно ей – полностью завершила всплытие. Лодка была небольшая и какая-то вся игрушечная; если бы я не был свидетелем ее нежданного появления, я бы наверняка подумал, что это увеличенная модель из тех, что делают во Дворце пионеров. То, что нам показалось гребнем, было узкой, скошенной к хвосту рубкой с маяком-прожектором наверху.
Между лодкой и кромкой берега лежала темная полоса воды, метров, может быть, в пять, не более. Дядя Коля подошел к берегу, в руках его неизвестно откуда появилось нечто спутанное и длинное с веревочной петлей на конце. По-ковбойски раскрутив это нечто, он швырнул его по направлению к лодке; петля точно угодила на крюк, торчащий близ ходовой рубки.
– Эй, бурлаки на Волге! – крикнул он, обернувшись к нам. – Чего встали, как неродные. Ну-ка, взяли и на себя – раз-два. Подтягивай эту хреновину к берегу.
Мы покорно подошли к дяде Коле и схватились за колючий канат. Не прошло, наверно, и полминуты, как маленький подводный корабль уже терся металлическим бортом о щербатый бетон причала.
Закрепив канат за кольцо, обнаружившееся тут же, на берегу, дядя Коля вытащил карандаш и почесал им за правым ухом. Потом легонько забарабанил о борт тупым концом своего письменного прибора.
– Вот так у него всегда! – укоризненно произнес дядя Коля. – Хоть кол на голове теши, а сделает все равно по-своему. Вроде Лёшки, ученика моего, которому что чайная, что любительская, один хрен – колбаса. Только Лёшка – сопля зеленая, ну а этот же – генератор мысли, одна лысина, что твой купол Исаакиевского собора, разве что золотом не покрыта; а говоришь ему: экономь энергию, гаси прожектор, когда всплываешь, нечего аккумулятор сажать, – так ему ж как горох об стенку.
Дядя Коля взглянул на рубку и безнадежно махнул рукой.
Мы мало что поняли из услышанного, разве что про Лёшку и про соплю, а если честно, то не очень-то и прислушивались. Мы прилипли глазами к лодке, позабыв обо всем на свете. Спроси нас, зачем мы здесь и кто позвал нас сюда, под землю, мы долго бы, наверно, соображали, прежде чем хоть что-нибудь вспомнить.
Лодка была прямо красавица. Вся такая ладная и блестящая, что хотелось ее погладить. Круглые окошки иллюминаторов, спрятанные наполовину в воде, таинственно глядели на нас, отсвечивая линзами стекол. Очень нас удивила надпись, сложенная из металлических буковок, протянувшихся по ближнему борту. Называлась лодочка «Вера Павловна», а единственная из всех Вер Павловн, которых мы со Щелчковым знали, была наша соседка Сопелкина.
– Что, сорванцы, нравится? – Дядя Коля улыбнулся в усы. – Вижу, вижу, что нравится. – Еще бы дядя Коля не видел, когда мы, как голодные на похлебку, глядели на подводное чудо и пожирали его глазами. – Небось, и покататься хотите?
– А можно? – спросил Щелчков, краснея от своего вопроса.
– Это уж как решит капитан. Он у нас человек строгий. Он насквозь человека видит и, ежели, к примеру, ты двоечник, или там маленьких обижаешь, то ни в жизнь тебя не подпустит к лодке.
В это время фонарь прожектора коротко мигнул и погас. Мы снова очутились в пространстве, наполненном полутьмой и тайной. Лодка в непрозрачной воде казалась огромной рыбой из сказки про Конька-Горбунка. Мы стояли на берегу бассейна в терпеливом ожидании чуда.
И чудо не заставило себя ждать.
Правда, было оно обыденным и каким-то не похожим на чудо. Просто в рубке открылся люк, и оттуда, гремя подошвами, показался старичок с рынка.
Глава двадцать первая. Товарищ капитан Немов
– А вот и мои спасатели, – весело сказал старичок, спрыгивая с лодки на берег. – Немов Иван Иваныч. Для друзей и знакомых просто товарищ капитан Немов. – Он по очереди пожал нам руку, каждому заглядывая в глаза. – Вас я знаю, представляться не надо. Там, Игнатьич, что-то в моторном стукает, – обернулся он к дяде Коле Ёжикову, – вроде поршень, только звук больно звонкий.
– Не такой? – Дядя Коля Ёжиков зубами изобразил звон.
Старичок послушал и согласился.
– Ну так это ж я ключи обронил, когда давеча с мотором возился. – Дядя Коля вздохнул с досадой. – То-то, думаю, куда они затерялись? Мне ж поэтому и в комнату не попасть, третий день на автобазе ночую.
Только он упомянул автобазу, как я сразу же вспомнил про хулиганов, собиравшихся этой ночью совершить свое разбойное нападение.
– Дядя Коля, – сказал я тихо, будто кто-то нас мог подслушать. – Скорее. – Я пальцем ткнул вверх, в темноту, туда, где по моим представлениям находилась дяди Колина автобаза.
– Знаю, ребята, знаю. – Лицо дяди Коли Ёжикова из веселого стало строгим. – Спасибо, что вовремя дали знать. А товарищу вашему, Шкипидарову, вдвойне спасибо. За геройское его поведение… – Дяда Коля опустил голову, и плечи его поникли.
Что-то было в его позе такое, что заставило меня зябко поежиться. Под ложечкой у меня заныло. Дрожащим от волнения голосом я попытался выдавить из себя вопрос:
– Дядя Коля, а Шкипидаров… – Не тут-то было! Губы ссохлись, язык отказывался произносить то, что вертелось на его кончике.
– Мертвый? – договорил за меня Щелчков.
– Ну ты скажешь, типун тебе на язык! – Дядя Коля даже сплюнул от возмущения. – Просто вашего товарища немножечко того… В смысле, взяли эти гопники вашего товарища в плен, и находится ваш товарищ теперь неизвестно где.
Я представил, как Шкипидаров мучается сейчас у Ухарева в застенке. Как Матросов и его дружки-хулиганы окунают бедного Шкипидарова в бочку с огуречным рассолом, как он давится прокисшими огурцами, как зовет на помощь своих товарищей, то есть нас, меня и Щелчкова.
Я – наверх, – сказал я решительно. – Надо Шкипидарова выручать.
– Молодец, – сказал капитан Немов, молча слушавший этот наш разговор. – Только так настоящие друзья и поступают. Но ответь, пожалуйста, на простой вопрос. Как же ты его собираешься выручать, если даже не знаешь, где они его прячут.
– Ну… – Я задумался, не зная, что на это ответить.
– Вот именно – «ну». – Капитан Немов поднял вверх палец. – Погодите, ребята. Сначала это дело надо хорошенько обмозговать, а потом уже принимать решение. С плеча такие дела не делаются.
– Да уж. – Дядя Коля вздохнул. – Грузовик-то все-таки они с базы стыбзили. Утром придет водитель, а машина его – тю-тю, нету его машины. И с кого спросят? С меня.
– А колёса? – встрепенулся Щелчков. – Колёса они тоже проткнули?
– Колёса – нет. Вовка им показала – колёса. Она этим архаровцам устроила бег с препятствиями, еле ноги от нее унесли. Правда, пока Вовка за ними бегала, машину-то как раз и угнали.
– Погодите, а отравленный огурец? – спросил я. – Он что, не подействовал?
– С этим-то огурцом вся незадача и получилась. Они ж Вовке огурец бросили, а поймала его не Вовка, поймал его ваш товарищ. Вот они с моим Лёшкой на двоих тот огурец и умяли, видно, сильно были проголодавшись. Лёшка мой, он парень покрепче, а может, поделили не поровну, в общем, его пару разков пробрало и ничего. А вашего товарища, того враз сморило, в смысле бросило моментально в сон. Лёшка мой его и этак, и так – и из чайника водой поливал, и молотком у уха об сковородку грохал, – а он храпит и никакого внимания. Это Лёшка потом рассказывал, когда сюда по телефону звонил. А когда они забор перелезли, в смысле эта хулиганская шайка, и пошли с машинами бедокурить, то мой Лёшка его в будке оставил, а сам Вовке на помощь бросился. Такие дела.
– А в плен? – спросил я. – В плен-то его как угораздило угодить?
– Так ведь сонного только ленивый в плен не возьмет, – удивился моей глупости дядя Коля. – От сонного какое сопротивление? Он же ни под дых не ударит, ни по чашечке ногой не лягнет. Мы на фронте только сонными языков и брали. Слышишь, скажем, в окопе храп. Ага, думаешь, дрыхнет немец. Тут-то ты в окопчик с веревкой, для надежности его прикладом по голове, схомутаешь сонного, кляп в рот вставишь, взвалишь на плечо и к своим.
– То ж на фронте, – сказал Щелчков. – А сейчас какая война.
– Вот тут ты, братец, не прав, – решительно возразил дядя Коля. – Хулиганству и прочим проявлениям несознательности, разгильдяйства и хамства наше общество с первых дней объявило войну, беспощадную и до полной победы. А на войне и пленные бывают, и даже убитые, тут уж ничего не попишешь.
