Виталий Вавикин - Третий источник
Зверь выбрался из подвала и прислушался. В позднем вечере потревоженным роем гудели сны местных уродцев. Зверь прыгнул в заросли и побежал. Десятки новых мыслей появлялись и исчезали в сознании. Зверь продолжал бежать до тех пор, пока шум в голове не стих окончательно. Остановившись, зверь осмотрел свое тело. Мускулы пульсировали, но усталости не было. И разум. Без нескончаемого гвалта чужих мыслей сознание успокоилось и упорядочилось. Зверь снова увидел образы другой жизни. Найти. Зверь вздрогнул. Что за странный звук? «Найти». Пальцы сжали дрожащие губы. Что за странная особенность? Неужели вместо рыка он будет произносить эти странные, ненужные слова?! «Найти!» Зверь попытался вызвать образ дороги, ведущей к жизни, которую видел. Ничего. Огляделся. Сделал несколько шагов. Услышал звук хаотичных снов и побежал прочь, вдоль рек, вверх по течению.
* * *Внезапный дождь распугал прохожих. Свежесть трезвила. Чарутти шел по тротуару, выбирая клуб, в котором он проведет пару часов. Три месяца – слишком большой срок для воздержания. Хотя бы немного алкоголя. Хотя бы немного ощущений жизни. Они нужны ему как глоток свежего воздуха. А после, с новыми силами, он вернется к работе и закончит то, что начал. Тайна уже трещит по швам. Он чувствует это. Он видит. Чарутти остановился, вглядываясь в яркую вывеску ночного клуба. «Искушение». Название нравилось ему. Чарутти выскочил на дорогу под проливной дождь, перешел на другую сторону и направился к клубу.
Громкая музыка наполнила легкие, дополняя проникшие в них запахи пота, табачного дыма и выпитого алкоголя. Два десятка шестов приятно ласкали глаз обвившими их телами гибких как змеи стриптизерш. Чарутти остановился, не в силах отвести взгляд. Крохотные лоскуты прозрачной ткани будоражили сознание трехмесячным воздержанием. Мигающий свет словно бросал вызов, предлагая эпилептикам испробовать на себе его всепроникающую силу. Молодая девушка в коротком топе, натянутом неестественно большой грудью, толкнула Чарутти, пробираясь к выходу. Он обернулся, но толпа уже поглотила ее. Остались лишь сотни безумных глаз. Чарутти сглотнул вставшую поперек горла слюну и начал пробираться к барной стойке.
«Нужно выпить, – думал он. – Нужно обязательно выпить». Взгляд снова устремился к девушкам у шестов. В бесконечных всполохах света их тела казались нереальными, словно сон, который в любой момент может рассыпаться на части, оставив утро да тяжелое похмелье.
– Водку с содовой! – прокричал Чарутти бармену. – Один к одному. И побольше льда!
Он внимательно проследил, чтобы бармен налил ему из новой бутылки, бросил на стойку деньги и, довольно кивнув, закурил. В желудке приятно потеплело. Возбуждение сменилось интересом. Чарутти допил и попросил повторить заказ. Если уж его три месяца травят газом, то какого черта он не может позволить себе немного водки со льдом?! Чарутти довольно хмыкнул и нагло уставился на однополую женскую пару. Он смотрел до тех пор, пока их танец не начал утомлять. Хотелось чего-то более откровенного. Более насыщенного. Взгляд Чарутти снова пополз по толпе. Господи, как же различить среди них блудниц?! Он поймал себя на мысли, что почти готов сдаться и нарушить принятые правила, которые раньше всегда приносили ему успех: никакой личной жизни во время задания. «Я всего лишь посмотрю, – пообещал себе Чарутти. – Просто посмотрю и все».
Он закурил еще одну сигарету. Бородатый толстяк в ковбойской шляпе, развалившийся на стульях у стены, встретился с ним взглядом и довольно подмигнул, хвастаясь парой купленных блудниц у своих ног. Чарутти нервно моргнул. Светловолосая блудница подняла голову, уступая место подруге. Темные волосы рассыпались, скрывая промежность толстяка.
Истлевшая сигарета обожгла Чарутти пальцы. Он вздрогнул, выбросил окурок и снова посмотрел на толстяка, но у противоположной стены уже никого не было. Чарутти гневно глянул на бармена. «Наркотики! – он улыбнулся, разглядывая содержимое своего стакана. Кубики льда уже почти растаяли, но содовая все еще вязала рот. – Ну вот и попались!» Чарутти взял стакан и направился к выходу. Интересно, какой препарат он найдет в своей водке? Чарутти обернулся, награждая стриптизерш прощальным взглядом. Музыка покинула легкие. Он толкнул дверь и вышел на улицу.
– Извините, – буркнул он, встречаясь взглядом со светловолосой девушкой.
Она обернулась, награждая его улыбкой. Прямые волосы по плечи. Темные глаза с длинными ресницами. Чувственный рот. Белые ровные зубы за полными губами. Чарутти опустил голову, посмотрел на стакан в своей руке и снова на губы.
– Я видел тебя, – сказал он, вспоминая толстяка.
– А я тебя, – губы девушки растянулись шире.
Воображение невольно дорисовало детали: толстяк, музыка, голова вверх, голова вниз, неспешно, со знанием дела. Чарутти улыбнулся.
– Зачем я тебе? – спросил он блудницу.
– Мне? – она игриво повела бедрами.
– Все это часть плана, да? – Чарутти лихорадочно соображал, где допустил просчет. Газ, сигареты, водка.
Он смотрел на блудницу, вернее, на ее губы, и мысли путались, захламляя сознание пикантными подробностями.
– Ну, если не хочешь, то я пойду.
– Подожди, – Чарутти схватил ее за руку. А что если это просто случайность? Что если она вычислила его, но не успела еще никому рассказать? – А как же толстяк? – спросил Чарутти.
– Толстяк? – блудница улыбнулась.
Воспоминания распаляли сознание Чарутти.
– Любишь наблюдать, да? – она обхватила губами свой указательный палец с длинным накрашенным ногтем. Голова вверх. Голова вниз.
Чарутти нервно сглотнул.
– Вижу, что любишь, – проворковала блудница, оглядываясь по сторонам. – Насквозь вижу.
* * *Квинт перевернулся на спину и открыл глаза. Ничего не изменилось. Даже три луны, выстроившиеся в треугольник, все еще висели в черном небе, заливая серебристым светом безобидную поляну. Гладиатор вспомнил женщину-дерево и спешно начал отползать в заросли, лихорадочно толкая тело ногами и не сводя глаз с дерева-хищника.
– Не бойся, – голос художника за спиной был тихим и спокойным. Даже каким-то умиротворенным.
– Это дерево…
– Я знаю, – рука художника легла на плечо гладиатора. – Оно не побеспокоит нас. По крайней мере, в эту ночь.
– Но я помню… – Квинт обернулся, продолжая следить за деревом боковым зрением.
Лицо художника было красно-зеленого цвета, словно пот размыл нанесенную краску и теперь она стекала с кожи, оставляя отвратительные в своей нелепости разводы.
– Что с тобой? – спросил художника Квинт.
– Со мной? – Назиф коснулся лица. Посмотрел на оставшуюся на пальцах краску. – Ничего страшного, – он улыбнулся. – Всего лишь пот.
– Похоже на кровь и дерьмо, – гладиатор отвернулся и снова посмотрел на застывшее безжизненное дерево в центре поляны.
– Да забудь ты о нем! – начал терять терпение художник.
– А зверь? – вспомнил гладиатор, и все инстинкты непроизвольно напряглись.
– Зверя тоже нет.
– Нет? – Квинт обернулся.
Ответивший ему голос не принадлежал художнику. Тихий, спокойный, рассудительный. Но до отвращения детский, словно ребенок-гений, объясняющий бестолковому взрослому принцип мироздания.
– Ни здесь, ни где-либо еще в этом мире, – сказал голос.
Гладиатор оторвал взгляд от неподвижных губ художника. Огляделся.
– Ты никого не найдешь, – голос словно издевался над ним. – Никогда не найдешь.
– Черт! – начал терять терпение гладиатор.
Голос устало рассмеялся.
– Кто это? – потребовал объяснений гладиатор. Художник опустил голову и посмотрел себе под ноги. – Только не говори, что ничего не слышишь!
– Ты будешь смотреть или нет?!
– Смотреть куда? – Квинт замолчал, различив какую-то тень у ног художника. Темная. Бесформенная. Он несколько раз моргнул. Трехцветный зверек с большими серо-зелеными глазами выглянул из-за ноги Назифа. – Снова он!
– Можешь называть меня Иллакс, – осторожно сказал ка-доби.
* * *Дождь то затихал, то снова обрушивался на землю с новой силой. Холодные ночи чередовались с дневной духотой. Поиски Кипа продолжались, но смысла в них оставалось все меньше и меньше. Ни один ребенок, привыкший к родительской заботе, не сможет прожить в дикой природе так долго. «У него может начаться пневмония или лихорадка, – думал Бити, лежа в палатке и слушая, как дождь барабанит по крыше. – Или же его могла укусить змея. Здесь много змей. Да и хищники…»
– Просто признайся, что ты отвратительный отец! – услышал он голос несуществующей жены. Холли рассмеялась. – Никудышный отец. Никудышный муж. Никудышный любовник. Да ты просто неудачник, мой милый!
Бити поморщился, но предпочел не отвечать.
– Мой маленький толстый ворчун! – продолжал издеваться голос. – А эта баба, что навязалась тебе! На кой черт ты взял ее с собой?! Думаешь, она хочет найти твоего сына? Как бы не так! Ей плевать! Плевать! Плевать! – Холли устало вздохнула. – Думаешь, где она сейчас?
