Вадим Еловенко - Очищение

Вика смотрела в лицо Толику и понимала. Нутром понимала, что он АБСОЛЮТНО честен с ней. До самой глубины души. И тогда она сказала:

– Мне уже говорили… говорили, что я теперь разве что не враг общества. Что общество меня не примет такой. Я опасна для него.

Толик кивал и, сцепив пальцы, не отрываясь, смотрел на нее. А Вика, только на минуту задумавшись, продолжила:

– Подумать только, еще две недели назад я была не такой… Я не курила, я никогда бы не общалась с теми с кем общаюсь сейчас. Я бы наверное и в вашем бы кабинете в жизни бы не появилась… Знаешь кто мой парень был? У него сеть супермаркетов своя. Я где-то в душе надеялась, что мы поженимся с ним.

– Это он тебя заразил? – перебил Толик.

– Нет. Врач четко сказал от года до двух уже… Это до Сережи было. У меня был парень один он сейчас в Армии. Наверное, от него. Не знаю. Главное, что я заразила Сережу. И не представляю, что он со мной сделает, когда узнает и найдет меня. А он найдет, можешь мне поверить. Он такой… Упорный. Он хороший… Правда. Но я бы не простила, если бы меня заразили и я бы знала четко кто это сделал. Меня от ненависти спасет только то, что я ни в чем не уверена. А точно бы знала, может быть и убила бы. И Сережа может. Но я не боюсь. Может, это и к лучшему было бы.

Толик ничего не говорил, просто слушая, он не разубеждал и вообще больше не прерывал ее, позволяя, выговорится. У нее не было слез. Она была спокойна. И все что она говорила это было ей уже выстрадано. Оно прошла уже это. Да, за неделю она сожгла что-то в себе от чего уже даже не мучилась своим страхом. Она рассказала ему все. И про Антона и про Марата. Она рассказала ему про то, что они дали ей диван, что бы она не жила в общаге и ее не смог бы найти ее бывший парень. Они обещали о ней заботиться и ничего не требовали взамен и даже не клеились к ней.

– Я как дура все ждала, кто же из этих четверых первый будет мне в любви объясняться или споить попробует… – с горькой улыбкой сказала Вика. – Но они оказались не такими. Они, правда, хорошие и мне все равно, что ты об этом думаешь. Кроме них мне никто не помог в те дни. И не смог бы помочь. Так что они правы. Правы во всем. И что нам надо держаться вместе. Так мы хоть как-то помогаем друг другу. И что мы враги общества. Если бы я знала, что парень болен этим разве бы я с ним переспала? А если он скрывает это от меня значит он умышленно хочет меня заразить? Значит он меня убить хочет. Ну не сволочь ли он? Так что все вокруг правы… и ты и они… одна я как дура не знаю куда прибиться…

Толик, покивав, сказал:

– Сейчас мы еще поговорим с тобой. А на ночь я тебя в изолятор оформлю. Не обижайся. В общагу тебе нельзя, раз боишься, что тебя бывший найдет, если узнает. На квартиру к этим ты сама не пойдешь или нашу наружку за собой приведешь… Некуда тебе пока податься. Переночуешь, а там решим. Может, к утру уже и твоих этих… выловим. Очень я хочу с вашим Маратом поговорить. Пять лет с таким диагнозом… опытный человечек.

4.

На время разговора Веккер бесцеремонно выгнал Фомина из своего кабинета и Семену пришлось с чашкой в руках плестись к себе и там от нечего делать привычно уже запускать компьютер и входить на форум вичинфицированных. Проглядывая свежие сообщения он подумал про себя, что когда-нибудь им прикроют этот вход, поняв, что под логином Грешника, уже отдыхающего в СИЗО, на форуме гуляет кто-то другой. Странно, что администраторы или модераторы сайта до сих пор не увидели его и не заметили где и что он читает. А может увидели? Может уже даже дезу готовят какую-нибудь специально для него? Отбросив такие мысли, Семен усмехнулся и расплылся в улыбке. Может они и террористы, но пока только любители… до профессиональной конспирации им еще надо слишком многое узнать.

Веккер закончил разговор с девушкой только к пяти вечера. Он спустился к Фомину и сказал:

– Ну, я так и думал… чиста пятеро студиозусов больных вичем, причем, кажется, друг от друга… ну, в общем, решили помочь делу объединения ВИЧ зараженных. На общественных началах, а не по указке кого-либо. Сейчас уже остальных задержат. Ну и в СИЗО препроводят.

– За что? – удивился Фомин.

– Вику, за угрозу жизни сотрудникам милиции при исполнении ими служебных обязанностей. Остальным другие будут эпизоды шить… – спокойно и с улыбкой сказал Веккер и сев на подоконник закурил, стряхивая пепел в горшок с цветком.

Фомин был несколько изумлен.

– Подожди, Толик, ты же ей обещал что отпустишь.

Веккер вскинул в удивлении брови и спросил:

– А ты всерьез считаешь, что мы имеем право ее отпустить? Одно ведь дело обещать, а другое не иметь на это права.

– Не понял… – признался чуть шокировано Фомин.

Веккер подбирал слова около двух минут. Потом он оторвал свой зад от подоконника и, пройдясь по кабинету, с грустной улыбкой сказал:

– Сегодня она активистка… расклеивает объявления, призывы… завтра она уже будет в первых рядах тех, кто выйдет на улицы заражать других.

– Глупость какая… – сказал Фомин.

– Может быть глупость… Но как ты считаешь мы имеем право рисковать? Когда она один раз уже показала, на что способна. Она уже почувствовала слабость перед ней общества. Она видела, как шестеро ментов стояли, боясь к ней приблизится! А страх перед ней она воспринимает как власть над людьми. А завтра она войдет в банк и приставит иглу к клерку и скажет: мне нужны деньги или ты будешь до конца своих дней пахать на таблетки от СПИДа. Это именно власть страха… как и любая власть она развращает. Не сегодня и не завтра, но она точно воспользуется этой властью в ситуации не как сегодня… не для защиты. И потому мне не стыдно, что я нарушаю обещание. Что такое один человек, когда в опасности общество? И притом…

Он странно замолчал на полуслове и, уставший ждать, Фомин спросил:

– Что при том?

Веккер повернул голову к окну и сказал, кривя в усмешке рот:

– Сема… мне кажется это война. Война здорового человечества против силы, которая скоро организуется… против силы, которую будет не остановить увещеваниями… знаешь в политике есть такое понятие сдержек и противовесов? Так вот тут ни сдерживание, ни противовесы не прокатят. Этот противник, обозленный на здоровый мир, приложит немало усилий, чтобы и остальному миру стало так же плохо как ему. И я не знаю, как это остановить. И никто не знает. Потому что, чтобы мы не сделали все будет плохо.

– Так ты что… была бы твоя воля ты бы их убивал? – изумленный откровением спросил Семен.

Веккер ответил не сразу… Он улыбнулся как-то слишком грустно и сказал:

– Нет, наверное. Но изолировал бы точно. Что я, кстати, и делаю. Но пока это касается только тех, кто выходит за рамки Игры. Общество ни в чем не виновато перед ними. И если они начинают создавать угрозу обществу… в общем они знают на что идут. Семен не гляди на меня как на диковинного зверя. Я много думал об этом. Побольше чем ты. Да и повидал я их больше чем ты себе представить можешь. И везде одно и тоже… они считают, что остальной здоровый мир в чем-то виноват перед ними или чем-то им обязан. Есть дети, зараженные в больнице… есть несчастные, зараженные в зубных кабинетах или на переливании крови… есть много несчастных случаев. И этих людей надо пожалеть. И надо им помогать. Это, да, вина общества, что недоглядели. Вина контролирующих органов. Даже наша с тобой вина. Но как только такой несчастный начинает создавать даже нам с тобой угрозу…

Веккер замолк, разглядывая лицо Фомина. Потом он вдруг улыбнулся, открыто, словно рассказывал анекдот и сказал:

– Знаешь, что мне Вика сейчас сказала? Что, да, она ненавидит весь этот долбанный мир. Эту страну… Этих политиков которые никак не могут принять указ об изоляции подобных больных. Ведь если бы того парня, который ее заразил… если бы его вовремя увезли в другой город или в специальный санаторий… она бы не бегала по метро и не расклеивала бы эти объявления. Подумай на секунду: Она уже зла на всех нас. Мы для нее еще не враги, но уже друзьями не станем. И она тоже не станет другой. Если бы у нее было время вырасти, набраться мудрости… стать матерью, в конце концов. Да, она может родить, но не станет рисковать. Есть шанс и не маленький, что ребенок будет ВИЧ инфицированным… зачем рожать? Зачем дарить жизнь, чтобы ее отняла эта же болезнь? У нее нет времени стать умнее… и значит она потенциально наш враг. Твой и мой. А так же всех здоровых людей… парней, которых она может заразить. Она ведь красива. Правда? Ты бы с такой с удовольствием переспал?! Не зная, чем она больна, ты бы пулей к ней в постель прилетел. Не мотай головой. Надо оставаться честными с самими собой, раз не получается быть честными с ними.

Фомин молчал. В его голове все настолько спуталось, что он действительно пожалел о переводе в подчинение Веккеру. Одно дело, когда ты решаешь строго оперативные задачи и ни о чем другом не думаешь. Другое дело, когда у тебя нет выбора и ты должен думать не просто об исполнении приказа, а еще решать моральную проблему.