Олег Северюхин - Квази-мо
— Если хотите кому-то испортить жизнь, то подселите к нему бандеровца, — сказал негромко человек, похожий на Сталина, совершенно не заботясь о том, слышит его собеседник или не слышит, зная, что каждое его слово будет услышано, — и скоро этот человек жизнь в аду будет считать жизнью в раю.
Внезапно все доминошники бросили костяшки на стол, встали по стойке смирно и повернулись в нашу сторону.
— Продолжайте, товарищи, продолжайте, — и мой спутник успокаивающе помахал им рукой. С каждым шагом мне все больше верилось, что передо мной Сталин и отношение всех этих людей к нему не наигранное, а искреннее.
Мы поднялись на третий этаж и вошли в просторную квартиру еще сталинской постройки с толстыми стенами и высокими потолками.
В зале стоял огромный круглый стол, накрытый тяжелой красной бархатной скатертью с крученой шелковой бахромой. Хозяин квартиры достал из огромного красного дерева серванта бутылку вина и два хрустальных резных фужера. На бутылке было написано «Хванчкара». И никакой наигранности.
— А можно посмотреть ваши документы? — осмелился я задать вопрос.
Ни слова не говоря, хозяин достал из этого же шкафа листок и подал мне.
На листке было написано:
«ОРДЕР. Сим удостоверяется, что Сталин (Джугашвили) Иосиф Виссарионович, 21.12.1879 года рождения, определен на жительство по адресу: Новомосковск, проспект Мира, 51, корпус 2, кв. 17. Управляющий делами Люций Фер. Марта пятого числа одна тысяча девятьсот пятьдесят третьего года по общему летоисчислению».
И подпись красными чернилами.
— Все в порядке Иосиф Виссарионович, — сказал я, возвращая бумагу. — Может, мы добавим к вину вот это? — спросил я, доставая из портфеля все его содержимое.
Посмотрев на стол, Сталин подошел к телефону, набрал три цифры и, немного подождав, сказал:
— Лев Давидович, здравствуйте. У меня товарищ оттуда. Захватите Владимира Ильича с Надеждой Константиновной и заходите ко мне. Хорошо. Я жду. Нет, я не буду обижаться на ваши жалобы на меня. Хорошо.
Положив трубку, он повернулся ко мне и спокойным и ровным голосом сказал:
— Я пригласил к себе нескольких моих соседей, которых очень интересует все, что происходит там. Надеюсь, вы не против?
Не слушая моего ответа, он снова повернулся к телефону и сделал несколько звонков.
Минут через пять пришла симпатичная женщина среднего возраста, которая накрыла стол белой скатертью, произвела сервировку и унесла продукты на кухню.
— Ну, что же, уважаемый товарищ или как вас звать-величать, — сказал Сталин сев в кресло и предложив мне место напротив себя, — как там дела?
— Трудно однозначно сказать, товарищ Сталин, — сказал честно я.
— Понятно, — сказал хозяин квартиры, — просрали всё. Кто хоть был последним партийным секретарем в партии?
— Горбачев Михаил Сергеевич, — сказал я, — он же был первым и последним Президентом СССР.
Сталин задумался и сидел минут пять.
— Знал я одного Горбачева, и тоже Михаила, и тоже Сергеевича, — сказа он. — Парнишка молодой, кажется, лет семнадцать ему в 48-м году было. Орден я ему вручал как заслуженному комбайнеру. Трудового Красного Знамени орден. Он?
Я утвердительно кивнул головой.
— Надо же, как я тогда не разглядел в нем могильщика всего нашего дела? — сокрушенно сказал Сталин. — Надо было его тогда же расстрелять и СССР существовал бы вечно. Эх, немножко я не довел до конца национальный вопрос. Всякий перегиб в сторону национального в ущерб интернациональному грозит распадом СССР. Так и произошло?
— Почти что так. Те, кто пришли под руку царя, а потом и под руку ВКП(б) с голыми яйцами, получили невиданное развитие. Они посчитали, что это за счет своих талантов и умений у них уровень жизни выше, чем в собственно Богославии, которая все, что было можно, гнала на национальные окраины, часто не доедая и не развиваясь. Только не он поставил окончательную точку в СССР, а другой, его ровесник, строитель по профессии, ставший Первым Президентом Богославии, — рассказывал я.
В дверь кто-то позвонил.
Глава 34
Сталин пошел в прихожую встречать гостей. Я привстал из-за стола и увидел натурального Ульянова-Ленина, жену его Надежду Константиновну, которую нельзя ни с кем спутать из-за явных признаков базедовой болезни и самого Троцкого, Льва Давидовича, которого все неоднократно называли проституткой, что не сделаешь ради партийного пиара, но к делам личным это отношения не имеет. Троцкий стоял с огромной шахматной доской.
— Мат я вам сегодня поставлю, Иосиф Виссарионович, а вот руку не буду подавать принципиально по причине наших с вами политический разногласий, — сказал он, снимая галоши и проходя в гостиную.
— Вот, товарищи, — сказал Сталин, входя вслед за Троцким в гостиную, — представляю вам товарища оттуда. Извините, — обратился он ко мне, — не расслышал вашего имени…
— Алексей Алексеевич, — подсказал я.
— Товарищ Алексей, — продолжил он, — мы с ним перекинулись парой слов. Он нам расскажет такое, что насухую воспринимается так, так будто рашпиль без смазки стали использовать в проктологии. Так что, прошу к столу, чем нас товарищ Алексей порадовал. Вот, смотрите. Колбаса финская. Сыр голландский. Вермут венгерский. Огурцы и помидоры болгарские. Водка «Столичная» и то не наша, у американцев патент на ее производство, и конфеты шоколадные у нас сделанные. С голоду подыхает страна наша. Ничего своего нет. Как только капиталисты кран перекроют, так на самогоне и помрет то, что осталось от нашей страны.
— Что? Никак ветер свободы подул над нашей многострадальной родиной? — Троцкий встал и простер руку вперед. — Стоило только богославскому народу сбросить я себя ярмо коммунистического крепостного права, как он толпами ломанулся в свободные страны, оставив обломки коммунистической империи агонизировать посреди огромных кладбищ сталинского режима.
— Помолчите вы, Лев Давидович, дайте человеку слово сказать, — укоризненно сказал Сталин.
— Что значит помолчите? — визгливо закричал Троцкий. — Я классик мирового уровня и имею право говорить все, что мне вздумается. Марксизм есть? Есть! Ленинизм есть? Есть! Троцкизм есть? Есть! А вот сталинизма как не было, так и нет, и не будет. Это я вам однозначно говорю.
— Вы, батенька, либо сядете со своим троцкизмом, либо мы вас с Иосифом Виссарионовичем выпрем отсюда, и еще доской вашей шахматной вам же и по голове настучим. Я правильно говорю? — обратился Ленин к Сталину. Тот утвердительно кивнул головой. — А скажите-ка, голубчик, что там было с сельским хозяйством после 1953 года. Хочется нам знать, верна ли была политика товарища Сталина по сельскому хозяйству. Судя по его словам, сейчас Богославия должна стать первой в мире в области сельского хозяйства и основным экспортером продовольственных товаров, включая и деликатесную продукцию.
Ничего себе вопросы задали. Это же нужно целую диссертацию писать по этому вопросу. Ладно, попробую чего-нибудь рассказать. Только я что-то никак не пойму, как они живут в добром здравии, если в наше время их проклинают или превозносят миллионы людей. От одной отрицательной энергии можно враз инфаркт получить, а от положительной энергии — инсульт. А с такими диагнозами люди долго не живут. А тут на дворе две тысячи десятый год от рождества Христова, а они сидят себе голубчики, вино-водку пить собираются, сервелатом закусывать и огурчиками болгарскими похрустывать. Может, все это галлюцинации. Я сейчас проснусь, и весь этот квартет распадется. Я взял Ленина за руку и сильно ущипнул.
— А-а-а, — закричал Владимир Ильич, — вы чего это, батенька, щипаетесь? Смотрите, обязательно синяк будет, — сказал он, показывая всем ладонь руки.
— Давай, Володенька, я тебе на руку подую, — сказала Крупская, взяла его за руку и стала дуть на место, куда я ущипнул.
— Наденька, ты у меня просто передвижной госпиталь, — засмеялся Ленин, явно довольный тем, что о нем так заботятся, а о других нет. — Так мы вас слушаем, товарищ Алексей, — сказал он мне, откинулся на спинку, заложив большие пальцы рук за жилетные проймы для рук и выражая повышенное внимание к тому, что я скажу.
— А давайте-ка мы пропустим по рюмочке «Столичной» оттуда? — предложил Троцкий.
— Лев Давидович хорошо предложил, — сказал Сталин, — я сам водку буду пить и вам, Владимир Ильич, тоже рекомендую, сердечную мышцу расслабляет…
— Так вот, пусть прямо сразу и рассказывает, — запальчиво сказал Ленин, — может, это мне и надо, чтобы моя сердечная мышца не выдержала. Сколько же можно так жить среди этих скрюченных людей? Это же не жизнь, это ад какой-то.
— Так уж лучше такая жизнь, Володенька, чем никакая, — сказала Крупская.
— Что ты понимаешь в жизни? — сказал сварливо Ульянов-Ленин. — Жизнь — это когда ты самый главный, все слушают тебя, прислушиваются к каждому слову, записывают все твои мысли, конспектируют все твои размышления и вообще, когда по всей стране миллионы твоих памятников. Вот это жизнь. Даже в сибирской ссылке я был величиной. Ты же помнишь это. Ты тогда приехала ко мне, и мы там поженились. А здесь вокруг кто? Человек, который узурпировал партию большевиков и оставил меня не у дел, перекрыв доступ к информации и влиянию на партию. Или человек, который призывал вести всех людей в светлое будущее под дулами пулеметов…
