Андрей Столяров - Изгнание беса (сборник)
Все изменяется буквально в считанные часы. Точно буря вскипает в средствах массовой информации. Еще вчера Украина была несчастной бедствующей страной, шантажируемой экстремистами и терзаемой обычно не называемым Старшим братом, а уже сегодня, после выхода дневных номеров газет, после видеозаписи инцидента, тоже каким-то путем очутившегося на Западе, после комментариев и обзоров, данных знаменитыми аналитиками, она становится тоталитарным варварским государством, где свирепствует произвол и где полицейские части расправляются с мирными гражданами. И неважно, что пострадал в столкновении всего один человек; правда, в чем бы ни заключалась она, никого не волнует. История – это не то, что было, история – это то, как об этом рассказано. Событие создается не фактом, а только – сообщениями о нем. Эмоции всегда сильней протокола, и с этой минуты Киев – средоточие зла и насилия. Тщетны попытки правительства Украины что-либо объяснить. Тщетны его потуги представить события в их реальном значении. Никакие другие точки зрения не принимаются. Все увидели взмах дубинки, опускающейся на женщину, и все знают, что женщина эта измучена голодовкой. Возмущение мирового сообщества искренне и глубоко. Следуют бурные заявления различных общественных организаций. Раздаются требования прекратить финансовую поддержку «диктаторского режима». Соответствующий вопрос поднимается и в Европейском парламенте. Голос официального Киева в этой какофонии неразличим. И психологически, и морально война с Севастополем им безусловно проиграна. Все что остается смятенному правительству Украины, – это вывести из города злополучный спецназ и тем самым хотя бы немного приглушить возмущение. Весть об этом с быстротой молнии разносится по полуострову. Это – удивительная победа. Это ошеломляющий невероятный успех. Это признание тех, кого только вчера называли «политическими экстремистами». Значит, цель достижима! Значит, крымский Давид может одолеть украинского Голиафа!
Все оживает в знойных просторах Крыма. Все пробуждается и жаждет немедленных перемен. Уже назначены референдумы в Ялте, Симферополе и Гурзуфе, уже без боязни присоединяются к ним десятки других городов, уже проходят в них митинги и выносятся соответствующие резолюции, уже петиции с множеством подписей, летят, точно голуби, выпущенные из голубятен, уже развеваются российские флаги над большинством мелких селений, и уже под давлением толп на центральной площади Симферополя правительство республики Крым, откуда вынуждены были уйти все сторонники Украины, в немыслимо сжатый срок, всего через час после суматошной реорганизации, назначает не только выборы, чтобы получить новый парламент, но одновременно – аналогичный севастопольскому «опрос», результаты которого можно предугадать заранее.
Ничего нельзя противопоставить этому колоссальному натиску. Исчезает с объявлений и вывесок украинский язык, отменяется в школах обязательное изучение «мовы», и правительство Крыма обретает горячую благодарность учеников, восстановлено для крымчан отмененное три года назад двойное гражданство, никакие визы для поездки в Россию теперь не нужны, а с правительственных учреждений под клики и аплодисменты отколупываются государственные гербы Украины. Правда, кое-где в порыве энтузиазма возникают вместо них колосья бывшего СССР, вероятно, как память о той державе, «которую мы потеряли», но теперь даже эта тоска по прошлому не имеет значения. Коммунисты более никогда не будут править на полуострове. Подлинное значение имеет только воля народов Крыма. И если некая симферопольская газета пишет в громадной передовой: «Мы жили, живем и будем жить только в России», то она лишь отражает главенствующее настроение. Невозможно остановить ход истории. Невозможно возвратить прошлое, канувшее в темные воды Леты. Как непотопляемый авианосец, взявший курс на восход, отплывает независимый Крым от берегов Украины. Час свершений пробил, лучи таинственных звезд скрестились. Никакие усилия Киева уже ничего изменить не могут. Напрасно оглашаются через печать грозные заявления о нарушении конституции, напрасно заседает парламент и напрасно идут протесты в международные организации. Кроме сотрясения воздуха они уже ничего не приносят. Время Киева истекло. Даже подавляющее военное преимущество Украины никого не пугает. Потому что в ответ на первую же угрозу силой восстановить в республике власть и порядок, «сестры», которых по всему Крыму насчитывается уже тысячи человек, занимают взлетные полосы гражданских и военных аэродромов, единственную дорогу через Перекоп блокируют сотни рефрижераторов с крымскими, белорусскими и российскими номерами, и наконец вступает в действие сила, чей голос всегда был в этом регионе решающим. Черноморский флот, до сих пор лишь пассивно наблюдавший за ходом событий (в частности, во время «Севастопольской обороны» запрещены были даже сходы на берег) теперь громко и недвусмысленно напоминает о своем присутствии. Раздел флота кажется морякам верхом нелепости, они устали от вечных финансовых передряг, и им оскорбительно быть предметом торговли между соседними странами. Честь их задета пренебрежением обоих правительств, и потому верховное командование ЧФ в специальном обращении к президенту и парламенту Украины однозначно предупреждает, что не допустит никаких провокаций ни с чьей стороны, а в подтверждение серьезности своих слов в тот же день устраивает в Севастополе военно-морской парад. Батальоны морской пехоты проходят по главной улице города, а линейные корабли ровно в полдень дают холостой залп из орудий. Эхо этого залпа докатывается, видимо, и до Крещатика. Дым сносит к северу, и этого достаточно, чтобы остудить любые поползновения. Голос правительства Украины сразу же становится тише.
И когда вновь избранный «народный» парламент Крыма, опираясь на результаты голосования, даже для маскировки более уже не называемого «опросом», принимает на первом же своем заседании Декларацию о государственном суверенитете, о немедленном выходе Республики Крым из-под юрисдикции Украины и посылает в парламент России, президенту России, российскому правительству и народу официальное заявление с просьбой о вступлении Республики Крым в состав Федерации, это уже воспринимается просто как должное. Этого ждали, и к этому относятся как к совершенному факту. Жалобного протеста Киева по-прежнему никто не слышит. Мировое сообщество поражено обычным приступом глухоты. Нет, по-видимому, ни одного голоса против. И только сторожевой катер «Гетман Лазарчук», чей срок годности истек еще во времена Крымской кампании императора Николая I, гордо подняв на флагштоке жовто-блакитный прапор, переходит в Балаклавскую бухту, считающуюся военной базой Украины в Крыму, где и тонет благополучно, поскольку не выдерживает перехода даже в десяток миль по спокойному морю.
8
Велика сила магии, исходящая от успеха. Многотысячная толпа встречает Жанну в московском аэропорту, когда в теплый, по-настоящему солнечный, яркий день, чуть прищурясь, спускается она из самолета, прибывшего в столицу. Это совершенно обычный гражданский, ничем не выдающийся рейс. Москвичей никто не извещал специально о ее прибытии, никто не организовывал демонстрации по учреждениям и предприятиям, не было никаких сообщений по радио или в газетах. Но как от искры, выроненной средь сухостоя, идет потом на тысячи километров ревущий огонь, так, размахивая цветами и флагами, рокочет людское море при виде «Девы из Севастополя». И хотя среди множества флагов, собранных перед ней, в большинстве полощатся огненно-кумачовые, с серпом и молотом, дело, разумеется, не в раскраске быстро линяющих тканей. Дело – в порыве, с которым они сливаются в единое целое. Несть в этом порыве ни еллина, ни иудея. Плотный военный оркестр исполняет почему-то «На сопках Маньчжурии», блистают линзы фотографов, змеиными головами тянутся за ограждение микрофоны, сразу четыре неторопливых телевизионных камеры поглощают кромешным нутром подробности ликования. «Се-вас-то-поль!..» – скандирует группа юношей в кожаных куртках с елочными нашивками на рукавах. А стоит растерянной Жанне замедлить шаг и нерешительно поднять руку в приветствии, как толпа сметает хлипкие барьерчики ограждения и отбрасывает ее обратно к залу прибытия. Трещат ребра, пятятся верх по ступенькам испуганные пассажиры. Срочно вызванному наряду милиции приходится, точно буром, высверливать путь в служебные помещения. Наружу Жанну выводят через коридорчик для служащих аэропорта. К счастью, машина с двумя охранниками уже ждет ее неподалеку от здания, и всклокоченный Кармазанов уже открывает дверцу и машет рукой, и уже расчищает им выезд мешковатый патрульный.
Это уже похоже на истинное признание. Совсем иначе ступает теперь она под душноватые своды кремлевских апартаментов. Власть, липнущая здесь к стенам росписью и позолотой, больше не пугает ее. Она словно не замечает вокруг себя торжественного убранства: роскошных зеркал, лакированного паркета, темноватых картин, объемистой многосвечевой люстры. Ее это как будто вообще не касается. С поразительным равнодушием, которое даже можно счесть напускным, относится она ко вниманию тех, кого ранее знала лишь по газетам и телевидению. А вниманием Жанна в этот период не обделена. В первые же две недели после триумфального возвращения из Севастополя ее последовательно принимает сначала министр внутренних дел, якобы для ознакомления с критической ситуацией на юге России, затем – один из так называемых «молодых реформаторов», призванных к управлению, чтобы дать толчок ходу реформ, затем секретарь Совета безопасности президента, неожиданно озаботившийся судьбой соотечественников за рубежом, и наконец как итог Жанна имеет громадную, двухчасовую беседу с премьер-министром. Вот, куда она поднялась из обморока крапивного города.
