Девушка у обрыва - Вадим Сергеевич Шефнер
— Что вы здесь делаете? — удивился я. — Вы перевелись на Новосибирский Почтамт? Неужели на вас так подействовал тяжёлый случай, имевший место на Ленинградском Почтамте?
— Я здесь ничего не делаю. Просто зашла посмотреть, как здесь работают, — с улыбкой ответила Надя.
И далее она пояснила, что приехала сюда в отпуск, ибо в Новосибирске живёт её брат.
Я, в свою очередь, поведал Наде, что приехал в Новосибирск поработать в здешней библиотеке.
— А как пополняется ваш СОСУД? — спросила Надя.
Признаться, мне весьма польстило, что она помнит о моей работе и интересуется ею, и я поведал девушке, что СОСУД пока что не пополняется, ибо в Сибири совсем вывелись Люди, умеющие ругаться, и что я в данное время занят «Антологией».
— А сюда вы, видно, зашли как филателист? — поинтересовалась Надя.
— И как отправитель письма. Только что я отослал письмо Андрею Светочеву — Человеку, благодаря которому мы с вами познакомились.
— Неужели это был Светочев? — воскликнула Надя. — Вот бы уж не подумала на него! Я ведь и не разглядела тогда, кто был моим обидчиком. Когда будете писать ему в следующий раз, пожелайте ему удачи и передайте от меня, что я нисколько на него не сержусь.
— Он уже наказан за свой поступок, — сказал я. — Ему пришлось убить зайца.
— Как? Его наказали охотой? — огорчилась Надя. — Это так неприятно.
— Не волнуйтесь за него, — мягко сказал я. — Он обидел вас, он был послан в наказание на охоту, но благодаря сцеплению этих обстоятельств он встретил девушку, которую полюбил и которая полюбила его.
— Но почему вы не радуетесь этому? — спросила Надя. — В вашем голосе мне послышалась грусть.
— Я рад за него и рад за неё, — ответил я. — Но за себя я не рад.
Надя ничего не сказала, не стала меня утешать, и мне это очень понравилось. Мы молча вышли из Почтамта и тихо пошли по улице.
— Вам далеко? — спросил я. — Давайте я вас провожу пешком.
— Буду рада, — ответила Надя. — Я очень люблю ходить пешком. Я хотела бы быть девушкой-Почтальоном из одного исторического романа, который я как-то прочла. Эта девушка-Почтальон не любила ездить на мотоцикле, а ходила от деревни до деревни пешком. Я хотела бы, как она, ходить в лаптях от деревни до деревни по старинному асфальту, стучать клюкой в заборы и отдавать людям письма и радиограммы.
— Только не в заборы, а в ворота, — поправил я.
— Вы, наверно, очень хорошо знаете историю, — почтительно сказала Надя. — Как приятно вести беседу с высокообразованным Гуманитарием.
Не скрою, мне было приятно слышать такой отзыв от этой симпатичной девушки, которая, хоть была знакома со мной совсем недавно, уже сумела оценить меня по достоинству. «Разве хоть раз отозвалась Нина обо мне столь справедливо?» — шевельнулась у меня мысль. Тем не менее я скромно возразил Наде, что хоть я и съел, как говорится, собаку на истории XX века, но я ещё познал не всё, что надо познать. Так, например, лингвистический мой багаж заставляет желать лучшего. Правда, я знаю кроме родного языка английский, немецкий и французский, а также группу славянских языков и латынь, однако древнегреческого я ещё, к сожалению, не знаю.
— Нет, вы очень много всего знаете, — мягко возразила Надя. — Я вот, кроме английского и французского, никаких языков не знаю… Правда, я ещё понимаю международный код.
— Ну, это не язык, — возразил я. — Много ещё воды утечёт, прежде чем международный код станет языком. Пока что он состоит почти сплошь из техницизмов.
— А где вы остановились? — поинтересовалась вдруг Надя.
— Так как я прилетел сюда на сравнительно долгий срок, то я остановился в гостинице.
— Переселяйтесь к нам, — предложила Надя. — Никто вас не будет беспокоить, и я в том числе. Квартира у нас сейчас почти пустая, все разъехались на лето. Брат мой тоже мешать вам не будет, он тихий.
— А кто он, ваш брат?
— Памятник, — ответила Надя.
— То есть как это памятник? — изумился я. — Очевидно, вашу речь надо понимать иносказательно: ваш брат был каким-либо известным Учёным, а затем скончался и ему воздвигли памятник? Так? Но почему я не слышу в вашем голосе скорби по усопшему? При вашей привлекательной внешности такая бесчувственность не делает вам чести.
— Да живёхонек мой брат, — засмеялась Надя. — Он по специальности Памятник, он разрабатывает вопросы усиления памяти.
— Век живи, век учись, — сказал я. — И преуспевает ваш брат-Памятник на своём учёном поприще?
— Да. Несколько лет назад он сконструировал прибор, усиливающий память. Однако этот прибор нуждается в длительной проверке, и только после этого его можно будет пустить в массовое производство.
— Интересно было бы взглянуть на этот аппарат, — сказал я.
— Вы его видите на мне, — ответила Надя и коснулась пальцами своих серёг.
— Как, эти маленькие серёжки и есть упомянутый вами прибор?
— Да. В них вмонтированы два микроагрегата, которые создают вокруг головы усилительное поле.
— А как называется этот аппарат? — поинтересовался я.
— Полное его название — Опытный Прибор Усиления Памяти. Сокращённо — ОПУП.
— ОПУП! — воскликнул я. — Какое неблагозвучное название. Такие нелепо звучащие сокращения нередко употреблялись в Двадцатом веке, но ныне, когда существует Наименовательная Комиссия, состоящая из Поэтов-Добровольцев…
— Я понимаю вас, — перебила меня Надя. — Но брат ещё не зарегистрировал свой прибор в Наименовательной Комиссии. А сам он не мог придумать ничего лучшего. Но, в конце концов, дело ведь не в названии. Прибор действует хорошо.
«Едва ли может быть удачным аппарат с таким неудачным названием, очевидно, по Сеньке и шапка», — подумал я, но ничего не сказал Наде, дабы не огорчать её[21].
Мы простились с Надей у подъезда, а на следующий день я переехал в её квартиру и поселился в тихой угловой комнате. Брат её — Памятник — оказался человеком весьма молчаливым. Если я из вежливости за обедом заводил с ним разговор о его работе, то он отвечал мне весьма охотно, но речь его настолько была насыщена научными терминами, что я ничего в ней понять не мог. В Надином изложении всё это выглядело гораздо проще и понятнее.
Теперь я работал на дому. Набрав в библиотеке книг, я читал
