Мартин Уиллоу - Одиночество
Одинокий обитатель опустевшего мира нетвёрдой походкой пересёк комнату, чтобы справить малую нужду, но промахнулся мимо двери и сильно ударился плечом.
— Что? — он с недоумением воззрился на препятствие, после чего аккуратно шагнул вперёд, боясь повторения прежней неудачи. — Мне просто нужен туалет.
Через пару минут Вернон Левитт вернулся к дивану и снова потянулся к бутылке.
— Привет! — окликнул его приятный женский голос.
— Привет! — мужчина поднял глаза и глупо улыбнулся. — Кажется, я тебя знаю. Классно выглядишь!
— Спасибо, — перед ним стояла повзрослевшая Джулия Керслэйк, одетая в обтягивающую белую футболку с красной надписью «Я люблю танцевать» и фирменные джинсы. Её волосы были зачёсаны назад и собраны в тугой конский хвост.
— Извини, но ты не могла бы мне напомнить, где мы раньше встречались?
— Конечно, — кивнула женщина. — Вспомни школьные годы. Кажется, ты испытывал по отношению ко мне какие-то чувства.
— Дай-ка угадаю. Неужели Джулия? Джулия Керслэйк?
— Она самая.
— А откуда ты узнала, что я испытывал к тебе какие-то чувства?
— Да ты же на каждой перемене смотрел на меня так, будто я с луны свалилась. В хорошем смысле, разумеется.
— С луны свалилась, — усмехнулся Вернон. — Наверное, было смешно наблюдать за мной, да?
— Ничуть, хотя ты и выглядел забавно. Признаться, я ждала, когда же у тебя хватит смелости подойти ко мне и заговорить.
— Ждала? Значит, я всё-таки мог рассчитывать на твою дружбу?
— Не знаю, — пожала плечами Джулия. — Возможно. Кстати, правду ли говорил Мертон Роуклиф по поводу того, что ты выменял у него мою фотографию, отдав ему свой складной нож?
— Вот трепло, — вздохнул мужчина.
— Значит, правда? Нож за кусок картона?
— Это был замечательный снимок.
— И куда же ты его дел?
— Не помню.
— А я даже рада, что он потерялся, — произнесла Джулия Керслэйк.
— Почему?
— Потому что я там плохо получилась. А если бы знала, подарила бы тебе более удачную фотографию.
— Послушай, после значительной порции алкоголя я туго соображаю и говорю не то, что нужно, но мне хотелось бы знать, как ты оказалась на афише стриптиза?
— Это долгая история, — с грустью сказала женщина.
— Извини, если чем-то обидел тебя.
— Ничего.
— Может быть, присоединишься ко мне? — мужчина указал на бутылку виски.
— Боюсь, что не могу принять твоё предложение.
— Как хочешь.
— Вернон, я здесь, чтобы сказать тебе нечто важное.
— Вот так новость! — изобразил удивление Вернон Левитт. — Попробую догадаться самостоятельно. Мне следует вернуться?
— Вот именно, — обрадовалась Джулия.
— Позволю себе заметить: я уже вернулся! — смех мужчины прозвучал крайне неестественно. — Как только услышал в трубке голос Линды, бросил всё и примчался сюда. И знаешь что? Никого не обнаружил.
— Ты ошибаешься, — возразила собеседница.
— Ошибаюсь? Ты можешь обвинить меня в чём угодно, но только не в том, что я ошибаюсь! Здесь нет ни одной живой души, кроме тебя и меня.
— Ты должен вернуться.
— Должен вернуться, должен вернуться, — со злостью передразнил Джулию Вернон. — С меня хватит! Я больше не хочу ничего об этом слышать.
— Но ты должен…
— Немедленно замолчи! Иначе тебе придётся уйти.
— Ты так и не научился слушать, — разочарованно вздохнула женщина. — Я лишь хотела тебе помочь.
— Оставь меня.
Джулия Керслэйк покорно покинула комнату, лишь на мгновение задержавшись в дверях, чтобы обернуться и бросить прощальный взгляд на мужчину, когда-то влюблённого в неё всем сердцем. Она не пыталась вызвать в нём утраченное чувство, потому что пришла сюда совсем по другой причине, но он оказался глух к её словам.
Вернон лёг на диван и уснул мертвецким сном, во время которого его сознание погрузилось в тёмную пучину без единого сновидения.
* * *Обитатель пустого дома пробудился от того, что солнечный свет попал ему прямо в глаза, так что пришлось прикрыть их ладонью. Отвратительное состояние сопровождалось жуткой головной болью. Казалось, что в виски вгрызаются два беспощадных сверла, а затылок и вовсе раскалывается на части. Во рту всё пересохло, язык стал шершавым и неповоротливым.
«Слишком много виски», — первая трезвая мысль пришла в голову слишком поздно.
Мужчина с трудом поднялся с дивана и побрёл к умывальнику. Он открыл кран, подставил ладони под струю холодной воды и приложил их к лицу, после чего взглянул на себя в зеркало. Каково же было его изумление, когда Вернон обнаружил странные изменения в своём облике. Сквозь лицо ему удалось рассмотреть шкафчик, висящий прямо у него за спиной.
«Я исчезаю, как все те люди, которых я видел на записях с камер видеонаблюдения!» — с ужасом подумал Вернон Левитт. Он поднёс к глазам правую руку и убедился в том, что она тоже стала полупрозрачной.
Неужели этот мир окончательно опустеет, и в нём больше не останется ни одного человека?
Вернона охватила паника. Глупо было бы надеяться на то, что у него какая-то редкая форма заболевания, и от него можно избавиться с помощью лекарственных препаратов.
Нет, он обязательно найдёт способ, чтобы предотвратить… что? Какое название можно дать тому, что с ним сейчас происходит?
«Диагноз — исчезновение», — застучало в голове.
Это эпидемия. Все люди исчезли в результате глобальной эпидемии. Вероятно, у Вернона оказался самый сильный иммунитет на планете, но теперь неведомый вирус подточил и его. А результатом длительной борьбы организма стали причудливые видения и галлюцинации.
Мужчина поспешил добраться до мастерской Линды, чтобы ещё раз взглянуть на её картину, изображающую одинокого прохожего, идущего под проливным дождём и кутающегося в плащ.
— Линда, я люблю тебя, — прошептал он, бережно прикоснувшись к шершавой поверхности холста. — Жаль, что мне не удалось сказать тебе это ещё раз…
Незнакомец на картине шёл вдаль под порывами ураганного ветра.
Он шёл и шёл, словно ничто не могло его остановить.
Где-то впереди его ждало тепло очага.
Тепло любящего сердца.
* * *«Я знаю ответ», — яркая идея пришла в голову так внезапно, что Вернон даже вздрогнул.
Это было похоже на неожиданный толчок извне.
Вспышка, ослепляющая сознание и оставляющая после себя отчётливый след.
«Я знаю, что произошло на самом деле, и гипотеза о глобальной эпидемии, охватившей весь мир, не имеет к этому никакого отношения», — начал размышлять мужчина. Но как только он попытался подобраться к истинной причине исчезновения людей, в мозгу сработал какой-то предохранитель, и Вернон Левитт упёрся в невидимую логическую стену — непреодолимый тупик разума.
Что сказала ему Джулия во время их странной встречи? Он так и не научился слушать.
Но что Вернон, собственно говоря, должен был услышать? Женщина в точности повторила слова Рейли, Кевина и Орсона: он должен вернуться. Но разве он не вернулся домой?
Стоп.
Ты должен вернуться — ты должен вернуться домой.
Ни один из них ни словом не обмолвился о том, куда же ему всё-таки необходимо вернуться. Во всяком случае, никто не упомянул про дом. Тогда куда ему следовало возвращаться?
И снова: «Я знаю ответ».
Какой ответ? В чём он заключается?
Почему все люди исчезли? Куда они исчезли? Что заставило их исчезнуть?
Перед внутренним взором вертелось смутное видение, объясняющее суть происходящего, но Вернон Левитт никак не мог поймать его в фокус сознания. Он сосредоточился и сконцентрировал всё внимание на ускользающем образе, как будто пытался подобрать нужное слово, которое упорно не шло на язык.
Короткий и ёмкий образ. Что-то незамысловатое.
На ум почему-то неизменно приходило ведро с синей краской. Надписи, или что-то связанное с ними? Разгадка кроется в этом?
ЕСЛИ ВЫ ЧИТАЕТЕ ЭТО, ИЩИТЕ МЕНЯ В ТАРГЕТ-ТАУНЕ.
Вернон оставил около двух сотен таких посланий, но какое отношение они могли иметь к делу? Он уже побывал в местечке под названием Таргет-Таун и лично убедился в том, что там никого нет.
Нет, не то. Должно быть что-то ещё. Но что, мужчина не знал.
* * *По «степени» своей прозрачности Вернон определил, что растворился ещё процентов на тридцать. Теперь он мог рассмотреть диван сквозь ладонь более отчётливо. А это значило, что у него почти не осталось времени на то, чтобы разобраться в том, что же всё-таки происходит. Из-за нервного напряжения у мужчины почти пропал аппетит, и он с неохотой заталкивал в себя солёные крекеры, найденные в одном из кухонных шкафов.
В звенящей тишине хозяин дома нарочно издавал посторонние звуки, чтобы отогнать от себя угнетающее чувство невыносимого одиночества, которое сделалось чем-то вроде ошейника от блох для домашней кошки. Если он передвигался по дому, то старался шагать как можно громче; если находился в туалете, то напевал себе под нос какой-нибудь неопределённый мотивчик; если ел печенье, то доставал его со дна упаковки, тем самым заставляя бумагу шелестеть. Но одиночество не отступало. Оно окружило мужчину со всех сторон и пристально следило за каждым его движением.
