Пол Андерсон - Игры Сатурна. Наперекор властителям
«Уриэль» покидает флотилию. Запись кинохроники включает кадры Асклунда за работой. Он считывает ряд цифр, потом коротко улыбается, его голову венчает ореол звезд, он кивает и кричит:
«Пока, всего хорошего!»
Ногти Дафны впились в мою руку до крови. Я не пошевелился.
Потом идет короткий эпизод полета в суперприводном полете. «Уриэль» перемещается все ближе и ближе к аду перед тем, как возвратиться к нормальному состоянию, все виднее, все незащищеннее. Из защитных форсунок вырывается облако плазмы, которое плывет над покровом из защитных полей вокруг корпуса корабля, окутывая его как слабо сверкающий кокон. Это защитит его не только от урагана заряженных частиц, но и от смертельно опасных фотонов… от большинства. Как только доза за бортом приблизится к безопасному уровню, корабль полетит быстрее света.
Эти события должны быть показаны в воссозданном виде. Никакие внешние объективы не могли бы так близко подсмотреть работу человека на фоне блеска туманности. Никакой луч, несущий информацию, никакой приемник так близко не мог пронзить дикое электричество вокруг. То, что мы видели, — это просто вид в стиле импрессионистов, огромный корабль вдруг начинает вращаться, сокращаться в размерах, пока не исчезает из виду, а потом пропадает в огне. Затем, глазами ангелов, мы видим огромный шар, раскаленный до белизны и все еще разрушающийся, не слишком выгоревший и сжатый, но все еще сияющий, который за какие-то секунды пересекает их орбиту. И мы видим пятно, которое представляет собой «Уриэль». И это пятно ввергается туда.
На переднем плане стрелки, резко застывшие на приборах, цифры на экранах, так быстро сменяющие друг друга, что за ними невозможно проследить, отчаянное стрекотанье принтеров; потом — люди, за чьей решительностью прячется ужас.
Голос за кадром:
Без предупреждения энергия упала. Инженеры Смит и Поликард едва смогли наскрести несколько «эрго», чтобы поддерживать защитные поля от радиации. Ничего не осталось для полета в суперприводе ни для энергетического прыжка. Разрушение магнитодинамического поля значило бы смерть за какое-то мгновение. Ничего не оставалось делать, как заняться работой — найти причину неисправности и осуществить ремонт — пока «Уриэль», беспомощный, менял направление и его притягивало, как комету, гравитацией двух солнц, которые вместе были тяжелее самого Солнца.
Орбита была установлена заранее, чтобы вращаться на безопасном расстоянии от горячего приятеля, несколько ближе к его холодному товарищу. Никто не ожидал, что эта орбита настолько увеличится, что почти коснется прилегающей к солнцу планеты. Но это произошло.
За точкой потянулась алая полоса, которая отмечала ее путь через космическое пространство. Поначалу на экране все шло в ускоренном темпе. «Уриэль» имел большое отклонение в сторону двойной звезды, чья масса усиливала его все сильнее. Тем не менее кораблю потребовалось несколько дней, чтобы достичь апастрона.
Позднее, пошли замедленные съемки. Поскольку вблизи скорость возрастала, возрастала и возрастала с головокружительной быстротой сверх той, которая могла бы возникнуть при простом притяжении предмета предметом. «Уриэль» уже вращается вокруг нейтронной звезды как раз напротив бывшей суперновой, заходя в ее тень, что и спасает людей, поскольку радиация так увеличивается, что проникает через защитные экраны в таком количестве, что звенят все сигналы тревоги. Ускорение поднимается за пределы полумиллиона «g», пять тысяч километров в секунду за одну секунду. Таким образом корабль отправляется в космическое пространство через мерцание квантов, слишком быстро для их повторного облучения от взрыва звезды, которое могло принести ему смерть. Ускорение снова спадает, но к этому времени «Уриэль» уже следует со скоростью света, стараясь ее обогнать.
Голос за кадром:
Тела, настолько массивные, как эти два, вращаясь с такой скоростью, образуют силы, в соответствии с теорией отностительности, которая действует как что-то вроде отрицательной гравитации. Именно туда-то и попали несчастные люди. Они не чувствовали никакого торможения, никакого давления, они все время находились в невесомости и не выходили из этого состояния в диапазоне действия зоны «приливов». Но их собственная скорость превысила в пятьдесят раз ту, из которой они могли бы вырваться посредством прыжка до того, как не кончится горючее. Они попались в ловушку той скорости, которую они набрали.
Мне нужно было описать все, что мы видели, фотографии, взятые на борт, отвагу одиноких людей, которые усиленно трудились, страдали, молились, терпели, не ожидая спасения и, возможно, не желая его. Но я не мог.
Я просто опишу некоторые сцены в конце фильма, которые я смотрел с Дафной, она плакала, пока я ее обнимал. Сломанная энергоустановка была починена. Медикаменты против радиации производили свой эффект. Внешняя оболочка корабля стала холодной снова, из воздуха исчезли пыль и пот, генераторы псевдогравитации снова стали обеспечивать стабильное притяжение, защитные поля отталкивали прочь межзвездные газы невидимой ударной волной так, чтобы лучи больше не могли достигать человеческих тел, и наступила оглушительная тишина.
В благоговейном страхе все семеро стояли на обзорном мостике. Расстояния сжались, массы разбухли, время расширилось. Доплеровский сдвиг коснулся почти всех звезд впереди и вверху, хотя некоторые все еще тускло сияли. Аберрация обратила остальные в одно серхъестественное созвездие, обнимающее необъятную ночь.
И именно под его светом капитан Кинг поставил своих людей на колени в молитве благодарности Богу. «Небеса объявляют победу Бога, и небесный свод показывает творенье его рук… Потому что я считаю твоим, небо, работу, которую делают мои руки, луну и звезды, которые ты предопределил. Что такое человек, мысль которого есть ты, и что такое сын человеческий, которого ты посетил?»
Но Асклунд стоял в вертикальном положении, смотря вперед, как будто в лицо врагу.
После этого они возобновили станции, включили суперпривод, автоматические оптические компенсаторы создавали иллюзию, что они снова находятся в знакомой вселенной, они повернули, чтобы встретиться со своими товарищами.
Голос за кадром:
В условиях межзвездного полета внутренняя радиация не проявляет себя. С надлежащими предосторожностями команды с других кораблей швартовались к «Уриэлю», выражали сочувствие и забирали записи с посланиями, чтобы отвезти домой.
Некоторые послания были сумбурны, некоторые — высокопарны, некоторые — слезливы. Асклунд улыбался почти сухо в камеру, хотя в его словах сквозила нежность:
— Дафна, дорогая, ты помнишь ту старую-престарую балладу, переведенную мною для тебя, о мертвом рыцаре, который возвращается к своей возлюбленной? Ты помнишь, что он говорил ей?
Каждый раз, когда ты плачешь,Каждый раз, когда печальна,Я в гробу своем от болиИстекаю кровью тайно…
Каждый раз, когда смеешься,Каждый раз, когда поешь ты,То в гробу моем от счастьяРасцветают жизни розы…
Пожалуйста, сделай мне этот подарок. Живи. Дай мне знать и порадоваться, что ты счастлива. Потому, что я — тоже живой, не забудь об этом. Это не гроб. Мы можем прожить жизнь с пользой, если нам помогут. Если ты сможешь помочь, Дафна, тем, что ты не будешь скорбеть, а просто жить…
Там было еще что-то.
Голос за кадром:
«Уриэль» оставался в пути в то время как команда старалась полностью оправиться от своего тяжкого испытания. А тем временем Корпус астронавтов обсуждает, что лучше всего можно для них сделать. План готов, спасательная миссия работает в полную силу.
Дафна с трудом справилась с рыданиями и прошептала мне в ухо:
— Синклер! Я полечу тоже!
Но до тех пор пока она не вернулась с тренировок, я не узнал даже частично, как она проложила себе дорогу. Рекомендаций, которые ей удалось выманить у меня, было явно недостаточно, несмотря на то, как яростно я их отстаивал.
Член правления Джарвис:
— Чепуха! Зачем беспокоиться и тратить деньги на обучение новичка для единственного полета, когда у нас есть профессионалы? Да еще женщину? Черт побери, ведь ей же понадобится отдельная уборная!
Секретарь Вардо:
— Ну да, Вооруженным силам не будет вреда от того, чтобы совершить хорошо освещаемый в прессе акт сочувствия. Но разве милосердно позволить им встретиться на пару недель в переполненном салоне корабля, не снимая скафандров?
Пастор Бенсон:
— Во-первых, пристойность. По крайней мере женщине одной будет чрезвычайно трудно путешествовать и работать среди мужчин в тесном общении, не сделав явным того, что следует скрывать. Во-вторых, мораль. Она ничего не сможет поделать с тем, что станет причиной вожделения. О, конечно же, я понимаю, что ничего непристойного не случится. Однако мысли будут отвлекаться от божественного, от концентрации на постоянных обязанностях, что, возможно, в этом окружении повлечет за собой опасность. Третье, и самое основное: — разве не может неожиданный и отвлекающий внимание ее вид — вид привлекательной женщины, возникшей на короткое время среди мужчин, которые приговорены всю жизнь остаться холостяками (и не только ее муж, но и все семеро, молодые и полные жизни), не может ли это ослабить их решимость принять волю Божью? Разве не могут воспоминания начать преследовать их, пока в конце концов они не перестанут верить в Его милосердие и не попадутся в когти дьявола?
