Игорь Гор - Проект «Повелитель»
— Ничего Шустрый, мы отомстим. Вот возьми, — и он снял с шеи один автомат.
Пацан, не веря своим глазам, неловко принял его в руки, утёр слезу, и сказал:
— Я оправдаю, я больше никогда тебя не подведу, дядя Федор.
— Я верю Серёжка, верю. А где Мишка-Ангел?
— Он с нами ходил, но на обратном пути решил к старику сходить, там вас с Толстым подождать.
Федор кивнул. ***
Хаймович что-то тихо бубнил, но его, ни кто, кажется, не слушал. Мишка по прозвищу Ангел, с большими черными глазами и не по мужски длинными ресницами, сосредоточено набивал магазины. Керосинка на столе чадила. Дымный запах солярки пропитал комнату. Косой всё считал и что-то прикидывал, перебирая оружие.
— Я таки считаю неразумным брать с собой ребенка.
Ребенок под именем Шустрый бросал на Хаймовича испепеляющие взгляды.
— Ну посудите сами, шансов у вас перебить всех просто нет, а вернутся живыми и того меньше. Оставьте его здесь. И вообще не порите горячку. Месть это блюдо, которое подают холодным. Нужно всё обдумать, взвесить и выждать момент.
— Вот мы и выждали, — зло сказал Федор, — пойдем, пожелаем им спокойной ночи.
— Федор, мне кажется вам нужно понять одно. Пострелять и погибнуть проще простого.
Месть — это прежде всего выжить и отомстить. Ну хорошо, раз вы так не понимаете… Измените прерогативу. Что для тебя важнее вернуть Луизу или убить Джокера?
Федор от этих слов словно очнулся от тяжелого сна. Я подошёл и положил руку на его плечо.
— Дед верно говорит, давай по-тихому попробуем. Где он женщин держит, я знаю.
— Часовых я беру на себя. И как спуститься знаю.
— Толстый, ты никак в гарем наведывался, — усмехнулся Миша, насчет женщин тоже не ангел.
— Нет. Но мысли как это можно сделать были. Понимаешь там с соседнего здания для меня перепрыгнуть раз плюнуть. Потом кошку цепляю и вниз до нужного окошка. Думал, постучусь. Авось откроют.
— Это ж как нужно оголодать, чтоб до такого додуматься, — покачал головой Хаймович.
— А если пробиваться? — спросил Шустрый.
— Пробиваться дохлый номер, гарем в самом конце от входа здания. Через всех точно не пройдем.
— Гладко говоришь, — с сомнением сказал Федор, — А на деле? Ну, спустишься ты, ну в окно залезешь. А женщины заголосят? И хана тебе.
— А чего им голосить?
— Толстый, ты свою морду в луже видел? Про зеркало не спрашиваю, ты в него хрен заглядывал когда.
— Да уж не кривее твоей. — Оскалился я. — Хватит, не по теме базарить. В окно залезу, найду Луизу и по веревке спущу её тебе. Ты в низу в это время часовых снимешь. Идет?
— Идем, — согласился Федор. — Светает скоро.
И мы заспешили. На пороге Косой тормознул пацана:
— С дедом останешься.
— Но…
— И никаких но! Я не хочу опять вернутся в пустой дом. Отвечаешь за деда головой.
— А..
— Вот именно. Ты обещал меня больше не подводить. Или забыл?
Шустрый насупился, и вернулся в дом.
— Дай вам Бог удачи, — сказал Хаймович и перекрестил нас.
* * *Не ходят у нас по ночам. Вдвоем и даже втроем не ходят. Даже вооруженные до зубов не ходят. Если только большой толпой. И то всегда есть шанс дойти, но кого-нибудь не досчитаться. Пропадают люди бесшумно и бесследно по дороге. Ночью выходят на охоту те твари, что днём спят. Я не раз находил по утру части растерзанных торков. А кто их так мог уделать, даже не представляю. Справится с панцирем торка, никому из известных мне не по силам. Не зря детей перед сном пугают Призраком ночи. Говорят, что он безликий и бестелесный властелин ночи, и когти его остры как лезвия, а зубы как стекло, и нет от него спасения одинокому путнику. Днём он прячется в подвалах, а ночью выходит на охоту. Мы и без этих сказок сторонились подвалов. В них и без Призрака ночи хватало всякого. А вот так, как мы идти среди ночи, размахивая факелами, всё равно, что на ужин зверей подзывать. Полное безумие! И пусть в одной руке ты держишь факел, а палец второй на курке. Из темноты всегда есть кому прыгнуть на тебя сверху или сзади. И палец бесполезно будет жать на курок. Недолго, правда.
Я усмехнулся своим мыслям. Умею взбодриться, когда нужно. Но пока Бог миловал, до Джокера уже рукой подать, а не одна сволочь не побеспокоила. Звери, они тоже чувствуют настроение. Мы шли полные решимости убивать, что творилось на душе Косого, так просто тихий ужас. Он представлял, как его брюхатую Луизу тащат грязные, лохматые уроды, как пинают в округлый живот. И руки его впивались в автомат до судороги, до полного онемения конечностей. А дальше… Мне самому стало дурно от его мыслей и захотелось рвать руками врагов, вспарывать ножом животы и вытаскивать кишки, вырывать бьющиеся сердца. Я помотал головой, отгоняя наваждение. И внезапно почуял, что рядом с нами параллельным курсом идет кто-то, прячась в тени. Пошарил в его голове. Он это видимо почувствовал и удивленно остановился. Да, для него мы были добыча. Привычная, желанная добыча. Почему он не напал? Видимо чуял наш боевой настрой. Чтобы это проверить я как бы невзначай повел стволом в его сторону, и он тут же сместился влево, уходя вглубь ночи. Вот там дружок и оставайся, не до тебя сейчас, пожелал я ему. И он послушно приотстал. Умница. Правда, маячил где-то сзади. И мне теперь помимо того, что пялится в темноту, приходилось затылком следить за его перемещениями. Вот и долгожданная высотка. С неё я и планировал спрыгнуть на Джокер-Хаус. Пришлось затушить факелы, дабы не привлекать внимание. Незнакомец резко приблизился. Летает он что ли? Ни звука. Ни скрипа камней под ногами, ни хлопанья крыльев. Я так же резко повел автоматом ему на встречу. Он явно стушевался и встал как вкопанный. Ага, будешь знать, не на того нарвался! Я друг, хоть как ты в темноте не вижу, но мне это и не обязательно. Выстрелю я, в нужном направлении.
— Что-то ты дерганый какой-то Толстый, — заметил Мишка, — Мне тоже ночью не по себе.
— Не в этом дело, — прошипел я. Надо же? Мишка подумал, что я трушу.
— Дальше куда Толстый? — спросил Федя, — Я тут не был.
— Прямо и вверх по лестнице до упора. Я последним пойду.
— Чего так?
— Хвост за нами, и давно. Чую я его. И вот ещё что… За моей спиной постарайтесь не идти и не стоять. Если он кинется, на пути, чтоб не оказались.
— Какой хвост? — опять не вник Ангел.
— Он знает, что говорит Миша. И верить ему надо в этом случае как своей матери, и слушаться так же.
— Я и не знал Косой, что Толстый тебе за маму. Думал ты у…
Миша не договорил, поскольку с ходу получил в ухо и упал.
— Жить хочешь сучёнок? — Федор сгрёб его в охапку. — Он о наших жизнях заботиться, а ты тут шутки шутишь? Жаль ты не видел, что в нашем доме теперь творится… А ты Максим стреляй сквозь этого придурка не раздумывая, если будет такая нужда.
Лицо мое скривило. Вот из-за такой ерунды я и не ужился в банде Косого. Ему всё время нужно было доказывать своё лидерство. А мне оно и даром не надо.
— Извини Косой, не подумав, сказал, — ответил пришедший в себя Миша.
Косой не ответил, он уже скользил тенью по лестнице. Я устремился следом. Ночной охотник приотстал.
* * *С крыши кромка горизонта серела, и можно было догадаться, что земля круглая. Самой земли под домом не наблюдалось и от этого казалось, что дом ещё выше а внизу не земля а непроглядная бездна. Холодный ветер пронизывал насквозь. Я поёжился. Крыша соседского дома была хоть и ниже, но черт его знает где. Это в эротических мечтах до неё было рукой подать. А предстояло допрыгнуть. Я подошел к краю. Федор и Мишка посмотрели вместе со мной на ту сторону.
— Знаешь, Толстый, ты конечно прыгун непревзойденный но до Мухи тебе как до …
Косой недоговорил, видимо, побоявшись обидеть. — Тяжелый ты, не допрыгнешь. Да и Муха бы не допрыгнул…
— Допрыгнул, и я допрыгну. Знаешь, почему Джокер тут поселился?
— Слыхал эту байку, — кивнул Косой, — Якобы в детстве, когда он упал с крыши, Муха прыгнул следом, подхватил его и приземлился с ним на руках невредимым.
— Не с крыши, а с балкона. Я сам это видел.
— Да, ну?! — сказали хором мои спутники.
— А чего тогда не рассказывал никому?
— Давно это было, — замялся я, — да и не уверен, что это был Джокер.
— Ладно, время идет. Давай веревку. Ты только не злись Косой, но автомат я не возьму и так тяжелый. Стволов за поясом мне хватит. Ну-ка, отойдите, сейчас с разгона попробую.
И я попробовал! Хуже нет, чем стоять на краю и сомневаться, ждать, когда ветром выдует из тебя последнюю храбрость, а страх отнимет у тебя силы. И ты мешком грохнешься о стылую землю. Разбежался и прыгнул, вкладывая все силы, словно жить больше не придется. Первое привычное ощущение, что ты невесом, что ты летишь как ветер. Но Мать земля тянет вниз с неудержимой силой. И только хватаясь руками за скобы, веревки, сдирая кожу, ломая пальца и ребра об край крыши, ты понимаешь — насколько ты тяжел, и насколько велика власть земли. Я долетел. Ударился грудью об край крыши, так что перехватило дух. Меня откинуло как мячик. Руками успел ухватиться за кромку. Под пальцами она стала крошиться и трескаться. Камешки посыпались вниз и застучали по асфальту.
