Глоток Солнца - Евгений Серафимович Велтистов
— Нет, не хочу туда, — сказала Соня.
Она даже топнула ногой. Но вдруг глаза ее вспыхнули, она бросилась к двери.
— Папа!
Итак, размышления мои были верные: разве мог я, смотря на танцующую дочь, видеть за своей спиной ее отца, этого маленького славного человека. Он действительно показался мне очень славным, сразу располагающим к себе то ли своей мягкой улыбкой, то ли смешными усиками. Но в следующее мгновение я опешил, услышав имя и фамилию: Иосиф Менге. Игорь помрачнел, подозрительно скосил глаза: кажется, он пытался представить безобидного отца Сони изобретателем коварного визуализатора, вошедшего во все учебники.
— Я вас знаю, — сказал Менге. — Вы прилетели с Бриговым. И вижу, — с улыбкой добавил он, — что вам кое-что в Тампеле не нравится.
— Ты угадал, папа. — Соня выразительно указала на лоб Игоря. — Берегитесь, мальчики, мой отец — опасный человек…
— Вы что, читаете чужие мысли? — мрачно сказал Игорь.
— Только свои. — Менге усмехнулся. — Пойдемте, я вам покажу нечто имеющее отношение к вашему путешествию.
Менге привел нас в совершенно пустую комнату с матовыми стенами и без окон. Одна стена чуть поблескивала, вероятно — экран. Мы принесли из гостиной кресла, сели. Хозяин, нажав кнопку на стене, взял из выскочившего ящичка небольшой белый обруч.
— Это новая модель, — сказал Менге, передавая нам обруч.
Обруч был тяжелый, гладкий, будто литой.
— Иллюзиатор? — спросил Игорь, взвешивая обруч.
— Можно называть и так. — Менге извиняюще улыбнулся, но тут же посерьезнел. — Сейчас, молодые люди, вы увидите, что было сегодня в городе. Так, как это видел я.
Я заметил, что руки его дрожат. Менге сцепил пальцы, медленно разжал их, потом надел обруч на голову. Он сидел с закрытыми глазами, неестественно прямой, маленький, застывший в ожидании.
Внезапно на экране появился сам Менге, только в другой позе. Он отдыхал на скамейке.
Этот экран был просто чудо. Когда он включился, я подумал, что стена провалилась, и я вижу реальный кусок города — зеленое полотно поля, зубья небоскребов, дорогу, прохожих и маленького человека на скамейке. Легкий шелест машин, крики мальчишек, зов матери, окликающей малыша, и еще слова: «Нет, это совсем неплохо»… Так, кажется, размышлял тогда Иосиф Менге, и мы его слышали сейчас.
Дальше я постараюсь передать точно, что было на экране. Менге вскочил, испуганно озираясь. Женщина схватила ребенка и, прижав его к себе, стала медленно падать. Она упала на колени, не выпуская из рук сына, и тот заревел во весь голос. Менге шагнул было к ней, остановился, приложил ладонь к груди и очень осторожно присел на скамейку. Мимо бежали какие-то люди с раскрытыми ртами, но звука уже не было…
Потом во весь экран возник человек в черном. Он стрелял из автомата. Стрелял в другого, кричащего человека. В старика. Совсем как в старинном кино.
— Хватит!
Менге сорвал с головы обруч.
— Хватит, — устало повторил он.
Обруч соскочил с коленей, покатился по полу. Никто его не поднял — мы сидели подавленные. Менге сжимал подлокотники, тяжело дышал.
Соня повернулась к отцу:
— Что это было?
Менге кивнул на нас:
— Они знают.
— Мы не знаем, — сказал я, поднимая обруч. — Можно?
Оно казалось таинственным — это литое кольцо. Приятно было держать его. Очень хотелось сунуть в него голову.
— Попробуйте, — разрешил изобретатель.
И получилась комната с белым облачком сирени и кроватью. А в кровати сидит Каричка. А рядом стою я.
«Ты не летишь на Марс?» — говорит Каричка.
«Нет».
«Только не падай больше».
«Постараюсь».
«Я подарю тебе песню».
Я испуганно схватился за голову. Черт возьми, как естественно звучали голоса этих призраков!
Наверно, у меня был странный вид. Все засмеялись.
А Игорь — вот чудак! — вызвал лабораторию с Андреем Прозоровым и усадил себя за пульт счетной машины. И тоже чего-то испугался, сорвал кольцо.
— Соня, выйди, пожалуйста, — мягко попросил Менге, когда мы убедились в реальности нового визуализатора. Соня молча вышла и включила в гостиной музыку.
Менге мерил маленькими шажками комнату, усы его подрагивали.
— Не знаю, как определят это врачи-специалисты, но я могу сказать, что это такое. — Менге остановился, строго посмотрел на нас: — Страх.
Мы молчали, в дверь билась бурная музыка.
— Да, чувство страха, давно забытое людьми. Оно совсем неизвестно вашему поколению… И отчасти моему. Но оно осталось в словарях — тревожное состояние от испуга, от грозящего или воображаемого бедствия. Оно осталось и в нас, вы понимаете меня? В самой глубине. В наших клетках. В наследственной памяти. Вы это видели.
Менге задыхался от волнения, он почти кричал. Подбежал к стене, открыл новый ящик, вынул крохотную, как таблетка, коробочку.
— Возьмите. Запись на пленке.
Мы поблагодарили за подарок.
— Только не говорите Соне. Ей, знаете, ни к чему. — Менге уже успокоился.
— Извините меня за иллюзиатор, — сказал Игорь. — Я не про этот, а который на улице. Тот мне в самом деле не нравится.
Изобретатель рассмеялся.
— Кому как. Наши приборы днем увеличивают пространство, а ночью создают разные картины.
— Я все равно этого не пойму, — упорствовал Игорь. — Есть точная физика четырех миров, у каждой свои законы, и пусть все будет так, как есть.
— Резонно, — согласился Менге. — Но иногда хочется все видеть, не сходя с места.
Мы распрощались.
Соня просто сказала:
— Приходите к нам.
Менге улыбнулся своей доброй улыбкой:
— Если захотите побеседовать, милости просим.
В эту ночь я не спал. Игорь — вот железный человек — как лег, сразу провалился в глубокий сон. Не столько разыгравшееся воображение, сколько гнетущее беспокойство заставляло меня ворочаться с боку на бок. Я пробовал убедить себя, что выполнил свой долг — вручил подаренную пленку Акселю Бригову, который, бегло просмотрев ее, отправил с посыльным на ракетодром, к профессору Питикве. Я говорил себе: «Если Аксель не спит, пишет свои уравнения, то тебе надо отдохнуть, тебе завтра — какое завтра, уже сегодня! — работать». А второе «я» тут же возражало, причем не менее аргументированно: «Каричка спит, и Соня, и тысячи людей мирно спят, а где-то ходит облако, нанося
