Свен Карстен - Страна Лимония

Снова выскочили на Пушкинскую, там асфальт был получше, помчались почти вплотную под стенами домов, пугая гудками редких прохожих. Над головой промелькивали вывески, Серёга читал их краем глаза, успевая удивляться замысловатости городской жизни – тут были: Ярмарка Шапок, Туалет-Салон, Народное Целение Ног, закрытая "на обслуживание" Факс-Почта, Русская Ресторация "Махно" и прочие другие странности. Сирена за спиной неумолимо приближалась. Хуже того, впереди зазвучала вторая, а где-то еще дальше отозвалась и третья.

– Обложили, гады! – занервничала Крыса. Она опять попыталась найти укрытие во дворах, за заборами, но через дорогу уже бежал к ним кто-то в оранжевом, а из-за угла выворачивала белая патрульная машина. Крыса рывком развернула мотороллер, метнулась назад, теряя скорость, снова бестолково развернулась, почти уже на месте, заднее колесо сорвалось с высокого бордюра, и Серёга, не удержав равновесия, мешком свалился с багажника на дорогу, очень больно приложившись к асфальту копчиком.

Белая волна боли прошила его по позвоночнику от спины к затылку с такой силой, что буквально вышибла Серёгину душу через макушку, высоко вверх, в жаркую голубизну летнего неба. Серёга взлетел голубем выше всех домов, упал вверх сумасшедшим камнем, прострелил небо метеором, а мир вокруг него тормозил, замедлялся, застывал в сахарной глазури и подергивался паутиной. Зависнув посреди небосвода, Серёга посмотрел вниз – белый мотороллер с замершей словно в ожидании Крысой едва просматривался на сеточке дорог и казался не больше муравья под ногами, дома походили на спичечные коробочки, а деревья на траву. Патрульная машина искрилась, как осколочек бутылочного стекла, таким же игольчатым светом блестела двумя шагами дальше еще одна, и еще одна в стороне, а когда Серёга поднял взгляд, то даже поразился – искры патрулей были рассыпаны по всему городу, до горизонта, как звезды ночью. Безопасного места просто не было, не существовало в природе.

– Вот ведь чёрт! – пробормотал Серёга. – Куда же податься-то?!

– Домой, например, – сказала душа.

– К матерям под юбку?!

– А чем плохо? – не поняла душа. – Там дел по горло, урожай, помогать надо. И они по тебе волнуются.

– А я волнуюсь как Женьку спасти.

– Ты себя спаси сначала, спасатель. Повадился каждый день из себя вываливаться. Думаешь, даром это?!

– Нам спрятаться надо! Гонятся за нами, понимаешь?! Поймают – убьют, ликвидируют. Помоги, будь другом! Ну, пожалуйста!

– Не надо раньше попадать в такие передряги, когда гонятся и ликвидируют. Думать надо сначала, что делаешь. Понял? Головой думать.

– Так ты не будешь спасать, что ли?!

– Спасать тебя… Нанялся я тебе… Вот ты всё за народ болеешь, да? Вот пусть тебя народ и спасает.

И легкий такой звук раздался, как мыльный пузырь лопнул. Серёга так и понял, что это душа разговор прекратила. Остался он совсем один в бескрайнем Лимоновском небе. И надеяться не на кого. Приходится самому соображать, понимаешь.

Серёга уныло вздохнул и огляделся. Стеклянные иглы эмчеэсовских патрулей кололи глаза, город Лимонов щетинился ими как ёжик. Где же у этого ёжика мягкое брюшко-то? Должно ведь быть… Какая, всё-таки, серая вещь, этот город! Серые дома, тёмно-серые дороги, деревья хоть и зеленые, а тоже запорошенные пылью. Река только синяя, хорошая, и вот там ещё, в стороне, что-то такое коричневое виднеется, похожее на вскопанную и готовую к посеву грядку. И даже хвостики какие-то веселые над грядкой торчат, словно молодой лучок. Что же это такое?

Люди! Стоило присмотреться, как стало точно видно – люди, народ! Множество людей, длинной широкой колонной стоят на самой середине одной из улиц, словно толпа выстроилась в очередь. А хвостики над грядкой – это флаги, зеленые, красные, оранжевые, много! Почему же они там выстроились на жаре, да еще и с флагами? Праздник ведь, отдыхать же положено!

Только – как там душа сказала-то? Народ, значит, спасёт?

Город вдруг дернулся, завернулся лукошком, раскрылся навстречу, и Серёга соколом ухнул с высоты вниз, точнёхонько в собственную голову, и даже ниже, в горящий огнем копчик. Вскрикнул, вскочил, заковылял к обернувшейся к нему на секунду Крысе, удивляясь ее злому взгляду, побежал как мог, уперся ладонями мотороллеру в расписной зад, крепко налёг, из-под колес полетел в глаза песок, Серёга заплевался, но толкать не бросил, мотороллер сдвинулся, зажужжал, Крыса вильнула рулем и въехала в узкую, не шире одного метра, щель между стоящими в ряд гаражами, Серёга вбежал следом – и через секунду они оказались вдруг на соседней улице Свободы, а мобилам ещё придется объезжать целый квартал.

– Туда рули, туда! – закричал Серёга, показывая рукой. – Туда, где народ!

Крыса завернула по широкой дуге, а Серёга побежал наперерез, прыгая через кусты, догнал мотороллер и вскочил коленями на багажник. Почему коленями-то? А копчик очень болел, не хотелось как-то задом на железное плюхаться.

Еще один поворот – и Серёга увидел людскую реку, если не сказать – стену. Люди стояли лицом все вдоль улицы, празднично одетые, в руках у многих были флаги на деревянных палках, дети были с бумажными цветами на проволоке и с шариками на нитках. Народ был настроен добродушно, даже весело, кое-кто притоптывал ногами, пританцовывал на месте, потому что играла музыка, и не такая, как на дискотеке, а настоящая – толстая тётка растягивала меха аккордеона и пела со смешными подвизгиваниями:

– Мне милёнок-ликвидаторПодарил елду-вибратор!Он ходит ликвидирует,А я лежу – вибрирую!

Народ довольно посмеивался, косясь на детей. Из тётки, как из дырявого мешка горох, сыпались бойкие рифмы:

– Милый сделал мне анал,Но мне анал не проканал.И на него за тот аналЯ сообщила в Трибунал!

Серёга через голову Крысы перехватил руль и направил мотороллер прямо в толпу. Люди расступались легко, как вода или, скорее, как колосья в поле. Тётка с аккордеоном посмотрела вослед проезжающим задумчивым взглядом, пожевала губами и выдала очередной куплет:

– Я с милёночком скакалапо двору на палке.Я б до ночи с ним скакалаНо болит скакалка!

Последнее слово Серёга не расслышал, его заглушил вой сирены – подъехали мобилы. Потом к сирене добавились гудки, требовательные и злые. Потом крики. Серёга назад не смотрел, но ему и так было понятно, что там происходит – перед патрульной машиной народ расступаться не захотел.

– С дороги! – орали эмчеэсники. – Пошли, пошли!

– Пошли! – прокатилось по толпе. Колонна вздрогнула, качнулась вперед, аккордеон заиграл марш, и люди пошли, пошли вперед, потекли как река, медленно и неостановимо, обтекая словно обломок скалы безнадежно завязшую в толпе патрульную машину. Она уже не гудела и не выла. Людские волны раскачивали ее. Один из мобил выбрался через окно на крышу и теперь, стоя на четвереньках, растерянно озирался сверху, словно потерпевший кораблекрушение. Из толпы в него бросили бумажным цветком.

– Слава российским ликвидаторам, передовому отряду защитников национальной демократии! – торжественно бубнил репродуктор. – Ура, товарищи!

– Ура-а-а! – с желанием подхватывала толпа, люди смеялись и махали флажками, а над колонной проплывали флаги и транспаранты:

Россия – всё, остальное ничто!Америке клизму, смерть капитализму!Для России навсегда: серп, и молот, и звезда!

Глава 8.

Мотороллер затащили в подъезд первого попавшегося дома и бросили у почтовых ящиков. Народ приберет. А то больно уж приметная штука, выдаёт с головой. Ищут-то двоих на мотороллере, а теперь есть только двое пешком, да и то порознь, метрах в ста друг от друга.

Так решила Крыса. Серёга возражать не стал, городские условия Крыса понимала куда как лучше его. Тем более, Крыса дулась на Серёгу – ведь это из-за его глупости их чуть не схватили эмчеэсники. Надо же быть таким дебилом, шипела Крыса, расселся посреди улицы, рожа мечтательная, ворон считает, столько времени из-за него потеряли!

– Я не расселся, – возразил Серёга с некоторой даже обидой. – Я дорогу искал, осматривался сверху!

Но Крыса не слушала. Велела не отставать, но и не приближаться, и ушла вперед. Серёга помедлил минутку и побрёл следом. Крыса вела его через дворы и улицы как бычка на веревочке. На такой длинной, невидимой, неразрываемой веревочке. И не оглядывалась даже – знала, что отстать или потеряться Серёга не посмеет.

Серёга повздыхал, потом пожал плечами и простил Крысу. Понимал, что это она не на него дуется, это она сама собой недовольна, что забоялась там, возле гаражей. Испугалась, словно и не безоглядная анархистка вовсе. Вот только интересно – испугалась она только за себя одну или за Серёгу тоже?