Леон де Винтер - Право на возвращение
— А в доме откуда столько червяков?
Бенни сидел на полу, спиной к Браму. Хендрикус лежал возле него в ожидании подачки.
Они смотрели мультик, герои которого выглядели странно и странными голосами несли полную чушь.
Брам не понял, что Бен имеет в виду. Он спросил:
— Где червяки?
— Наверху.
— Где наверху?
— Наверху, — повторил Бенни.
Брам заметил, что Бену трудно справляться с длинными макаронами.
— Погоди. — Не вставая с пола, он придвинулся к сыну и порезал спагетти так, чтобы их было удобнее есть. Рахель пыталась научить Бена накручивать спагетти на вилку, но уроки не имели успеха.
— Я червяков не видел, — заметил Брам.
— А я видел.
Может быть, где-то есть гнездо — всякое может случиться, когда крыша течет. Или у червяков не бывает гнезд? Или это какие-то особенные червяки?
— Ты должен как-нибудь показать их мне, — сказал Брам.
— Они там, наверху. Но мне ведь туда нельзя ходить?
— Наверху? Где наверху?
— У той дырки.
— Там были червяки?
— Да, внизу. Если сверху посмотреть.
Оттаскивая Бенни от дыры, Брам видел пол комнаты в нижнем этаже. Чистые голые доски. Никаких червей. Дождя не было уже несколько недель. Черви там просто бы не выжили.
— Правда?
Что случилось с его ребенком? Иногда у Брама бывало чувство, что Бенни где-то далеко, заблудился в своих мыслях. Может быть, у него — легкая форма аутизма? Он был сильным и добрым мальчиком, легко ладил со всеми и не имел проблем с учебой. Но периоды бешеной активности сменялись минутами полного отсутствия, словно сознание его на время отключалось или он полностью погружался в себя, увлекшись блужданием в лабиринте собственных мыслей.
Четыре года назад, в тель-авивских яслях, за десять минут до теракта Рахель пришлось вынуть Бенни из кроватки и вынести наружу, потому что он плакал так громко, что мог разбудить остальных малышей. Она вышла на улицу и пошла по тротуару, укачивая его и напевая песенку. Когда она отошла довольно далеко, Бенни успокоился. Но стоило ей повернуться и сделать всего несколько шагов в сторону «Тихого океана», как Бенни заплакал с новой силой. Она остановилась. Что делать? Купить ему укропной водички? Или самой сварить корень сладкого укропа, остудить и дать малышу попить? Она снова повернулась в сторону яслей и увидела вспышку пламени. Взрыв был так силен, что ветер ударил ей в лицо, взметнув волосы. И она побежала прочь, оберегая свое дитя. Бенни плакал.
Через несколько дней, когда они немного успокоились и снова смогли разговаривать друг с другом, Рахель сказала:
— Знаешь, я все время это чувствую — Бенни нас спас. Если бы он не заплакал…
— Его мучили газы, — ответил Брам. — Мы должны благодарить газы в его животе? Или бактерии? Вирусы?
Вопреки всему, Браму вспоминалась не картина пожара, а его сын, спокойно сидевший на руках у матери и свысока взиравший на суету, на огонь и пожарников, прислушивающийся к стрекоту вертолетов.
— Да нет, это — перст судьбы, — сказала Рахель. — Не заболи у него животик…
Магия занимала в ее жизни важное место, и, когда он рассказал ей, что уже несколько недель видит сны о дыре в полу, Рахель сделала из этого какие-то невероятные выводы. Надо продать дом. Немедленно заделать все дыры в полах. Привязывать Бенни к стулу. В случайности Рахель не верила. Ей представлялось, что в мире существуют невидимые, но оттого не менее важные связи между событиями, чувствами и вещами. Она верила, что потерянные вещи можно отыскать, сконцентрировавшись на мыслях о них.
По телеэкрану болтался персонаж компьютерного мультика, похожий на оживший скутер, но искренне считавший себя козой.
Брам спросил:
— Эти червяки — они большие?
Бенни, с интересом наблюдая за происходившим на экране, набил рот спагетти и сказал:
— Очень большие.
— Покажи-ка.
Бенни положил ложку и широко развел руки:
— Такие.
Это было ближе к змее. Змеи, значит. Неужели в доме водятся змеи?
— Сколько червяков ты видел?
Бенни снова взялся за вилку:
— Десять тысяч миллионов.
— Бен, ты умеешь считать. Сколько? — спросил Брам и поглядел в спину сыну.
— Бесконечно, — ответил тот.
Откуда он знает этот термин? И понимает ли его значение?
— Как ты сказал, малыш?
— Бесконечно, — небрежно повторил Бенни.
Может быть, отец прав: Бенни очень похож на Хартога, одинаковая генетическая структура, созданная для познания тайн мира, которых Браму не понять никогда.
— Что значит: бесконечно?
— Это если все-все-все сложить вместе. Сколько еще ложек?
Брам заглянул в его тарелку:
— Восемь.
— Четыре.
— Я сказал: восемь.
— О'кей.
Брам, не удержавшись, наклонился вперед, поцеловал сына в макушку и вдохнул запах его волос, сладковатый и свежий, несмотря на то что малыш весь день провел на солнце. Знания, над которыми шла незаметная работа в голове Бенни, недоступны Браму. Надо оставить его в покое.
Редчайший случай: у Бенни не было аппетита. Наверное, не стоило кормить его спагетти. В индийской стряпне Рахель Браму чудилось что-то мистическое. Он после стольких лет жизни с нею не смог бы приготовить себе даже супа. Единственное, чему он научился, — разогревать готовую еду в СВЧ-печке.
— Папа?
— Что, малыш?
— Сколько лет должно быть, чтобы уйти?
— Что ты имеешь в виду?
— Большие мальчики ведь уходят из дому, от папы и мамы?
— Если уезжают учиться, да. Когда им исполняется восемнадцать или девятнадцать лет.
— Я не хочу уехать, папа.
— А почему ты должен уезжать?
— Не знаю.
— Можешь хоть до ста лет оставаться с нами.
— Когда мама вернется?
— На будущей неделе.
— Я хочу ее увидеть.
— Конечно, увидишь.
— Я хочу ее теперь увидеть.
— Завтра утром мы ей позвоним.
— По скайпу? Тогда я ее увижу.
— Она взяла с собой лэптоп, так что мы сможем и поговорить, и увидеть ее.
Бенни кивнул головой, не отрываясь от телевизора.
Зазвонил телефон.
— Я возьму, — сказал Бенни. Он поднялся и взял с кухонного стола трубку, которую Брам там оставил.
— Иннеб Мйахнам.
И, спокойно выслушав ответ, сказал: — Нет, вы правильно набрали номер. Маннхайм. — Он кивнул:
— Иннеб Мйахнам — это Бенни Маннхайм наоборот. Да. Мне уже четыре года.
Он вернулся к Браму и, прикрыв ладошкой микрофон, сказал:
— Это тебя.
Брам взял трубку, назвался и потрепал сынишку, усевшегося возле, по волосам.
— Это Ицхак Балин.
— Ицхак? Ну и сюрприз! Как дела?
— Я не помешал?
— Конечно, нет.
— Рассказывай, Ави: твоя красотка жена, твой умник-сын — все в порядке?
— Лучше не бывает.
— Я слыхал, ты обзавелся замком?
— Замком? — Так вот какие сплетни ходят о нем в Израиле. Предатель обзавелся собственным замком, окруженным рвом. Израильская экономика в полном порядке, но профессор Маннхайм обстряпывает свои делишки в далеком Принстоне.
— Дом и правда большой, — сказал он, — но в очень плохом состоянии, как говорит мой отец — колоссальная куча старого дерева.
— Я видел твоего старика на прошлой неделе. Ничуть не переменился.
Хартог был страстным противником Балина.
— Ицхак, ты ведь умный парень, как ты не видишь, что твоя идея мирного сосуществования приведет к тому, что нас уничтожат, — сказал он как-то раз Балину. — Арабы не хотят мира. Знаешь, чего они хотят от тебя?
Балин безнадежно поглядел на него, но покачал головой:
— Нет.
— Я тебе скажу, — Хартог помолчал несколько секунд, чтобы усилить драматический эффект: — Арабы хотят выпустить тебе кишки, — он снова помолчал, — чтобы сожрать их сырыми.
Брам отозвался:
— Надеюсь, он отпустил тебя с миром.
— Разумеется, нет. Я всегда думал, что он самый крутой радикал из всех, кого я знаю, и не только радикал, он мечтает о «мирном размежевании»; и я надеялся, что правее него только стенка. Я ошибался. Он стал намного радикальнее — он был мне всегда симпатичен, ты знаешь, но теперь он зашел чересчур далеко.
Балин поступил не слишком тактично, затеяв с ним разговор об отце. Или он сделал это специально?
— Рад слышать, что старик по-прежнему бодр, — нашелся Брам, — а теперь расскажи о себе. Кстати, сколько у вас там сейчас времени? Полвторого ночи?
— Я не в Израиле, я в Нью-Йорке.
— Тогда мы должны увидеться. Как здорово, Ицхак, что ты мне позвонил!
Балин вызывал у Брама что-то вроде восхищения, хотя американцы и придумали для таких, как он, меткое словцо bullshitter.[28] Ицхак был одержим миссией, священной целью: покончить с оккупацией Западного берега. Он был уверен: как только это произойдет, в Иудее и Самарии будет создано независимое палестинское государство. Брам тоже довольно долго так думал. Но теперь уже не был в этом уверен.
