Любен Дилов - Жестокий эксперимент
Его воспоминания пробудились еще не совсем, но все же прочитанное соотносилось с некоторыми событиями, хаотически всплывшими в его памяти. Уже при первом прочтении записок у него возникло ощущение, что он действительно пережил все описанное, несмотря на то, что даты, проставленные на страницах, уносили события в будущее, на несколько лет вперед. Но ведь те же самые даты, проставленные его рукой, зафиксированы на листках, находившихся в каюте. В самом низу на одной из страниц было подчеркнуто несколько раз жирной чертой: «Должно возникнуть нарушение причинно-следственной связи».
Это явление, что так завораживало физиков, он умел довольно впечатляюще объяснять студентам, но оно существовало только как математическая абстракция в мире микрочастиц. И вот, вроде как проглянуло. В его сознании, подобно вихрю, проносились события вчерашнего дня, все неизвестно откуда взявшиеся приключения, которые, возможно, были плодом его снов. После того как еще раз, более спокойно, пролистал книгу, автором которой значился, он поймал себя на том, что хотел когда-то написать такую книгу. Наткнулся также и на знакомые формулировки. А под конец, как абсурдное воспоминание, в памяти возник Дом отдыха ученых, комната, пишущая машинка и пляшущие по клавиатуре пальцы, силившиеся перенести на бумагу его преклонение перед природой.
«Прежде всего ищи эмоционального единения с природой, – напутствовал он в предисловии воображаемого молодого читателя, для которого, собственно, и писал книгу. – Сломи свое мышление, мышление прагматичного человека! Именно то, что покажется тебе парадоксом, может оказаться законом ее логики. Поэтому терпеливо вслушивайся в ее язык, не будь жесток к ней, люби ее, и она отплатит тебе любовью…» Советы, которые сейчас казались ему глупыми из-за назидательного тона, однако назавтра он снова готов был давать их студентам.
Изумленный шепот женщины в шезлонге вернул его к реальности.
– Похоже, я писала. Но совершенно ничего не помню!
– Вот видите, Альфа! Так что напрасно вы обвиняли меня.
– Но почему вы меня так называете? Действительно, почему?
– Не знаю. Может, я назвал вас началом чего-то, началом всего этого, – повел он рукой, следя за тем, как бы не расплескать содержимое бокала.
– Что за дурацкая шутка этот брачный протокол!
– Давайте не будем торопиться с определениями. Кто-то тут разыгрывает с нами более жестокие шутки.
– Но ведь я замужем! Ничего, ничего не понимаю!
– A y меня, знаете ли, такое ощущение, что все это правда и что я когда-то любил вас очень-очень.
– Я умоляю вас! – воскликнула она, и необыкновенно крупные слезы буквально хлынули из ее глаз.
– Альфа, – снова назвал он ее этим именем, которое так и просилось на язык. – Мне тоже хочется плакать. Давайте держать себя в руках и трезво смотреть на вещи…
Рекомендовал ей трезвость, а сам подлил себе виски. Наверняка напьется, да ему этого и хотелось.
– Простите, – всхлипнула она. – У меня в голове настоящая каша. – Затем вытерла глаза рукавом водолазки, шмыгнула носом и по-детски упрекнула его: – А вам все весело!
– А почему нет? Красивая женщина, уютно, впереди интересная работа…
Он договорил фразу, а уже в следующее мгновение что-то внутри подсказало ему, что нечто подобное он говорил кому-то совсем недавно.
– Прекратите пить и сделайте наконец что-нибудь! – приказала она, и он понял, что дама умеет не только краснеть, но и гневаться.
– Сделайте вы! А я буду смотреть на вас и пить.
Он ощущал себя молодым, сильным, нетерпеливым, готовым взяться за любое дело, но алкоголь расставлял все в ином порядке – ясном, однако обманчивом, и тем не менее привлекал его, так же как и бело-розовое видение в шезлонге.
– Не надо так, ведь я знаю вас другим!
– Конечно, если видели меня и на кафедре, и в других видах, – засмеялся он.
– Только не воображайте себе черт знает что! Я замужем. То, что раньше…
Виски развязало язык.
– Тогда чего ради вы убежали от своего супруга? – задал он вопрос, хотя собирался спросить о другом: что же это за «раньше», очень уж заинтриговало оно его.
– Ну придумайте же что-нибудь, прошу вас! – воскликнула она, видимо, спохватившись, что ее кто-то ждет. – Мне надо идти домой!
– Вы придумайте!
– Да ведь вы же ученый, физик!
– Нет, я профессор. Профессор только повторяет то, что другие придумали до него.
Он позволял себе подобные шутки, так как верил, что ему еще предстоит совершить великие открытия. Но он был бессилен перед происходящим, поэтому подступившую к горлу горечь пришлось залить очередной порцией виски.
– Хотите, я объясню вам, что это такое? Хорошо, объясню. А вы скажете мне, как выбраться из этой ситуации. У Эйнштейна есть понятие «жестокий эксперимент».
– Знаю, – шмыгнула она носом.
– Браво! Вы начитанная девушка!
– От вас слышала.
– Ну хорошо, значит, памятливая. Тогда вообразите себе такое: представители иной цивилизации накрыли нас маленьким гравитационным колпаком и вырвали нас из нашего мира, чтобы изучить нас, как делаем это мы в своих лабораториях. Или нет, – развеселился он еще больше, так как Альфу снова обуял гнев. – Может, мы случайно попали в какой-нибудь из шлюзов антимира или параллельного мира, и теперь незаметно для нас самих мчимся туда. А вероятнее всего, мы понравились каким-нибудь гуманоидам из летающей тарелки, упаковали они нас в загадочный шар из света и теперь везут в качестве экспонатов для своего зоопарка.
– Я и не знала, что вы увлекаетесь научной фантастикой.
– Все, милая Альфа, все непознанное, над чем мы сушим мозги, – фантастика. Опять же у Эйнштейна есть такая мысль: «Самое прекрасное, что мы можем пережить, – это загадка, таинственность…»
– Знаю я это высказывание! – оборвала его женщина грубо.
– И это вы знаете! Да, жена должна помнить, что говорил ей муж.
– Кажется, что-то подобное присутствует в качестве эпиграфа одной из ваших книг, по-моему, «У колыбели истины», – рассердилась она.
– Увы, но и эту книгу написал не я.
– А кто же пишет вам книги?
– Не будьте злюкой. У меня в голове такая же каша, что и у вас… А может, и существует такая книга, теперь мне все кажется возможным.
Он уставился в желтое донышко пустого бокала. Виски заплясало пьяными бесенятами в его глазах. Его желание обнять эту женщину усилилось, смешиваясь с желанием убежать от собственного бессилия перед чудовищным хаосом, столь внезапно наступившим в его жизни.
– Альфа, я не соврал, когда сказал, что любил вас. Я чувствую это, хотя и не могу объяснить.
Она храбро посмотрела на него, но это было не более чем попыткой приостановить надвигающуюся опасность, и сказала:
– А я действительно была влюблена в вас. Заразилась носившейся в ту пору бациллой любви к вам. Однако не думайте, что у меня есть желание видеть вас в нижнем белье. Ведь именно так сказали вы мне однажды, когда я пришла к вам в кабинет.
– И вам тоже?! Эх, упустить такую девушку! – изумился он. И встал, чтобы сходить попить.
– Но это ровным счетом ничего не значит! – неверно истолковала она его намерение. – Не думайте, что если мы здесь одни…
– Насколько я себя помню, мы уже были вместе, не так ли?
– Вы все норовите унизить…
– Для вас это было унижением? Но ведь вы явно приняли меня за кого-то другого. Следовательно, это просто недоразумение и давайте забудем все. Забудем, Альфа, – подвел он черту и снова налил себе виски.
– Ольга – ваша жена? – следуя какой-то своей логике, спросила женщина.
– Подруга. Но это не имеет значения. Я уже порвал с ней. А вообще-то я разведен и могу сделать вам предложение… Да что я такое болтаю! – вдруг воскликнул он, вскочил с места и бросился к женщине. – Да ведь я женат, и женат на вас! Вон там записано все, в бортовом дневнике.
Обороняясь, она выставила вперед руки и сказала:
– Не выношу пьяной болтовни!
– Э, милочка, жена должна научиться все сносить!
– Уйдите! – крикнула она, но он уже поймал ее руки, пытаясь преодолеть сопротивление, крепко прижал к груди.
Она отталкивала его, уворачиваясь от поцелуев, и он поймал губами только лишь ворот водолазки. Это обозлило его. Профессор сжал женщину в своих объятиях, и она оцепенела от боли. Он тотчас же нащупал молнию на брюках, и звук рвущейся ткани разорвал тишину.
– На нас смотрят! – всхлипнула она.
– Смотрите? – торжественно посмотрел он в отсутствующее небо. – Хорошо, смотрите, что делаем мы, люди, смотрите, как мы это делаем!
И повалил ее на палубу.
Разумеется, у него ничего не получилось, хотя женщина и не оказывала ему больше сопротивления. Только ободрал колени и локти. А она осталась лежать, безучастная ко всему на свете, и он, внезапно протрезвев, почувствовал жгучий стыд. Но подняться не посмел – боялся встретиться с ней взглядом. Она лежала не шевелясь, даже не пытаясь прикрыться, словно бы ждала, когда он доделает то, ради чего набросился на нее. Ее молчание было куда страшнее, чем окружавшая их тишина. Он набрался храбрости, чтобы извиниться перед ней. Коснулся пальцами ее лица – оно было в слезах.
