Пер Валё - Безжалостное небо
— Почему — красивое?
— Красиво, когда красные флаги развеваются по ветру. Красиво, когда друзья напрягают силы, стараясь наперекор ветру прямо держать транспаранты.
— Сколько человек принимало участие в этой демонстрации?
— Около двух тысяч. Кроме того, было много детей. Те из нас, у кого были дети, обычно брали их с собой на демонстрацию.
— Почему?
— По разным причинам.
— Например?
— Ну, прежде всего чтобы дети получили правильное воспитание с малых лет. Затем для того, чтобы показать прохожим, что есть люди, у которых есть дети и дети доставляют им радость. А кроме того, их негде было оставить. Детских садов в стране почти нет, а у социалистов редко бывает домашняя прислуга.
— Понятно.
— Отлично. Итак, мы встретили демонстрацию на шоссе и, уже проезжая мимо, обратили внимание, что происходит что-то необычное.
— Что именно?
— Вдоль шоссе стояли люди, всячески провоцирующие демонстрантов на столкновение. Некоторые из них выкрикивали оскорбления по адресу социалистов, другие бросали в них камнями, пустыми бутылками и консервными банками. В одном месте мы видели несколько человек, которые дрались с полицейским.
— Почему?
— Полиция пыталась помешать зрителям выбежать на улицу и начать драку с демонстрантами. В то время полицейским было приказано охранять порядок во время демонстраций. Впрочем, вы знаете это лучше меня.
Йенсен кивнул.
— Большинство проезжавших мимо или стоявших на тротуарах не проявляли никакого интереса, однако кое-где возникали столкновения.
— Как же вы поступили?
— Мы вышли из такси и присоединились к маршу.
— А потом?
— Так было на протяжении всего пути. Люди стояли на тротуарах и выкрикивали оскорбления, некоторые бросали в нас яйцами и помидорами. Жене моего приятеля помидор угодил прямо в лоб. Но она только засмеялась. В двух местах в нас бросали камнями, а несколько человек даже выбежали на мостовую и попытались вырвать у нас плакаты. Но полиция им помешала. Всю дорогу нас сопровождало несколько автомобилей, и те, кто там находился, плевали в демонстрантов и выкрикивали ругательства.
— А что собой представляли люди, которые на вас нападали?
— Я как-то не обратил внимания. Большинство было хорошо одето, люди разного возраста. Среди них были и женщины.
— Как вы к этому отнеслись?
— Впервые почувствовали глубокое удовлетворение.
— Удовлетворение?
— Вот именно. Самое обидное, что на нас раньше никто не обращал внимания, даже полиция старалась не замечать. И вот впервые люди стали как-то реагировать на наши действия. Мы почувствовали, что больше не обращаемся к глухим и слепым.
— Раненые были?
— По-моему, нет. Во всяком случае, если и были, то ничего серьезного. В основном против нас использовали, так сказать, словесные средства атаки. Кричали, размахивали руками, ругались и бросали в нас разными неопасными предметами. Помидоры и пустые жестянки из-под пива вряд ли могут кому-нибудь причинить серьезные повреждения.
— Что было дальше?
— Этот митинг был самым оживленным и беспорядочным из всех, в которых мне приходилось принимать участие. К этому времени на площади собралось много людей. Они шумели, кричали, пытались помешать ораторам. Но у нас были мегафоны, и мы сумели довести митинг до конца в соответствии с планом.
— Как по-вашему, эти люди были проинструктированы?
— Нет. Это обстоятельство мы также отметили с удовлетворением. Те, кто пытался нам помешать, делали это стихийно, и отчасти именно поэтому им не удалось сорвать митинг. Казалось, каждый из них действовал сам по себе. Позднее мой товарищ обратил внимание и на их возраст. Если бы не эти обстоятельства, естественно было бы предположить, что против нас выступил какой-то организованный фронт, пытающийся оказать противодействие, что правительство направило против нас нечто вроде враждебной демонстрации — ведь это также входило в их предвыборную кампанию. Однако было ясно, что дело обстояло не так.
— Чем закончился митинг?
— Мы приняли резолюцию, собрали плакаты, аппаратуру и оправились по домам.
— А как прошла следующая демонстрация?
— Минуту, я не закончил. После митинга произошло очень странное событие, которое казалось мне совершенно необъяснимым. Попробую о нем рассказать.
Йенсен вопросительно посмотрел на больного.
— Когда мы расходились, я пошел вместе с товарищем и его женой. Мы хотели зайти в помещение союза и закончить работу над афишами, которую начали накануне. Товарищ под мышкой нес свернутый красный флаг.
Больной замолчал. Казалось, он пытался собраться с мыслями. Йенсен выжидающе смотрел на него. Слышно было, как внизу, в камере, кашлял арестованный.
— Наш союз помещался в подвале жилого дома в районе Эстер. Чтобы добраться до места, необходимо переправиться на пароме через канал, если, конечно, вы не на машине. Вы ведь знаете, пешеходам запрещен проход по мостам и туннелям. На пароме было мало народа, и никто не обращал на нас внимания. Мы сидели и разговаривали. Все трое пришли к единому мнению, что происшедшее следует рассматривать как весьма обнадеживающий факт. Когда паром остановился, мы спустились на берег и отправились дальше пешком — помещение союза находится всего в нескольких кварталах от пристани. По дороге нам нужно было пройти через район, где расположены дома высокооплачиваемых служащих. Вы знаете, это в…
— Да, я знаю, какой район вы имеете в виду.
— Мы молча шли по тротуару. Улица была пустынной, если не считать двух пожилых людей, которые остановились у одного из подъездов. Я решил, что они живут в этом доме и собираются войти в подъезд. Мужчине было лет под семьдесят, женщине примерно столько же. Оба были отлично одеты — типичные представители высшей буржуазии старой школы. На мужчине было черное пальто, серая фетровая шляпа и галоши, в руке он держал зонтик с серебряной ручкой. Конечно, я не запомнил бы всех этих деталей, если бы не то, что произошло через несколько секунд.
Он замолчал и покачал головой.
— Я до сих пор этого не понимаю, — сказал он наконец. Непостижимо!
— Ближе к делу, — напомнил Йенсен.
— Как только мы с ними поравнялись, мужчина прошипел: “Подонки вонючие!” Мой товарищ, который был ближе всех к нему, не сразу понял, а может, просто не поверил своим ушам. Он остановился и сказал очень вежливо: “Извините?” Тогда мужчина посмотрел на него и громко, отчетливо произнес: “Проклятый сброд! Как только вы осмеливаетесь здесь показываться!” Мой товарищ по-прежнему ответил вежливо: “А разве мы с вами знакомы?”
Тогда старик схватил его за пиджак и крикнул: “Еще не хватало, чтобы я знался с проклятыми социалистами!” Тут старуха — а я уже сказал, что она была весьма дряхлой, — завопила на всю улицу и начала вырывать у моего друга свернутый флаг. Казалось, оба они обезумели. Старухе удалось вырвать флаг, она бросила его на землю и принялась топтать ногами. Затем размахнулась и с криком “Красная потаскушка!” изо всех сил ударила жену моего друга сумочкой по голове. Старик тут же поднял свой зонтик, взял его наперевес, как ружье, и изо всех сил начал тыкать моего друга в грудь. Тот упал на колени, тогда старуха схватила его за волосы и все норовила пнуть в лицо. И все время оба не переставая ругались и плевали на нас.
Взглянув на Йенсена, мужчина нервно потер подбородок.
— Я буквально остолбенел. Ведь это пожилые люди, мы не могли ответить им тем же. Наконец, жена моего товарища оттолкнула их, отняла флаг и мы пошли прочь. Старик вдогонку нам продолжал кричать.
— Вы не помните, что именно?
— “Всех вас надо прикончить!”
На мгновение наступила тишина. Затем больной продолжал:
— Тогда я ничего не понял, да и сейчас не могу понять, что случилось. Но после этого произошло множество других столь же необъяснимых случаев. Нам все-таки удалось выяснить, кто были эти люди. Оказалось, ушедший на пенсию директор банка и его жена. Оба из аристократической семьи. Разумеется, он был реакционером до мозга костей, но всегда отличался выдержанностью и был очень воспитанным человеком. Во всяком случае, так говорили.
— Когда состоялась следующая демонстрация?
— Ровно через неделю. На сей раз она была очень оживленной. Опять собралось много народу, больше, чем в прошлый раз. Они кричали, пытались нарушить ход демонстрации. Полиции пришлось вызвать подкрепление. Несколько человек на автомобилях врезались прямо в ряды демонстрантов. Человек десять участников демонстрации было ранено, а одного малыша лягнула полицейская лошадь. Все-таки мы довели демонстрацию до конца и закончили ее митингом. Мы по-прежнему считали, что эти события следует рассматривать как положительное явление. И поэтому решили чаще организовывать демонстрации, выбирая различные дни недели, чтобы сбить с толку противников. Пресса и телевидение также подняли кампанию против нас. Но прошло несколько дней, и все как по уговору снова перестали нас замечать. Даже в хронике не писали ни единого слова. Газеты снова сплетничали о жизни кинозвезд и других знаменитостей. И это в то время, когда рушилось все общество!