Хольм Ван Зайчик - Дело Судьи Ди
Вот так и вышло, что их пронесли через половину площади и первые врата; паланкины опустили на землю лишь за ними, у одной из резных мраморных столпов “хуабяо” – когда-то давным-давно такие колонны, только из дерева, устанавливали как опознавательный знак у станций императорской конной почты; с тех пор хуабяо превратились в дворцовые украшения, высившиеся по обе стороны за главными вратами; были они и в Александрийском Чжаодайсо, такие же – с высеченными на них несущимися сквозь облака драконами, но высотой поменьше. От хуабяо до Умэнь, Полуденных врат, на паланкинах имели право ехать лишь чиновники высшего ранга, а дальше полагалось спешиваться и им. Здесь также пришлось сдать на хранение меч.
Баг с облегчением ступил на каменные плиты Нефритовой дороги, по прямой пересекавшей первый внутренний двор – вытянутый и длинный – своеобразную прихожую Запретного города, и спустил с рук Судью Ди. Кот, на которого поездка в паланкине не произвела особого впечатления, принюхался и вопросительно глянул на хозяина.
– Вот ты и во дворце, – наклонился к нему Баг. – Помнишь, я обещал?
И они втроем двинулись к вратам Умэнь, над которыми высилась Башня пяти фениксов, где, во время высочайшего выезда, били в специальные колокол и барабан, оповещая горожан о том, что Сын Неба покидает свои покои, прошли вдоль приземистых массивных темно-красных стен, видевших не одно поколение служилого чиновничества, по отполированным множеством ног гранитным плитам, мимо вытянувшихся на карауле восьмикультурных гвардейцев, – в эти минуты ни Баг, ни Богдан, ни тем более Судья Ди не произнесли ни слова; они шли в молчании, глядя на приближающуюся огромную многоярусную крышу башни, любуясь на желтую глазурованную черепицу. Размеры дворцов подавляли, стены, врата, крыши – все это будто безо всяких потерь проросло в день сегодняшний из незапамятных времен седой древности, когда жили и творили гиганты, – и мысли невольно устремлялись к вечности, рядом с которой суетная жизнь и каждодневные заботы кажутся такими мелочными и не важными, такими смешными в своей малости, что возникает невольный вопрос: а к тому ли мы на самом деле назначены и правильно ли живем?..
И только когда путники минули долгий, гулкий и темный зев врат Умэнь и приблизились, подставляя лица равнодушному холодному зимнему ветру, к широкому резному мосту над каналом Цзиньшуйхэ, пересекающим громадную внутреннюю площадь перед Тайхэдянь, Палатой Высшей Гармонии – именно перед этой палатой готовился торжественный пир, а Сын Неба и его семья будут приветствовать приглашенных из тронного зала Палаты, – Богдан, окинув взглядом открывшийся перед ним мощенный булыжником пустой простор и с благоговением разглядывая громадных бронзовых львов, оскалившихся по обе стороны от белокаменной, устремившейся через три яруса к подножию зала лестницы, произнес негромко, про себя:
– Отчего я здесь чувствую себя таким маленьким и ничтожным?..
И тут, обычно не склонный к проявлению эмоций, Баг мягко положил ему руку на плечо и молвил проникновенно:
– Потому что мы приближаемся к центру мира…
Богдан, вздрогнув, глянул на друга: он никак не ожидал от сдержанного Бага подобных слов, напротив – временами ланчжун Лобо казался ему излишне сухим, даже черствым; и сейчас минфа в очередной раз несказанно удивился другу, в Баге ему опять открылось что-то новое – так точно передал напарник самую суть владевшего им чувства.
– Как это верно, еч… – только и сумел выговорить Богдан.
Получасом позже
Дворцовые постройки бесконечной чередой тянулись перед глазами напарников – друзья всходили по широким некрутым лестницам, любовались на искусные каменные барельефы и богатую роспись потолочных балок и в конце концов, свернув в одни из боковых врат, оказались во внутренних двориках – там, где помещались разнообразные дворцовые службы, жил приближенный к Сыну Неба служилый люд и где величие дворцов уже не так подавляло. Мимо по своим делам спешили разные чиновники, отвешивая на ходу Багу и Богдану сообразные поклоны, в многочисленных садиках ждали весеннего тепла причудливо подстриженные кусты, любовно ухоженные деревья и удивительные своей формой камни, мерно дымились раскаленные жаровни с углями – повседневная дворцовая жизнь, скрытая от обычного глаза, подействовала на всех троих умиротворяюще, и сковывавшее их ранее волнение постепенно отступило, напарники расслабились, а повеселевший Судья Ди даже пытался пристроиться по нужде рядом с каменным львом, но был пристыжен и изгнан в кусты.
– Кай говорил, что в первый раз Запретный город производит совершенно неизгладимое впечатление, – задумчиво созерцая каменные солнечные часы, сказал Баг.
– Не думаю, что и во второй раз все это покажется обыденностью, – улыбнулся в ответ минфа. – Знаешь, еч, я невольно стал сравнивать с Ханбалыком нашу Александрию… Наверное, это неуместно, но все же. – Богдан снял очки и достал замшевую тряпочку; принялся протирать стекла. – Александрия – очень красивый город, очень особенный, но рядом с Ханбалыком… – Он замялся, подыскивая слово.
– … Просто маленький, – закончил за него Баг.
– Что? Да, пожалуй. Маленький. И в этом нет ничего для Александрии обидного. – Богдан водрузил очки на место. – Ведь Ханбалык – центр всей Ордуси.
– Так и должно быть, – кивнул невозмутимо Баг. – Ну что, пойдем дальше? Эй, хвостатый преждерожденный, выходи давай.
“Где-то ведь здесь и принцесса, вот где-то в этой громадине, в этом городе посреди города, быть может, совсем недалеко”, – расслабленно думал ланчжун.
Они обогнули очередной терем и оказались в маленьком дворике перед небольшими, уединенно стоящими покоями: “Зал любимой груши” – так значилось на доске над входом. Резная дверь была приоткрыта. За дверью глаз ничего не мог различить – темно. И кругом – ни одного человека.
– Надо же… – вздохнул Богдан. – Все же какой Запретный город громадный! Можно ходить весь день, а то и больше, и найти вот такое запустелое жилье.
– Да, ты прав, – отвечал Баг, вглядываясь в темноту, – тут действительно никто не обитает. – Он подошел поближе к окружающей терем узкой галерее. – И кажется, давно. – Ланчжун указал на мелкий мусор: пожухлые листочки, обрывок бумаги, грязные потеки, привольно расположившиеся на выкрашенном в темно-красный цвет полу галереи. Взошел, преодолев одним шагом низкие три ступеньки, на скрипнувшие слегка доски. – Я, пожалуй, первый, кто за долгое время тут оставит следы.
– Ладно, еч, пойдем. – Богдан оглянулся. – Нехорошо совать свой нос куда попало. Ведь мы в гостях.
– Да, конечно. – Баг спустился было с галереи, но сидевший до этого спокойно в середине двора Судья Ди вдруг рыжей стремительной молнией метнулся мимо него и, взмахнув на прощание хвостом, канул в темноте за дверью. – Э, браток! Ты куда это? Давай назад!
Однако хвостатый человекоохранитель на зов не явился. Напарники переглянулись.
– Зря ты спустил кота с поводка, еч, – сказал наконец Богдан. – Что теперь?
– Да кто ж знал-то. Ведь он так прилично себя вел! – В досаде Баг хлопнул себя поводком по ноге. – Ну вот что, еч. Надо его оттуда достать. Все же он – животное. И хотя даже мелкие твари должны замирать от почтения при виде обиталища Сына Неба… как бы ему не пришло в его дурацкую голову чего-нибудь… э-э-э… несообразного. Вдруг он не замер от почтения.
– Ну да, – трагическим голосом пробормотал Богдан. – Может, наоборот, замер. Где-нибудь в углу. Только не от почтения. Ой, нехорошо-то как!..
– Войдем. – Баг решительно шагнул к двери и потянул ее на себя. Дверь легко, с еле слышным скрипом поддалась. – Эй, пустая трата пива! Где ты там?
Взорам друзей открылось обширное помещение, скупо освещаемое лишь узкими полосками зимнего света, струившимися в щели плотно закрытых окон; задняя часть скрыта ширмами, одна в стылой паутине; у стен – три или четыре резных кресла с мягкой обивкой; между двумя из них – лаковый сундук-ларь, на котором в беспорядке лежат какие-то бумаги… Все здесь пребывало в запустении. Ясно было, что в помещение это давно уж не ступала нога человека, не говоря о руках уборщиков: на всем лежал отчетливо различимый слой пыли, а около окон – нанесенный ветрами сор.
– Однако… – удивленно протянул вошедший первым Баг, разглядывая свиток на левой стене: время и небрежение так сильно поработали над шелком, что лишь по сохранившейся в верхнем углу надписи ланчжун определил, что картина когда-то изображала известную красавицу ханьской древности Си Ши, любующуюся пионами. Собственно, от Си Ши остался один силуэт – правда, и в таких прискорбных обстоятельствах не лишенный удивительной изящности. А может, виноват был еще и царивший тут сумрак.
– Стой! – Ланчжун рукой задержал Богдана. – Тихо. Слышишь что-нибудь?
