Евгений Лукин - Андроиды срама не имут
— Ты что, кретин?.. — прохрипел Вадим, выкатывая глаза.
Лёха ожил. Он любил, когда на него наезжают.
— Тебе не нравится, что я окажусь дома? — осведомился он.
— Так ты же сам в это не веришь!
— Не верю, — спокойно согласился Алексей. — И в то, что окажусь на свалке, тоже не верю… Я просто хочу проверить. Дальше что?
— Ну проверишь ты!.. — закричала Лера. — А мы-то об этом как узнаем?
— Никак. С чего ты вообще взяла, что я иду на разведку? Я просто иду. А там посмотрим…
— Почему?!
— Я же сказал: надоело.
Тихая непреклонная решимость звучала в его голосе.
Даже не знаю, братцы вы мои, с чем это можно сравнить. Разве только с недоверчивым детским ужасом, когда впервые услышишь о том, что все смертны. И ты в том числе.
— Надоело ему… — злобно вымолвил Вадим. — Этак каждый может сказать: надоело…
— Ну и скажи.
— И что будет?
— Ничего не будет, — снова обессилев, выговорил Лёха. Голос его ушел в шамкающее бормотание. — Ночь придет, перекусит и съест…
— А ну хлебни! — яростно потребовала Валерия, ткнув ему в зубы металлическое горлышко. — Да не так! Как следует хлебни!.. Андроид называется!
Нет, все-таки оставаться наедине с ужасом не в обычае русского человека. Тем более когда рядом с тобой собратья по генам и по разуму. И фляжечка в придачу. Уговаривать или успокаивать Лёху не имело смысла — следовало только подначивать и дразнить. Первым это понял, как ни странно, Вадим.
— А что свалка? — осклабившись, огласил он вдруг. — Еще неизвестно, где лучше, здесь или там…
— Там, — уверенно сказала Валерия. — Здесь ничего нет, а там всего навалом…
— Откуда сведения?
— Говорят…
— Кто говорит? Нас тут всего четверо!
— Володя говорит!
— А он откуда знает?
Алексей слушал нас с вымученной снисходительной улыбкой.
— Слышь, — глумливо обратился к нему Вадим. — Ты это… пользуясь случаем, родне моей там привет передавай…
— Где? На свалке!
— Ага! Нужен ты кому на свалке!.. Ты им, короче, скажи: сами вы фуфло! А Вадик вон с высшим разумом корешится, деньги лопатой гребет… Адрес я тебе дам…
Шуточки его, как и следовало ожидать, были неумелы и неуклюжи, хотя это, может, и к лучшему. До оглашения адреса так и не дошло — начальство пожаловало. До сих пор не могу понять: Обмылок просто возникает в нужный момент в нужном месте или все же добирается туда пешком, а потом выключает свою мимикрию? Наверное, возникает. Уж больно у него это быстро выходит…
— Не понял, — буркнул наладчик. — Все, что ли, на расчет подали? Работать кто будет? Я буду?..
Не подававшие на расчет послушно поднялись. Я — тоже, но был остановлен.
— А ты чо пошел? Ты ж на профилактике…
Пришлось остаться.
— Ну? — с вызовом спросил Лёха, обращаясь к Обмылку.
— Перетрем… — недовольно повторил тот и вновь покинул сумрачные наши акварели.
* * *Мы долго молчали. Я просто не знал, что сказать. Лёху было жалко, но не говорить же об этом вслух!
— Как ты сюда попал, Володя? — чуть ли не с укоризной неожиданно спросил он. — Ну ладно, Вадима безденежье достало, Лера у сослуживицы норковый воротник в гардеробной срезала…
— Как? — не поверил я.
— Не знаю. Технических подробностей не выспрашивал…
— Но почему?! — Я был настолько поражен, что даже Лёхины беды отодвинулись на второй план.
— Наверное, справедливости захотелось. У одних есть воротник, у других нету…
— Откуда знаешь?
— От нее.
— И ты ей поверил?
— Н-ну, во всяком случае, из всех ее автобиографий эта самая правдоподобная…
Я моргал, переваривая услышанное. Да ерунда это все! Мало ли что правдоподобно! Если на то пошло, как раз правда невероятна, а правдоподобнее вранья вообще ничего не придумано. Наверняка оговорила себя — под настроение…
Лёха смотрел на меня с усталым пониманием.
— Тебя-то, Володя, с чего сюда занесло? — повторил он. — А то ведь так и не узнаю…
Я кое-как передал в двух словах свою историю. Алексей кивнул шершавой серой головой.
— Что-то в этом роде я и предполагал… По-другому с тобой просто быть не могло…
Речь его звучала неторопливо и отрешенно, словно он уже не принадлежал нашей мути.
— А тебя с чего? — вновь преисполнившись жалости, спросил я.
Алексей слегка оживился.
— Ты не поверишь, — сказал он, как бы сам себе удивляясь. — Из высоких соображений. Нет, были, конечно, и житейские трудности, иначе бы Карина ко мне не подкатилась. Но в целом…
— Высокие соображения — это?..
— Ну как же!.. — язвительно выговорил он. — Такой шанс! Осознать место человека во Вселенной… Идиот!
— Почему идиот?.. — невольно заступился я за Лёху прошлого перед Лёхой нынешним. Прошлый и впрямь казался мне понятнее и ближе.
— Потому что меньше знаешь — крепче спишь, — отрезал он.
И я наконец заподозрил, что не только моральный износ был причиной его срыва.
— Смысловая составляющая?.. — У меня даже голос сел.
Алексей молчал.
— Ты что… говорил со своим лохматым?..
— Черт его знает, — безрадостно откликнулся он. — Может, с ним, а может, с самим собой… Поди разберись!..
— И что? — с трепетом спросил я.
Лёха нахмурился, вздохнул.
— Помнишь, ты удивлялся, что здесь нет ни одного лицензионного андроида? А их здесь, оказывается, и быть не может…
Я ждал, что он скажет дальше.
— Видишь ли, Володенька, насколько я понял, запустить сюда хотя бы одного лицензионного — это все равно что запустить хорька в курятник. Лицензионные лохматых уничтожают.
Последние три слова проникали в сознание поочередно. Проникли. Сложились. И ослепительно взорвались. Бог ты мой, я ведь и сам мог об этом догадаться — из Мымриных страхов! Уничтожают лохматых… Этакие механические спецназовцы, как в американских фильмах: ищут очередную муть, тайное убежище нелюдей, находят — и жгут дотла.
— Почему?..
Наверное, я произнес это вслух. Поскольку Лёха мне ответил. Спокойно, рассудительно.
— Наверное, потому что их так запрограммировали. Искать и уничтожать. Как клопов. Как крыс.
— Да, но… зачем их так запрограммировали?
— Затем что лохматые — наши враги.
— Наши?..
— Да, в том числе и наши… Ты ведь гуманоид, не так ли?
— Твари! — вырвалось у меня.
— Ну слава богу, — с насмешливым облегчением молвил Лёха. — Дошло наконец. Понял теперь, почему я не могу здесь больше оставаться? Хоть куда, хоть на свалку…
— Да не лохматые твари! — взвился я. — Мы твари, мы!
Лёха был так озадачен, что слетели с него вмиг и траур, и обреченность — одна щетина бросала вызов общепринятым правилам. Он даже чуть отстранился, словно бы желая оглядеть меня как явление в целом.
— Они кого-нибудь убивают? — вопрошал я с пеной у рта. — Кто?
— Лохматые!
— Кого?
— Кого угодно! Нас, друг друга!
— Видимо, да…
— Ах, видимо!.. А ты это видел?
— Нет, но…
— А мы?
— Во-он ты куда гнешь, — сообразил он. — Под презумпцию невиновности подводишь…
— А мы?! — в бешенстве повторил я.
— Ну, убиваем… — вынужден был согласиться он. — Себя, других…
— Трупы убитых они едят?
— Чего? — не поверил Лёха своим ушам.
— Того! Ни разу в жизни говяжью котлету не пробовал?
— Да вы, батенька, толстовец, — восхищенно заметил Алексей.
На мелкую эту провокацию я не повелся.
— Боятся нас и ненавидят, говоришь? Правильно делают! Мы сами себя боимся и ненавидим…
Лёха перестал улыбаться.
— Это наше право, — пропустил он сквозь зубы, причем левая щека его дернулась. — А у них такого права нет и не будет… Помнишь, у Пушкина? «Я презираю Отечество мое с головы до ног, но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство…»
— Стоп! — прервал я его. — Презирать — одно. Уничтожать — другое. В чем их вина? В том, что они на нас не похожи? В том, что они красивы, а мы уродливы?..
На этот раз ответа не было долго. Лёха сидел, опустив голову — серую, шершавую, будто посыпанную пеплом.
— Слушай, ты… — словно бы через силу произнес он, так и не подняв глаз. — Либеральная обшмыга третьего разряда… Неужели трудно уразуметь: будь они ни в чем не повинны, с ними бы так не поступали…
Это был хороший профессиональный крюк в челюсть. Как тогда, на заснеженном январском тротуаре. Меня повело, однако на сей раз я удержался на ногах. В том смысле, что сохранил душевное равновесие. Кое-как.
— Да-да… — сипло выдавил я. — Если за тебя вступились добрые люди, а сама ты ничего не помнишь… значит, твой супруг — подонок…
Алексей, естественно, ошалел.
— Ты о чем? — спросил он, вглядываясь в меня с тревогой.
Еще минута — и я бы сорвался по-настоящему. Истерика — штука заразная. Слава богу, в следующий миг сработала спичка. Два укороченных местных дня, отпущенных мне на профилактику, истекли. Мымра жаждала лицезреть Володеньку Турухина.
