Лоис Лоури - В поисках синего

Но Джемисон не разрешил. Времени мало. Грядет Собрание. Нельзя терять на это четыре дня. Кире надо работать над мантией; с телом старой красильщицы посидят другие.

Значит, Кире предстояло оплакивать Аннабеллу в одиночестве.

Когда Джемисон ушел, она еще некоторое время сидела и думала о том, какую одинокую жизнь выбрала себе Аннабелла, как оторвана она была от поселка. И вдруг Кире пришло в голову: «А кто же нашел ее, когда она умерла? Откуда они знали, что надо ее проведать?»

– Томас, иди сюда. Мне нужно кое-что тебе сказать.

Ее друг неохотно подошел к столу, за которым она сидела; по лицу его было видно, что он хотел еще понаблюдать за строительством. «Мальчики все одинаковые, – подумала Кира. – Охота да стройка, больше их ничего не интересует. Если бы Мэтт был здесь, он бы уже путался у всех под ногами».

– Этим утром… – начала она. Затем увидела, что он все еще тянется к окну. – Томас! Слушай же!

Он улыбнулся и повернулся к ней.

– Я ходила к комнате внизу, к той, где плачет девочка.

– И поет.

– Да, и поет.

– Ее зовут Джо, если верить Мэтту, – сказал Томас. – Вот видишь, я слушаю. Зачем ты пошла туда?

– Я искала Джемисона, – объяснила Кира, – и оказалась на том этаже. И тогда я подошла к двери и решила заглянуть, чтобы убедиться, что с девочкой все в порядке. Но дверь была закрыта!

Томас кивнул. Его это не впечатлило.

– Но мою-то дверь никто никогда не запирал! – воскликнула она.

– Да, потому что ты появилась здесь уже большой, двусложной. А я – маленьким. Меня тогда звали Том. И мою дверь запирали.

– То есть тебя держали взаперти?

Он нахмурился, вспоминая.

– Не совсем. Наверное, это делали для безопасности. И чтобы я не отвлекался. Я был маленький и не хотел работать, – он улыбнулся. – Кажется, я был похож на Мэтта. Любил играть.

– А с тобой обращались грубо? – Кира вспомнила, каким голосом Джемисон разговаривал с девочкой.

Он подумал.

– Строго, – сказал он наконец.

– Но, Томас, эта девочка снизу… как ее… Джо. Она плакала. Говорила, что хочет увидеть маму.

– Мэтт же сказал, что ее мать умерла.

– Но она-то, похоже, об этом не знает.

Томас стал вспоминать, как поступили с ним.

– Кажется, мне не сразу рассказали о моих родителях. Помню, как кто-то привел меня сюда и показал, где что находится и как тут все устроено…

– Ванную и горячую воду, – сказала Кира с усмешкой.

– Да, и все инструменты. Я уже был резчиком. К тому моменту я уже давно резал по дереву…

– …как и я давно вышивала. И как Джо…

– Да, – сказал Томас. – Мэтт говорил, что она уже давно поет.

В задумчивости Кира разглаживала складки на юбке.

– То есть все мы, – проговорила она медленно, – уже были… не знаю, как сказать.

– Художниками? – предположил Томас. – Это подходящее слово. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь произносил его, но я встречал его в некоторых книгах. Оно означает, как бы это сказать, человека, который способен сделать что-то красивое. Подходит это слово?

– Да, наверное. Девочка поет, и это красиво.

– Когда не плачет.

– То есть мы все художники, мы все стали сиротами и нас всех привели сюда. Интересно зачем. И есть кое-что еще. Странное.

Томас слушал.

– Этим утром я говорила с Марленой, знакомой из ткацкой артели. Она живет в Фене и помнит Джо, хотя забыла ее имя. Она помнит, что у них была поющая девочка.

– Все бы в Фене запомнили такую девочку.

Кира согласно кивнула.

– Она сказала – как же она выразилась? – Кира попыталась вспомнить слова Марлены. – Она сказала, что у девочки много «знаний всяких».

– Знаний всяких?

– Так она и сказала.

– Что это значит?

– Она сказала, что девочка как будто знала о вещах, которые еще не случились. Что жители Фена считают это волшебством. Она выглядела немного испуганной, когда рассказывала об этом. И знаешь, Томас…

– Что?

Кира поколебалась.

– Это напомнило мне о том, что случилось с моим лоскутком. Вот с этим, маленьким, – она открыла шкатулку, которую он для нее сделал, и вытащила лоскуток. – Я рассказывала тебе, как он словно говорит со мной. И я помню, что у тебя был кусочек дерева, который делает то же самое…

– Да. С самого моего детства, с тех пор, как я только начинал резать дерево. Он лежит на полке. Я показывал тебе.

– Может, это все одно и то же? – спросила Кира осторожно. – Может, это и есть «знания всякие», как называет их Марлена?

Томас посмотрел на нее и на лоскуток, неподвижно лежащий в ее ладони. Он нахмурился.

– Думаешь?

– Может, это есть у всех художников? – продолжила она, с удовольствием прислушиваясь к звучанию слова, которое только что выучила. – Особенное, волшебное знание.

Томас пожал плечами:

– Ну, это не так важно, правда? Все мы теперь хорошо живем. У нас отличные инструменты. Хорошая еда. Есть работа.

– А как же девочка внизу? Она все время плачет. И ее не выпускают из комнаты.

Кира вспомнила о своем обещании.

– Томас, я пообещала ей, что вернусь. И что помогу.

На его лице отразилось сомнение.

– Не думаю, что стражникам это понравится.

Кира вновь вспомнила, каким строгим был голос Джемисона. Вспомнила, как хлопнула дверь.

– Вряд ли понравится, – согласилась она. – Но я ночью, когда они будут думать, что мы все спим. Вот только…

– Только что?

– Там закрыто. Я не смогу попасть внутрь.

– Сможешь, – сказал Томас.

– Как?

– У меня есть ключ.

Это была правда. Они пошли в комнату Томаса, где он показал деревянный ключ.

– Я сделал его давным-давно, – объяснил он. – Я был заперт здесь с кучей отличных инструментов. Вот я и выточил ключ. Это несложно. Замок в двери очень простой.

– А еще, – добавил он, – он подходит ко всем дверям. Все замки одинаковые. Я точно знаю, сам проверял. Я раньше по ночам ходил по коридорам и открывал двери. Тогда все комнаты были пустые.

Кира покачала головой:

– Ну и сорвиголова!

Томас улыбнулся:

– Я же говорил! Как Мэтт.

– А сегодня, – Кира посерьезнела, – ты пойдешь со мной?

Томас кивнул:

– Хорошо. Пойду.

16

Наступил вечер. Кира, которая все еще сидела в комнате Томаса, посмотрела в окно на убогий поселок и прислушалась к назойливому шуму, с которым все заканчивали свою работу. Мясник лил воду на каменный порог своей хижины, тщетно пытаясь смыть накопившуюся грязь. Из ткацкой артели, где она столько времени проработала помощницей, выходили женщины.

Кира с улыбкой подумала о Мэтте: был ли он сегодня на рабочем месте? В его обязанности входила уборка, и он вместе со своими товарищами, наверное, опять всем мешал и воровал еду. Стоя у окна, она нигде не видела ни его, ни его собаки.

Стемнело. Служители забрали их подносы с остатками ужина, и наконец все здание затихло. Стих и шум поселка.

– Томас, – предложила Кира, – возьми с собой свою деревяшку. Ту, особенную. Мой лоскуток со мной.

– Ладно, но зачем?

– Я пока точно не знаю. Но чувствую, что надо.

Томас взял маленькую резную деревяшку с высокой полки и положил ее в карман. В другом кармане лежал деревянный ключ.

Вместе они вышли в слабо освещенный коридор и направились к лестнице.

Томас, шедший впереди, обернулся и приложил палец к губам:

– Ш-ш-ш!

– Извини, – ответила ему Кира, – палка стучит. Но без нее я не могу идти.

– Так, подожди.

Они остановились возле одного из факелов, воткнутых в стену. Томас оторвал кусок ткани от подола своей рубахи и ловко обвязал им конец Кириного посоха. Ткань приглушила стук.

Они спустились по лестнице и подошли к комнате Джо. Остановились и прислушались. Но никаких звуков не было. Рука Киры в кармане не чувствовала никаких предупреждений от лоскутка. Она кивнула Томасу, тот тихонько вставил ключ в замочную скважину, повернул его и открыл дверь.

Кира затаила дыхание. Она боялась, что в комнате живет служитель, который сторожит девочку по ночам. Но в помещении, освещенном только бледным лунным светом, была всего одна кровать, и в ней крепко спала Джо.

– Я буду на пороге, – прошептал Томас. – Она знает тебя – по крайней мере твой голос.

Кира подошла к кровати и села на краю, положив свой посох рядом. Она нежно прикоснулась к плечику девочки.

– Джо, – позвала она тихо.

Маленькая головка с длинными спутавшимися волосами беспокойно повернулась. Спустя мгновение девочка открыла глаза и посмотрела удивленно и испуганно.

– Не надо! – закричала она, отталкивая руку Киры.

– Тс-с-с, – прошептала Кира, – это я. Помнишь, мы говорили через дверь? Не бойся.

– Где моя мама?

Она была очень маленькая. Намного меньше, чем Мэтт. Еще недавно была младенцем. Кира вспомнила, какой сильный у девочки голос, и с удивлением подумала, откуда он берется в этом крошечном ребенке, испуганном и брошенном.