Николай Горнов - Пароход идет в Кранты
Для начала меня закрыли в стационаре. Месяц промывали мозги медикаментозно. Еще два месяца групповой терапией. Потом отпустили, но Миша еще долго приходил каждый день домой. Клиенты, естественно, разбежались. Я был этому рад и работал скорее для того, чтобы успокоить маму и Настю. Находился в поиске новой жизненной установки, как утверждал мой друг Миша. И однажды утром я проснулся и понял, что эта установка нашлась. Мне приснилась Тузла…
Я связался через Интернет с украинским консульством и заполнил документы на получение визы. Потом произвел ревизию текущего счета и был неприятно изумлен. Счет закрыли около месяца назад. Деньги кончились, как всегда, в самый неподходящий момент. Пришлось отодвинуть поездку и серьезно взяться за пополнение семейного бюджета. Конкурентам, поставившим на мне крест, это явно пришлось не по вкусу, но мой напор не оставлял им времени для ответных маневров. Правда, в пылу борьбы за передел рынка, я не забывал и о своей цели: продолжал бомбить факсами консульство и готовил юриста, который станет руководить компанией в мое отсутствие…
Сейчас все прошлые злоключения воспринимаются уже с иронией. Только за один поступок мне стыдно. Я не сказал ничего дочери о своих планах. Оставил записку и сбежал, как последний трус. Мол, срочная и длительная командировка, позвоню, как смогу…
Ветер гнал на берег волну за волной. Они оставляли водоросли и сильный запах йода. По урезу воды с важным видом ходил мартын. Мое присутствие его нисколько не смущало. Он тщетно пытался перевернуть рапана. Я не выдержал и привстал, чтоб помочь настойчивой птице, но в этот момент увидел, как на меня несется огромный немецкий дог. Мне ничего не оставалось, как замереть на месте. Пусть он подумает, что перед ним дерево.
К счастью, пес остановился в трех метрах от меня, тормознув всеми четырьмя лапами.
– Здравствуй, собака! – сказал я максимально дружелюбным тоном. – Ты, наверное, потерялся? Давай дружить. Меня зовут Саша.
Дог зарычал, потом издал низкий утробный звук, лишь отдаленно напоминающий лай, и спокойно улегся на песок, ни на секунду не спуская с меня глаз. Со стороны леса к нам неторопливо приближался мужчина. Внешний вид его ничем не напоминал местных рыбаков, а каскетка, короткая куртка с меховым отворотом, брюки и высокие ботинки наводили на мысль о дорогом магазине. Вот тебе и необитаемый остров!
– Ты откуда взялся, братан? Только не вздумай порожняк гнать, вижу, что не местный.
– Из Сибири, – признался я.
– А здесь чего потерял?
– Сокровища затонувшего греческого корабля, который шел из Ольвии в Пантикапей с грузом скифского золота.
– Ответ не верный. – Мужчина ухмыльнулся. – Даю еще две попытки.
– И что потом? – поинтересовался я.
– Вариантов у меня достаточно. – Он слегка распахнул полу куртки, чтобы я увидел рукоять пистолета.
– Газовый? – поинтересовался я.
– Газовый, – подтвердил он. – В голове дырки делать, чтобы лишние газы выходили. В общем, слушай сюда. Тузла – это мой остров. Я его купил. Частная собственность. По-русски хорошо понимаешь?
– Да, хорошо понимаю, – закивал я. Лучший вариант в таких случаях – прикинуться дурачком.
– Тогда проваливай с моего острова, если понимаешь!
– К сожалению, никак не получится. – Я развел руками. – Лодки у меня нет, плавать не умею, да тут и для хорошего пловца расстояние до берега великовато.
– И как же ты сюда попал без лодки?
– На парашюте спрыгнул.
– Слушай меня, парашютист, я ведь легко могу сдать тебя пограничникам. Получишь статью за шпионаж и отсчитывай потом пятнадцать лет строгого режима на Арабатской Стрелке. Или даже пристрелить могу. Все равно никто не узнает. Соображаешь?
– Стреляй. – Я был спокоен как никогда. Я знал, что мой билет может оказаться в один конец.
– А ты случаем не из психушки убежал?
– Почему убежал, сами отпустили!
Мы долго смотрели друг другу в глаза. Так долго, что у меня заныли старые рубцы от язвы.
– Человеческое племя имеет две неприятные разновидности – дураков и героев. Ты вроде не похож ни на того, ни на другого… Ладно, пошли.
– Не пойду! – решительно заявил я и ощутил подступающую к горлу тошноту.
– Не кипятись, я тебя в гости приглашаю.
Судно у пирса можно было назвать яхтой только по недомыслию. Впечатляли не только его размеры, но и обтекаемые формы палубных надстроек, которые слишком явно намекали о бескрайних океанских просторах. До сей поры, я искренне считал, что владельцы таких красивых кораблей – это инопланетяне.
– Нравится?
– Не то слово, – буркнул я. – И имя красивое – «Персия».
– В честь супруги.
– Ее зовут Персия?
– Нет, ее зовут Персефона, но не могу же я так назвать яхту. Я и жену так называю один раз в год – на ее день рождения.
– Кажется, греческое имя? – поинтересовался я из вежливости.
– Ага. Была такая богиня – дочь Зевса и Деметры. Я пока запомнил, чуть язык не сломал. Папаша моей супруги на этом деле всех собак съел. Персефона Яхонтовна Преображенская – это же застрелиться легче! Кстати, о собаках. Кер, ты куда запропастился, твою мать?
Черный дог с шумом вывалился из кустов и, оттолкнув нас от трапа, скрылся в глубине яхты. Мы поднялись следом.
– Персия, у нас гость! – рявкнул хозяин. – Выходи!
– И незачем так орать. – Она спустилась в салон по винтовой лесенке. – Кербер, бессовестный, ты опять улегся на диван. А ну, брысь!
Пес неохотно слез и виновато уткнулся в колени хозяйки, помахивая хвостом.
– Александр, – представился я.
Она улыбнулась.
– Герман, я без тебя не садилась за стол, да и Александр вероятно голоден.
– Никаких проблем. Вы тут посидите, а я пойду и озадачу этого кретина. В смысле, повара.
Я скромно присел на краешек огромного кожаного кресла. Женщина расположилась напротив. На вид ей было не старше двадцати пяти. Длинные черные волосы, вьющиеся тонкими колечками, слегка влажные, зачесаны назад. Высокий лоб, смуглая кожа, выразительные карие глаза, полные губы. Действительно красавица, если я в этом что-то понимаю.
– Простите, а чем занимается ваш муж? – поинтересовался я, чтобы прервать слишком затянувшееся молчание.
– Он судовладелец.
– Надо же! В жизни не видел ни одного судовладельца.
– Вас что-то удивляет? – мило улыбнулась она.
– Я их представлял иначе. Детские впечатления, знаете ли. Мистер Твистер. Владелец заводов, газет, пароходов… У вас много пароходов?
– Я в этом слабо разбираюсь.
– Простите за любопытство, а зачем вашему мужу этот богом забытый остров, ведь при его доходах можно найти более приятные места?
– По-моему, ему здесь нравится… – Она неожиданно смутилась. – Детские впечатления, кажется, вы так выразились? С тех пор, как он купил Керченский порт, мы несколько раз в год стали заходить на Тузлу.
Мои дежурные вопросы иссякли.
– А вы чем занимаетесь, если не секрет? – вежливо поинтересовалась она. Теперь настала ее очередь заполнять паузы.
– Я адвокат.
– Надо же! Я тоже представляла адвокатов несколько иначе.
– Если вы имеете в виду это, – я продемонстрировал стоптанные ботинки, – то можете не обращать внимания. Временные трудности, так сказать. Джентльмен в поисках десятки.
Когда вернулся Герман, мы уже нашли общую тему и бодро ее обсуждали.
– Спелись, – констатировал он, и обнял жену за плечи. – Люблю я эту чертовку! Даже из дома ее выкрал. Дело было – страшно вспомнить! С тех пор она и вертит мной, как хочет. Все-все, молчу. Налей-ка нам с гостем по рюмочке.
– Как скажешь, милый, – она послала мужу ослепительную улыбку и открыла стойку бара.
После недолгого раздумья я выбрал коньяк…
Проснулся я оттого, что затекла спина. Боль пронзила поясницу и отзывалась пульсирующими толчками в почках. Я долго лежал в темноте, слушая монотонный стук дождя, пока не вспомнил, где нахожусь. Боль в спине не унималась, и попытка перевернуться на другой бок не принесла облегчения. Пришлось встать. Кряхтя и охая, я побродил по комнате, пока не наткнулся на чайник, который тут же жадно опустошил.
Пил я, конечно, зря. Кажется, и говорил тоже слишком много. Германа этого и бочкой не свалишь, а я не помню даже, как добрался в свое стойбище. Вторую бутылку коньяка помню. Отвратительный все-таки коньяк греки делают. Потом вроде бы текила была. Или скотч. Он еще анекдоты про шотландцев рассказывал. А потом стал допытываться, как я попал на Косу. И я рассказал про «Пион». А может, это он сам сказал и про «Пион», и про старика. Неймется, мол, Греку. Вот тут я все и выложил. И про Тузлу. И про особенности древнегреческой географии. И про Вику. Помню, они как-то странно переглянулись и расхохотались одновременно. Помню, что обиделся немного. А дальше помню плохо, как сквозь туман. Вроде бы Герман уговорил меня выпить на брудершафт, а потом издевался, что рано, мол, меня из психушки выпустили.
