Юлий Буркин - Праздник св. Петруччио
– Если переделали, – вмешался я, – то почему же сейчас мы не волшебники?
– Мы – волшебники! Только мы не умеем колдовать. Такую мощь нельзя было доверить младенцу, и она спала в человеке до определенного возраста, а затем, лишь по решению какого-то Совета или Старейшинства, активировалась… Но случилась некая всемирная катастрофа, и люди забыли, как это делается. Возможно, для этого нужна какая-то особая аппаратура, но она погибла вместе с той сверхцивилизацией…
Петруччио смолк. Мы выпили. Нарушил тишину Чуч, удрученно всхлипнув:
– И чё теперь?
– Теперь? Теперь, точно зная, что теоретически мы всемогущи, мы должны научится этому на практике. Хотя бы чуть-чуть… Этого будет достаточно, чтобы стать великими. Вы будете участвовать в моем проекте? Говорите сейчас, никакого времени на обдумывание я вам не даю.
Я подумал о том, что, наболтав так много, он совсем не говорил о деле, потому его требование отвечать не раздумывая выглядит довольно нелепо. Похоже, так показалось не только мне.
– Ну ладно, – сказал Чучалин, – чудеса чудесами, а где мы деньги будем брать? На раскрутку.
– Это вопрос, – согласился Петруччио. – Нужен еврей. Без еврея денег не будет.
– У меня есть Афраймович, – сообщил Пила. – Подойдет?
– Супер! – Обрадовался Петруччио, – Афраймович – как раз то, что нам нужно!
– Вы знакомы? – поинтересовался я.
– Зачем? – удивился Петруччио. – Достаточно фамилии. Так вы будете со мной работать?
– Может, еще кого-нибудь возьмем? – предложил Чуч. – Пограмотнее. Я, например, даже нот не знаю.
– Это здесь не при чем. Мне достаточно вас троих. А про чересчур грамотных музыкантов у меня стишок есть. Я его не помню, помню только рифму: «Ноты – говно ты».
– Классная рифма, – заметил я, покосившись на Пилецкого. Он-то не мог пожаловаться на отсутствие музыкального образования. Но тот, вроде бы, не обиделся и предложил:
– Выпьем?
Петруччио и тут не удержался:
– Неправильно говорить «выпьем». «Выпьем» – это из себя, а если в себя, то «впьём».
– Нет, правильно, – возразил Пила. – Выпьем не из себя, а из стакана.
– А-а! – обрадовался Петруччио. – Догда давайте. Выпьем из стаканов и впьём в себя!
Выпили и впили.
– Всё, – сказал Петруччио. – Спрашиваю в последний и окончательный раз. Будете со мной работать? И с Афраймовичем.
Не знаю, как остальные, но лично я решил тогда, что если я соглашусь, я ничего не потеряю. А вот скучно явно не будет. По той же или по другим причинам, согласились и остальные.
– Что ж, друзья, – сказал Петруччио. – Come же together[4], ей богу! Радостно сome together! Вперед и с песней!
… В тот вечер мы набрались основательно, и больше о дне нашего знакомства я не помню совсем ничего. О том, что все случилось именно так, как обещал Петруччио, вы прекрасно знаете и без меня. То, как группа «Russian Soft Star’s Soul» покорила и покоряет мир до сих пор, вы видите снаружи. А изнутри я рассказал об этом в книге, “Бриллиантовый дождь”, которую все вы, думаю, читали.
Недосказанным осталось лишь одно. Как вы помните, на гастроли в Австралию с нами отправилась девушка-андроид Ева. Там она спасла нас во время пожара, и там между ней и Петруччио завязался роман. Сейчас вы узнаете кое-какие факты, которые произошли уже после выхода “Бриллиантового дождя”.
На днях Ева заехала к нам на студию и дала нам прочесть письмо.
2
«Привет, привет, моя милая роботесса! Узнаешь? О, да, это я, твой глупый Петруччио. Согласись, с моей стороны это была замечательная идея, на День рождения (предложенные тобой выражения «День сборки» и «День запуска» я с возмущением отвергаю) подарить тебе защечный эррекциометр? Ведь теперь, как бы далеко ты не находилась от меня, ты всегда знаешь, как я тебя люблю.
«Не обязательно меня», – цинично пошутили бы, или даже сказали бы всерьез, на твоем месте многие, так называемые, «настоящие женщины», «настоящие люди», то есть тётки сделанные из мяса. Но ведь ты не станешь так шутить, правда? Ты ведь веришь мне?
А твоя затея проверить наши чувства, разъехавшись на время в противоположные концы мира, и связываться исключительно посредством физической почты – это еще занятнее… Написанные от руки письма, это не просто «носители информации». Это и произведения искусства эпистолярного жанра, которые мы дарим друг другу, и официальные документы, заверяющие нашу любовь и привязанность.
Хотя, милая моя Ева, я знаю и другую сторону этой затеи. Если говорить честно, я не склонен потакать твоему глупому комплексу по поводу искусственности твоего происхождения и неуемной жажде «очеловечиться»… Да, этот повод мне кажется недостойным, однако, затея, повторяю, ужас, как хороша.
Иногда, правда, меня начинает мучить мысль, что главной целью нашего расставания сразу после лечения в лабораториях «Intelligent Australian Robots» является твое желание в последний раз перед свадьбой кометой промчаться по миру, отсекая лишние хвосты, обрезая веревки и соскребая наросты былой жизни. Мнится мне, что ты непрерывно встречаешься со своими прежними любовниками и напоследок трахаешься с ними, сообщая о своем решении покинуть траекторию свободного девичьего полета и добровольно отправиться в мою тесную клеть…
Но я тут же одергиваю себя мыслью, что глупо ревновать не только к прошлому, но и к настоящему, если оно вершится во имя нашего будущего непрерывного счастья. Как там эррекциометр? Чувствуешь? Он вообще, позволяет тебе есть? Ты не худеешь? Впрочем, глупости. Я опять забыл обо всех удобствах, связанных с тем, что ты – роботесса.
О себе. Безделье (каникулы, которые я сам же себе и объявил) заставляет меня искать наиболее эффективные способы тратить деньги, коих у меня нынче немеряно. КОЛБАШУСЬ.
Колбасится и ликует весь народ,В руки палочки кленовые берет…
(Вторая строчка – из репертуара моего дедушки.) Все мои сегодняшние друзья – отъявленные колбасоиды. Правда, в слове «колбаситься» есть какой-то чересчур плотский оттенок. Ведь колбаса производится из мяса мертвых животных и имеет вызывающую форму. Потому между собою мы чаще называем наше занятие «апелсинием». Бесповоротный позитив, не правда ли? И мы не только апельсинимся сами, но и радостно апельсиним друг друга. Не пойми меня превратно.
Давеча… Как приятно написать это слово – «давеча». Такого не скажешь в устной речи, пусть даже и по стерео, не напишешь в электронном письме… Так вот, давеча я и стайка колбасоидов – поклонников «RSSS» – решили отправиться на Тибет. И не то, чтобы им было там что-то нужно (я – дело другое, но об этом – позже), скорее даже наоборот, именно отсутствие всякой нужды и сделало это место таким для них привлекательным.
Были ли вы когда-нибудь на Тибете, дорогая? Видели ли этот закат? Если видели, вас не должно больше удивлять то, что эти горы названы «Крышей мира». Если не были, я расскажу вам. Потом.
Сперва мы летели поездом. И, хотя слово «сопки» явно требует рифмы «попки», красота открывающихся из окна пейзажей подавляла игривость нашего настроения. На харбинском перроне к нам подошел китайский продавец-лотошник. На лотке его лежали крайне неаппетитные кучки чего-то серо-землистого.
– Что это?! – воскликнул один из моих сопровождающих, назовем его «Колбасоид Икс».
– Конфетюр, – отозвался китаец-продавец с сильным акцентом.
В беседу, бросая в рот сухарики и запивая их пивом, вступил другой мой спутник, назовем которого «Колбасоид Игрек»:
– Вообще-то я слыву молчуном, однако, теперь не могу не сказать вам, милейший монголоид, что конфетюр выглядит совсем по-другому в связи с тем, что способ его приготовления предусматривает длительное переваривание плодов или ягод тех или иных растений в сахарном сиропе, что делает цвет конечного продукта коричневым, разной степени насыщенности, от глубокого, почти черного, смолянистого до… – он говорил все это, не прерываясь на вздох, потому, дойдя до этого места, окончательно сдулся, ноги его подкосились, и, потеряв сознание, он рухнул лицом на перрон.
Продавец моргнул узкими до отсутствия глазами.
– Носильщики! – позвал я истерически.
Передо мною выросли два дюжих уйгура.
– Вы – носильщики? – уточнил я.
– Ез, ви ду, – согласились они. – Мала-мала так.
– Занесите, – указал я на тело, а затем обратился к персонажу, которого мы условились называть «Колбасоид Икс»: – А вы что скажете, милейший? Конфетюр ли это?
– Ни в коем случае, – отозвался тот. – И вообще, вряд ли это что-то съедобное. Однако, человек, продающий ЭТО, явно и не догадывается о том, иначе, разве смог бы он заниматься своим делом? Таким образом, если мы откроем ему глаза, он потеряет работу. Стоит ли его разочаровывать?
– Не будем его разочаровывать, – согласился я и купил весь лоток.
