Георгий Шах - Нет повести печальнее на свете...
Ром, не оборачиваясь, кинул через плечо:
— Гель, и вы, Мет, Бен, уходите!
Гель нервно хохотнул.
— Интересно, с какой стати мы должны уступать тебе красотку? А может, она предпочтет кого-нибудь другого!
— Вот именно, — присоединился Метью. — Надо по справедливости, метнем жребий.
— Ты что, спятил?! — возмутился Бен.
— А если тебе достанется, чистюля, не откажешься ведь?
— Ну зачем, Мет, мы ведь не дикари, разыгрывать ее в кости. Пусть сама выберет, по доброй воле. — Гель шагнул к девушке и положил руку ей на плечо. — Слышала, слово за тобой.
Сам не сознавая, что делает, Ром схватил брата за грудь и с силой швырнул на землю. Щуплый Гель откатился на несколько метров, взвыв от боли и негодования.
— Подходите, — зло сказал Ром, — кто еще хочет участвовать в розыгрыше. — Он повернулся лицом к товарищам, сжимая кулаки.
Секунду стояла напряженная тишина. И тут вдруг девушка заговорила.
— Дайте мне одеться, я долго плавала и очень устала, — перевели апы ее слова.
— Да она не наша, — разочарованно воскликнул Метью.
— Скорее всего мата, — догадался Бен.
— Ну вот, а ты готов родного брата убить из-за какой-то чужой девки, — процедил Гель, поднимаясь и отряхивая песок.
— Уходите, — упрямо повторил Ром.
— Опомнись, что ты будешь с ней делать?
— Пойдем с нами, Ром, Гель прав, — Бен потянул его за рукав.
— Это мое дело.
— Черт с ним, пусть поступает как знает.
Они ушли, Ром поднял с земли одежду девушки, протянул ей и отвернулся.
— Кто ты? — спросил он.
— Я мата.
— Это я уже знаю. Как тебя звать?
— Ула.
— А меня Ром.
Она промолчала.
— Ты любишь плавать?
— Да.
— Я тоже.
И опять никакого отклика. Ром не отступался.
— Ты учишься?
— Да.
— Чему же вас учат?
— Тебе это будет непонятно.
— Ах, высокие материи, — съязвил он и, не услышав ответа, сказал с раздражением: — Что ты молчишь, снизойди наконец до простого смертного, тебя ведь не убудет!
— Ну вот, я готова. — Она обошла его и стала лицом к лицу.
— Скажи, почему ты ударил своего брата… это ведь твой брат?
— Да, его зовут Гель. Почему? Потому что он до тебя дотронулся.
— Разве ты должен вступаться за чужую?
— Ты показалась мне беззащитной.
— Ерунда! — сказала она с вызовом. — Я прекрасно могу за себя постоять.
— Поздравляю. Все равно, мне было неприятно.
Она вздернула плечами.
— Подумаешь, какая важность! Я к этому отношусь спокойно.
— Странная ты девушка.
— Вот как! А я думаю, это ты странный. Бить своих… Ты всегда так поступаешь?
— Нет, — признался он, — в первый раз.
— Не любишь свой клан? — продолжала она, словно не слыша его реплики. — Впрочем, может быть, у вас, агров, вообще так заведено?
— У нас, агров, как у всех, — возразил Ром с обидой. — Или мы не люди?
— Я этого не сказала.
— Но подумала. Послушай, откуда у тебя такое презрение к аграм? Ты хоть вспоминаешь изредка, кто вас кормит?
— Вы выполняете свою долю работы. Цивилизация держится на разделении труда, — сказала Ула назидательно.
— Это я знаю. Но вот Сторти говорит, что когда делили труд, нам достался не лучший кусок. Вы, должно быть, чувствуете себя небожителями, матам ведь повезло больше всех, у вас самая чистая и важная работа.
— Кто такой Сторти?
— Наш наставник.
— Ладно, мне пора.
— Можно тебя проводить?
— Зачем, я и сама найду дорогу.
— Так, поговорим.
— О чем? Вроде мы с тобой все выяснили, ты — агр, я — мата, что у нас общего?
— Что общего? — Ром поразмыслил секунду, потом обвел рукой окружавшую их природу: — Море, песок, яблони… Мы оба прикрываемся ладонью от солнечного луча и оба слышим пение жаворонка. Ты и я — мы живем, дышим, радуемся, страдаем. И еще нам суждено любить.
— Любить? Да, конечно, но только себе подобного.
— Ты уверена?
Тень смущения скользнула по лицу Улы.
— Боишься даже подумать об этом? Или я хуже парней из вашего клана?
Рому показалось, что она впервые посмотрела на него как на одушевленный предмет. Обежала взглядом его мускулистое юношеское тело, всмотрелась в ясные синие глаза.
— Ты красив, — сказала Ула просто и после паузы добавила: — Но ты не знаешь теории вероятностей.
Злость и обида затопили рассудок Рома. Он внезапно обхватил Улу своими сильными руками, прижал к себе и поцеловал в губы. Потом отпустил и отшатнулся, ожидая пощечины.
Она секунду пристально смотрела ему в глаза. Потом сказала с легким оттенком сожаления:
— Это ничего не меняет. Ты ведь все равно не знаешь теории вероятностей.
Несколько мгновений они стояли в неловкости и отчуждении. Не дождавшись ответа, Ула повернулась и пошла. Испытывая незнакомое ему до сих пор чувство невосполнимой потери, Ром смотрел на ее исчезающую в темноте узкую фигуру, и его разрывало желание кинуться вслед, грубо схватить Улу за руку, вернуть ей боль, которую она ему причинила, и не отпускать от себя больше.
У кромки кустов Ула остановилась и помахала ему рукой. «Прощай, Ром, странный парень», — донеслись до него ее слова.
2
Профессор агрохимии Вальдес, энергичный и подтянутый, несмотря на свои семьдесят лет, с энтузиазмом разъяснял студентам преимущества нового синтезированного корма.
— Прутин представляет собой белок, получаемый в результате непрерывной ферментации на основе выращивания микроорганизмов, питающихся метанолом. Он содержит семьдесят один и две десятых процента белка, тринадцать и две десятых жира, обладает высокой калорийностью, хорошими вкусовыми качествами и усвояемостью.
— Откуда известно, профессор, относительно вкусовых качеств?
— Не ехидничай, Метью. Поскольку коровы поедают прутин с аппетитом, мы вправе сделать вывод, что он вкусен.
— Чего не проглотишь, когда голоден! Им ведь не предлагают меню.
— Ну вот что! Если тебе так важно удостовериться во вкусовых качествах прутина, проделай эксперимент — съешь порцию.
В классе засмеялись. Довольный тем, что ему удалось взять верх над присяжным остряком Метом, Вальдес возобновил лекцию.
— Прутин хорош и для замены сухого обезжиренного молока в кормах для молочных телят. Его можно употреблять в сочетании с такими ингредиентами, как соевый концентрат, соевый изолят, гидролизат рыбного белка и картофельный белок…
Вся эта премудрость скользила мимо ушей Рома, пытавшегося восстановить в памяти и занести на бумагу формулы, вычитанные им из учебника математики. Нелегко досталась ему эта пухлая книга. Целую неделю он прилежно изучал поведение матов в университетской библиотеке, фланировал мимо их отсека, воровато окидывая взглядом расставленную на стендах учебную литературу, стремясь по внешнему виду определить нужное ему издание. Улучив момент, когда в читальном зале остались два-три углубившихся в свои занятия студента, Ром схватил присмотренную книгу и ловко сунул ее за пазуху. Увы, когда с помощью апа он разобрался в ее заглавии, это оказалось учебное пособие для дипломантов. Пришлось начинать все сызнова, совершенствуя тактику, изобретая новые уловки и ухищрения. Наконец в его руках оказался начальный курс математики, и с превеликими трудами, на ощупь, как слепой, пересекающий без поводыря бесконечную улицу, он начал постигать азы чужого и чуждого себе языка.
«√324 = 18», — написал Ром, а в сознании его отозвалось: Уле 18 лет.
«(a + b)2 = а2 + 2ab + b2». Ром плюс Ула в квадрате равняется Рому в квадрате плюс дважды Рому с Улой плюс Уле в квадрате.
«Сумма квадратов катетов равнобедренного треугольника равна квадрату гипотенузы». Если нас с Улой перемножить на самих себя и сложить, должно получиться нечто целое и притом возвышенное…
— Чем ты занят, Ром, что за кабалистические знаки?
Ром вздрогнул и поднял голову. Бесшумно подошедший Вальдес испытующе разглядывал лежавший перед ним листок со столбиками чисел и латинских букв. Шестнадцать пар глаз с любопытством следили за происходящим, предвкушая развлечение.
— Я… я задумался и просто водил пером по бумаге.
— О чем же ты думал, если не секрет?
— Об агрохимии.
Класс прыснул. Вальдес тоже усмехнулся.
— Похвально. Однако, насколько я могу судить, из-под твоего пера появлялось что-то осмысленное. Уж не математика ли?
Ром виновато кивнул головой.
— Зачем она тебе?
Ром промолчал.
Вальдес отобрал у Рома листок, подошел к доске, стал мелом аккуратно переносить на нее математические символы. Затем отступил на шаг, картинно протянув руку к доске.
— Что это?
В классе задвигались, переговариваясь, кто-то хихикнул.
