Леонид Кудрявцев - День без Смерти (сборник)
Быстро оглянувшись по сторонам, Смерть нырнула в подъезд. На третьем этаже она наступила на осколок разбитой бутылки и чуть не порезала ногу. На площадке четвертого этажа, из-под батереи, которая неизвестно для чего висела на стене, выскочил старый, облезлый кот и с визгом рванул вверх по лестнице.
А потом был пятый этаж, и тут Смерть почувствовала, что пришла. Да, несомненно, вот эта квартира ей подходила. Смерть осторожно опустила косу на пол и, откинув со лба прядь мокрых волос, постучала…
За окном шелестел дождь. Была ночь.
Аким проснулся и долго лежал с открытыми глазами, думая о том, что в холодильнике у него имеется кусок рыбы. Хорошей рыбы горячего копчения. Стоил ли он книги Эльфонсо Сельмари, которую Аким за него отдал? Наверное, стоил. По крайней мере, его можно съесть. А можно оставить на завтра. И тогда на базар он пойдет лишь послезавтра. И тем самым выиграет еще один день.
Впрочем, зачем? И у кого он этот день собирается выиграть?
Аким все же чуть не пошел за рыбой, но, вовремя спохватившись, некоторое время боролся со своим желудком и, чтобы отвлечься от еды, стал себе врать.
Итак, о чем бы это? Ну, например, о том, что было бы, родись он в другом мире. А что, неплохо!
Например… Он мог бы скакать на горячем коне, подставляя холодному ветру загорелое лицо, а потом, в глухих каньонах, задыхаясь от недостатка воздуха, рубиться с врагами, нанося и отражая яростные удары. А потом, когда последний вражеский воин исчезнет в бездонной пропасти, вложить меч в ножны и отправиться дальше, на поиски новых приключений и новых врагов.
А еще… Он мог бы всю жизнь носить власяницу, подпоясанную туго-натуго хорошо просмоленной веревкой, для того, чтобы не так сильно чувствовать голод. Каждый вечер брать со стены тяжелую плетку и полосовать свое алчущее удовольствий тело… Сильнее, еще сильнее, до крови, до большой крови… Лишь для того, чтобы в последние часы, которые останутся ему до небытия, почувствовать краешек того, что называется истиной. И иронически улыбнуться.
А еще… Он мог бы ходить в горностаевой мантии. И в тиши кабинета, иногда в одиночку, иногда с горсткой особо доверенных лиц, принимать решения и говорить слова, которые смогут повлиять на судьбы мира. Словно паук, плести самую прочную на свете паутину и время от времени, для забавы, дергать за нее, заставляя окружающий мир выворачиваться наизнанку. И в гордом одиночестве понимать, что такое власть и какое счастье ею обладать.
Он мог бы…
Кто-то стучал в дверь.
Аким даже не удивился. Наверное, он ждал этого стука и знал, что будет дальше. Вот сейчас ввалятся люди в черных хомутах и среди них будет один в посеребренном. И солдаты будут пинать Акима по ребрам тяжелыми подкованными ботинками. Книги они выкинут на улицу — просто так, ради развлечения. И там, в этой осенней промозглости, лощенные, ломкие листы старинных книг будет заливать дождь, смывая с них золото заставок и миниатюр. Но никому до этого не будет дела.
Аким слез с кровати. Сунул ноги в шлепанцы и запахнув халат, не спеша пошлепал к двери.
Да нет, чего это он выдумал? Солдаты так не стучат. Они будут бить в дверь сапогами и прикладами, добросовестно выполняя свой нехитрый солдатский долг. Нет, этот стук можно даже назвать деликатным. Безусловно, это не солдаты!
Скорее всего, кто-то из бывших знакомых. Ну, спал себе человек и вдруг среди ночи проснулся от того, что замучила совесть. И тогда он пошел Акима проведать… Поесть чего-нибудь принес…
Горло перехватила голодная спазма. Аким включил свет в прихожей и откинул тяжелый крючок.
На лестничной площадке стояла Смерть.
Сердце Акима ухнуло куда-то вниз, и он почувствовал одновременно ужас и почему-то облегчение.
— А-а-а, — сказал он. — Так вас же запретили.
Смерть пожала плечами и чихнула. Саван на ней был насквозь мокрый. Он плотно облегал ее невероятно худое тело, и с него текла вода, которая собиралась на полу в маленькую лужицу.
— Э… так вы простудитесь, — сказал Аким и сделал приглашающий жест. — Прошу.
Смерть несмело улыбнулась и Аким заметил, что зубы у нее белые-белые, молодые.
А она, оказывается, не такая уж и дряхлая.
Он провел ее через прихожую, потом мимо пыльных неисчислимых шкафов, забитых старинными книгами, в спальню, где достал из гардероба свой — старинный халат и широкое полотенце.
— Берите. Оботритесь и переоденьтесь. А потом ложитесь в постель: так вы скорее согреетесь. А я подотру лужу в коридоре, чтобы следов не осталось. За вами, наверное, гонятся…
С лужей он возился минуты две, а потом прошел в кухню.
На секунду остановившись у холодильника, Аким подумал, что теперь уже ничего не имеет значения, и открыл вогнутую, поцарапанную дверцу. Кусок рыбы он положил на треснувшую тарелку настоящего фарфора. Потом недолго подумал и налил в граненый стакан водки из початой бутылки. Высыпал туда же ложку перца и пошел в спальню.
Смерть уже сидела на кровати, плотно завернувшись в халат и накрывшись одеялом. Саван ее был развешан на батарее.
— Выпейте это, — сказал Аким, садясь в свое любимое кресло. — И закусите.
— Спасибо, — поблагодарила Смерть и залпом осушила стакан. Очевидно, его содержимое попало не в то горло, потому что она закашлялась.
— Ну что же вы так, — пробормотал Аким и, встав, похлопал ее ладонью по спине.
Наконец смерть отдышалась и, благодарно ему улыбнувшись, набросилась на рыбу. Очевидно от выпитой водки на ее щеках появился слабый румянец, и теперь она была, ну, просто обыкновенной старушкой, которая долго шла под дождем, но вот вернулась домой и, выпив горячительного, вкушает скромный ужин.
Акиму страшно захотелось покурить. Он вытащил одну из пяти оставшихся у него сигарет и блаженна закурил. А потом стал смотреть, как Смерть ест.
Делала она это не без некоторого изящества, временами бросая на него благодарные взгляды. Потом., когда на тарелке остались только кости, Аким вытащил из гардероба старое драное одеяло и потертый плед, из который и соорудил себе постель на полу.
— Не беспокойтесь. Если я вас стесняю, я могу и уйти. Право, мне так неудобно…
— Неудобно спать на потолке, — проворчал Аким. — Лежите, лежите. В конце концов, вы ведь дама.
— Да? — удивилась Смерть и тут же хихикнула. — А я ведь и забыла?
Она лукаво посмотрела на него:
— Вот уж не думала, что кто-то увидит во мне даму.
— Ладно, хватит болтать… Вам сейчас надо в постель и хорошенько выспаться. Может, даже и простуды не будет.
Он потушил свет и, устроившись на своем самодельном ложе, спросил:
— А за вами не следили?
— Нет, — Смерть сладко зевнула.
— Нет, — пробормотал он, закрывая глаза, с твердым намереньем уснуть. Но через минуту опять спросил:
— Скажите, а вот там, за порогом смерти, что-нибудь есть? Ну, я имею в виду, что не может быть, чтобы ничего не было. Что-то же должно оставаться от сознания, от мыслей, от воспоминаний.
— Право, не знаю, — сказала Смерть. — Я ведь только Смерть. Я отнимаю жизнь. А что потом — меня уже не касается.
— Э-э-э, — разочарованно протянул Аким и, повернувшись на правый бок, моментально уснул.
Было утро. Аким осторожно выбрался из-под одеяла и, прошлепав к окну, выглянул на улицу.
Ничего особенного.
Маленький старичок выгуливал средних размеров игуанодонта. Чуть дальше разместился лоток продавца милосердия. А в сторонке пинаются два телеграфных столба. Очевидно, после ночной прогулки никак не могут поделить место, на котором удобно отдохнуть и отоспаться.
Только что это выглядывает из-за угла? Что-то очень знакомое! А именно? Да провалиться мне на месте, если это не бампер полицейского самохода…
Аким задернул шторы поплотнее и пошел на кухню. Ставя на газ чайник, он подумал, что теперь все на своем месте и можно не рыпаться. От судьбы не уйдешь.
Правда, есть время. Пока молодчики из службы умиротворения запросят инструкций, пока пройдут все инстанции… В общем, канитель долгая. Никак не меньше, чем на полдня, и это надо использовать.
Аким услышал, как в соседней комнате завозилась Смерть. Что ж, надо пойти и пожелать даме доброго утра.
Он деликатно постучал в дверь и, получив разрешение, вошел.
— С добрым утром, — сказала Смерть. — А если попробовать через крышу?
— С добрым утром, — ответил ей Аким. — Бесполезно. Знаю я их, мерзавцев. Аккуратные.
— Ну, что же, ничего другого не остается…
— Угу, — согласился Аким и стал натягивать штаны. Смерть тоже стала одеваться, и Аким подумал, что тело у нее не такое уж и старое. Ну, худая и худая. Так теперь это, кстати, модно.
Они покончили с утренним туалетом и сели пить чай. Пили его долго, обстоятельно и с наслаждением. Тем более, что ничего, кроме чая, у Акима больше не было.
