Евгений Связов - Слияние Солнца и Луны.
– Ну чё за жизь, хрю, а? Все хотят укусить и поцеловать. Насмерть. – пробухтел он, размазывая по рукам кроваво-мясную кашу из мгновенно присосавшихся мошек и запутавшихся в волосах комаров. Спася себя от высасывания, он прошел вглубь каменного мешка, простиравшегося шагов на двадцать и в глубь, и вширь, и ввысь. Сбросив на камни тушку молодого медведя, он подошел к торчащему из потолка пучку трав, выдернул его и выхватив из него пару змей, выкинул их из пещеры. Глянув через задувную шахту на звёздное небо, он заткнул её, достал из сапога нож из когтя малого серого дракона и принялся насвистывая и покуривая, разделывать медведя.
На другом берегу протекавшего по пещере ручейка под огромным льняным полотнищем лежала Нейд. Из под покрывала высовывалась посиневшая и распухшая правая нога и грелась у костра. Рядом с ногой на камнях сушились штаны и куртка, заштопанные, постиранные и полностью обшитые чешуйчатыми заплатками из драконьей кожи. Меч, кинжал и коробка со звёздами затерялись в куче ножей, мечей и топоров, сваленных у головы Нейд. Более крупные предметы – доспехи, копья, арбалеты, луки и стрелы захламляли самый дальний угол пещеры.
Срезав с медведя сало, Тот покидал его в большой медный котелок, когда-то бывший шлемом и, пристроив его на угли, поднялся и направился к охапке сена, из под из которой истекал ручеёк.
– Эта травка снимет боль
Эта травка снимет хворь
Эта травка синь всю скрасит
Эта – личико украсит – промурлыкал Тот, выдёргивая из копны первые попавшиеся пучки травы. Задумчиво посмотрев на охапку сена в своих руках, он подумал, что варить мазь для красивой девушки – так уж варить мазь для красивой девушки и, порывшись под и за копной, вынул пару мешочков и бутылочек. Полив травы драконьим ядом и обсыпав их сушёной селезёнкой и сушёным яичником, он бросил отвратительно воняющий ком в котелок, и сел у костра заворачивать медвежатину в листья, в глину и кидать в огонь.
Заложив на жарку всю грудинку и окорок, Тот выколотил трубку, сунул её в мешочёк на поясе, прилёг на бок и стал вслух рассматривать спасённую более подробно, чем при выносе с поля бойни и снятии с неё одежды.
– Лицо худое, вытянутое, губы полные, широкие, нос тонкий, вздёрнутый, глаза – миндаль, голубые, наверно, расставлены чуть широко… волосы светлые, коротко стриженые… это, чтоб хватать неудобно было, наверно… руки с сильным намёком на мускулатуру, не холёные… это хорошо, значит, работать умеет… грудь… ах, какая грудь, сказал бы я. будь я поэтом, а вообще ничего, и смотрится, и скакать удобно… живота нет… ещё… талия просматривается чётко из-за немалого расширения под ней… ножки коротковаты, но форма!…Вообще прелесть, а не тело!
Придя к этому выводу, Тот достал из мешочка на поясе брусочек и принялся править разделочный нож, немножко затупившийся о медведя.
Нейд пришла в себя от такого родного и знакомого пошаркивания стали о камень и на секунду ей показалось, что она дома. Затем перед ней промелькнули картинки: караван, драгры, охотник на драконов, темнота…
Она резко села и её взгляд. не желая и не ища того, встретился с другим, почти осязаемым, взглядом пары спокойных, чуть насмешливых, глаз – чёрного, спрятавшегося под бровью, и зелёно-коричневого, глядящего на неё с детским изумлением и добродушием.
– Ты кто такой будешь? – сам собой сказал её язык, прежде чем она успела разглядеть что-то ещё, кроме этих глаз.
Тот с интересом, значительно отражённым на лицо, потупил взор ей на грудь и с не меньшим интересом почувствовав легкое напряжение где-то между горлом и пятками, ответствовал:
– О прекрасная незнакомка с прекрасной грудью! И прекрасным лицом. – Нейд внезапно поняла, что она обнажена, и что одеяло, упавшее когда она села, открыло… – Грудь твоя, и глаза твои, как и губы. и ушки, и носик прекрасны. И не смотря на то, что они видом своим смущают твоего верного и неутомимого слугу Тота, охотника на драконов, все они, вышеперечисленные, не говоря уже о тонком стане, чья гибкость соперничает с лесной лозой, заду, достойному быть подушкой даже лесной нимфе, стройным ножкам, столь изящно соединяющим землю и этот сосуд добродетели, чьё имя известно многим, но, увы всё ещё скрыто от меня… Да, накинь, пожалуй, куртку, а то вдруг простудишься… и прекрасным локонам, сравнимым разве что с бескрайними полями спелой матери-пшеницы – всё в тебе достойно большой книги пера самого искусного поэта, но всё таки, радость глаз моих,…
Нейд. которая слушала этот ливень комплиментов то краснея то непонятно от чего замирая, наконец не выдержала и разразилась смехом, с пол минуты не дававшим ей сказать ни слова.
Пока она смеялась, заворачиваясь в одеяло, он со вздохами облегчения неторопливо забил трубочку смесью табака с порошком драконьих зубов и подумал, что она ему нравится, особенно этим смехом, естественным, как сама Жизнь.
– Я Нейд Так-Гроун, изящно рекущий…
– И не только…
– … рыцарь. – неуверенно закончила Нейд. – А что не только? – осторожно спросила она, оглядываясь в поисках своего меча, осознав вдруг, что она, обнажённая, наедине с мужчиной.
– Еще и изящно лечащий ноги… – произнёс Тот, вставая и направляясь к котелку, жир в котором уже закипел. Выдуваемый из пещеры аромат из котелка сшибал комаров и мошек насмерть. Сняв котелок, он услышал шорох выскальзывающего из ножен меча и щелчок открываемой коробки со звёздами. Издав в ответ на это тихий плотоядный смешок, он повернулся к Нейд спиной и пошел охлаждать котелок в ручье.
– Вообще-то, девушка, в схватке на ближней дистанции, которая неизбежно возникает в постели, кинжал гораздо эффектней. Ты поищи там, в железках, вроде валялась парочка.
Ответом ему было судорожное бульканье и неопределённый вздох. Тот обернулся.
Нейд, слегка напуганная, застыла, с мечём, занёсённым над головой дрожащей рукой.
– Блин. Дошутился – Пробурчал себе под нос Тот и, почувствовав слабую грызню совести, широко открыл глаза, рот, и плюхнулся попой в ручей.
– Красотища-то какая… – зачарованно прошептал он, почти не играя – одеться Нейд ещё не успела и стояла в чем мать родила, в свете костра напоминая бронзовую статую, готовую к бою насмерть. Или любви до полусмерти.
Глядя на Тота, по пояс мокрого, но не замечающего этого, на его зачарованный взгляд, она вдруг поняла, что в этом мужике, возраст которого она так и не определила, нет ни капли желания. Он просто любуется красотой. И сразу после этого на неё вдруг накатила волна никогда ранее не испытанного ощущения себя, всей, целиком, до последней клеточки. В эту секунду она поняла своё тело, что оно, зачем оно, что оно может, и её охватили радость и счастье, и она, не в силах сдержаться, громко засмеялась. Тот ласково и добро улыбнулся ей в ответ и от этой улыбки понимание пошло внутрь, но оттуда волной грязных помоев выплеснула обида на то, что он её не хочет. Она попробовала отбросить эту стыдливо-горячую волну, и с первым же усилием волна отхлынула, смыв и обиду и стыд. Осталась только привычная серая тоскливая пустота.
Она рухнула на колени и выронив меч, склонила голову и уставилась невидящим взглядом в костёр.
Через пару секунд к ней приблизилось тихое шлёпаньё мокрых подошв по камням. Ей на плечи легла её куртка, а вслед за ней мягкие, сильные руки, которые приподняли и опустили на рулоны мягкой ткани.
– Приляг – тихо сказал Тот, чувствуя под курткой её плечи, и ловя себя на желании прижать их к себе.
Ничего себе. И ещё раз себе – ничего. – буркнул он про себя. – Не пора ли мне прогуляться из леса?
Он накинул на неё покрывало. Она вяло кивнула и закрыла глаза, пытаясь бороться с приступом противности всего, предпоследний из которых был в далёком детстве.
Выпрямившись и глубоко вздохнув, он отправился за остывшим котелком, еле слышно прошептав:
– Девушка, ну куда, и главное, зачем тебя потянула Память?
Вынимая котелок из ручья, бродя по пещере, перемешивая пальцем мазь, он вспоминал все, что мог вспомнить о том, куда и зачем может потянуть. Полностью погрузившись в то, что осталось ему от его памяти, он ходил по пещере, бормоча и буркая себе под нос, бормоча и бурча, и изредка зябко поводя плечами, когда натыкался на следы прошлых ударов.
Когда всё, что он мог вспомнить и додумать, было вспомнено и додумано, он с громким бр-р-р-р! тряхну головой и, на мгновение стал самим собой – без тела, без мыслей, без чувств, а потом подхватил всё это и уфнув, пошёл к Нейд, на ходу подхватив мешок с кусками мягкой змеиной кожи и полосками ткани.
– Э-эй! – позвал он присев перед и с представляя, каково ей сейчас.
– М? – ответила она, с трудом открывая налитые тяжестью веки, под которыми где-то вдалеке мелькали какие-то картинки, вызывая ещё большее безразличие ко всему.
– Потолок видишь? – поинтересовался Тот очень грустным голосом.
– Угм.
– Это хорошо. А вход видишь?
