Владимир Ильин - Настоящая жизнь
"Ну разве это проблема? – прогудел кряжистый Руслан Киреев. – Ты нам лучше вот что скажи: кто все-таки загнулся на острове – Наполеон или его двойник?" – "А ты что, до сих пор не знаешь? – вмешался Вальтер Джалма. – Настоящего-то Наполеона еще до Аустерлица прихлопнули!". Такого поворота сюжета компания не ожидала. Завязалась общая дискуссия на исторические темы. Ингвар же таинственно молчал, а Вальдемар, сам не зная зачем, вдруг вспомнил и обнародовал цитату из Аверченко насчет острова Святой Елены, который мог бы считаться "полуостровом", потому что, как утверждал аверченковский персонаж, Наполеон занимал не весь остров, а только его половину…
И только потом до Вальдемара, наконец, дошло.
– Подождите, ребята, – громко сказал он. – Ведь Наполеон жил в девятнадцатом веке… Это что же получается – мы и туда добрались? Машину времени, что ли, изобрели?
Общий хохот дал ему понять, что он попался на очередной розыгрыш "историков". Начало двадцать первого века было пока пределом действия системы. "И как я сразу не догадался?", с некоторой досадой подумал Вальдемар.
Между тем разговор за столом перешел с исторических личностей на современников.
– Самое скверное в нашей работе, братцы, – сказал Руслан, – это то, что приходится копаться в чужой жизни… Не знаю, как вы на этот счет, а мне в последнее время такое занятие здорово напоминает копание в чужом грязном белье. Некоторые в свое время заявляли – помните, еще до запуска Системы? – что, мол, люди отныне станут более скрытными и… ну я не знаю… более благородными и чистыми, что ли. И в помыслах своих, и в поступках. Как бы не так! Может, вначале еще так оно и было, а теперь… – Он махнул рукой. – Бывает, смотришь на человека со стороны – и ведь знает он, что на него будут смотреть потомки, а все равно гадости всякие творит. Все равно подличает, все равно предает, врет, хитрит… Аж противно становится!
– А ты что хотел? – осведомился Вальтер. – В сущности, мы – те же хирурги. Только не с внутренностями человека, набитыми сам знаешь чем, имеем дело, а с его поступками. Копаемся в них, прикидываем, что отрезать, а что и так сгодится…
– Вот ты, Руслан, говоришь, будто странно, что человек не реагирует на постоянное наблюдение за ним, – вступил в разговор Дзенга. – А по-моему, ничего странного в этом нет. Просто-напросто каждый, за исключением самовлюбленных идиотов, знает, что ничего особенного из себя в историческом масштабе не представляет и что поэтому вряд ли когда-нибудь, кроме него самого да нас, операторов, его жизнь кто-то увидит.
– А потомки? – спросил Вальдемар.
– А что – потомки? – отмахнулся Ингвар. – Когда это еще будет? По закону-то – не раньше, чем через двести лет после смерти данного индивида… А посему, считают люди, какая разница, как жить? Что же касается самого себя, так, может, и будет стыдно перед смертью на свои грехи да "художества" посмотреть, но, во-первых, все равно уже ничего не изменишь, а во-вторых, мы-то с вами постараемся отобрать только самое лучшее, только то, что со знаком "плюс", а минусы оставим для истории… Никто же не будет умирающего человека расстраивать, верно? Если он – не негодяй и не преступник…
– Кстати, – сказал, вертя в руке вилку, Руслан. – Слышали, на вчерашнем заседании Совета опять оппозиция возникла с требованием пересмотреть порядок предъявления обзоров жизни людям? В том числе требовали, чтобы каждому человеку чаще показывали его хронику, а не только перед смертью.
– А смысл какой? – спросил Вальтер.
– Они утверждают, что, дескать, надо давать людям возможность делать критические выводы из прошлого. Чтобы не поздно было ошибки исправить или не допускать их в будущем.
– И какую же периодичность предлагается установить? – осведомился Дзенга. – Раз в десять лет? Или каждый год? Или, может быть, каждый день?
– Ну, если каждый день, тогда вообще это невозможно, – возразил Вальдемар. – Да и потом, каждый сам, что ли, не помнит, как он день прожил? Вот мысленно и производи "разбор полетов", коли есть желание!..
– А может быть, людям хочется на себя со стороны взглянуть, – сказал Руслан. – Ведь Система не зря называется "Зеркало", и придумало его человечество специально для того, чтобы смотреться в него.
– А штат? – спохватился Вальтер. – Это какой же штат операторов должен быть, чтобы каждому человеку ежедневно обзор готовить?!
– То-то и оно, – сказал Киреев. – Именно по этой причине Совет большинством голосов "прокатил" предложение Макахары и его сторонников. И так нас, операторов, знаете, сколько?.. Если каждый день умирают тысячи людей, и если даже наши услуги запрашивает каждый десятый из умирающих, все равно цифра получается – будь здоров!
– Такое впечатление, будто эта оппозиция всего на свете боится, – сказал Вальдемар. – То еще перед запуском Системы – помните, какие полемические бои велись тогда с подключением общественности по поводу целесообразности установки камер, следящих за каждым человеком от самого его рождения до смерти?.. И чем тогда людей не стращали макахаровцы – и стрессами, и неврозами крупномасштабными… Что, мол, если люди, бедные, не вынесут сознания того, что теперь каждый их шаг на виду? А то, что отныне больше не будет темных пятен в истории для будущих поколений землян – это их, видите ли, мало волновало!
– Может быть, в рассуждениях Совета тоже есть определенная слабость, – вдруг задумчиво сказал Ингвар.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Руслан.
– Да то, что Совет, наверное, опасается злоупотреблений Системой, если доступ к банку информации сделать массовым.
– Каких еще злоупотреблений? – удивился Вальдемар.
– Ну мало ли? – уклончиво ответил Дзен-га. – В принципе, если подумать хорошенько, вся наша операторская работа – сплошное злоупотребление, разве не так? Подумайте сами: умирает человек… Раньше, по-моему, в романах писали: "Перед глазами умирающего пронеслась вся его жизнь". А теперь, когда стало возможным воплотить эту красивую фразу в действительность, неужели вы, "судьбисты", будете включать в ролик какие-нибудь глупости, которые успел натворить за всю свою жизнь умирающий? Там что-то опустите, там – что-нибудь обрежете, монтаж, комбинированные штучки всякие… Вот и получается, что сам социальный заказ ориентирует вас на то, чтобы из говна конфетку сделать! Где, спрашивается, сермяжная правда жизни? Она что – одним нам, историкам, нужна?
Говорил Ингвар сбивчиво и с искренним беспокойством, и Вальдемар невольно почувствовал себя задетым за живое. Он даже бифштекс жевать перестал.
– Тебе хорошо, Ингвар, – сказал он. – Ты-то все с историей дело имеешь. Где, кого ни возьми – личность, куда ни сунься своим операторским носом – всюду войны, интриги, страсти исторические кипят… А вот как быть, например, мне, если я должен подготовить выжимку из хроники рядового гражданина, который, как говорится, "не был, не участвовал" и так далее? Который прожил свою жизнь, как тот самый чеховский обыватель с зонтиком и в калошах? Что ему показать перед смертью? Какие великие события?.. А не покажешь – рекламаций потом от родственников не оберешься!
– Не согласен с тобой, Вальдемар, – заявил Джалма. – Был такой раньше психолог, Виктор Франкл. Так вот, он считал, что жизнь любого человека – своеобразный урок для человечества. Даже самых закоренелых негодяев и преступников, потому что результат со знаком "минус" – тоже результат, который нужно учесть и стараться не допустить в будущем. По-моему, то же самое относится и к нулевому результату…
– А вы что скажете, ребята? – обратился Арбо к Руслану и Ингвару.
Он ожидал услышать от "историков" какой-нибудь дельный совет, но Киреев только буркнул неизвестно кому: 'Ты это… не того… ты не прав, старичок" и принялся доедать остывшее жаркое, а Дзенга зачем-то стал пересказывать (уже не в первый раз) легендарную среди операторов-референтов историю о том, как один юноша, будучи с детства слепым инвалидом, прикованным к постели, отравился какой-то дрянью, но с таким расчетом, чтобы хотя бы перед смертью "посмотреть" на мир посредством биокристаллов… "Вот это была проблема – так проблема!", закончил свой рассказ Ингвар.
Вальдемар вздохнул. Весь этот застольный треп, как и следовало ожидать, ничего, кроме споров и ерничества, не давал. Проблемы Анны Кучеровой за него все равно никто не решит. Оставалось попробовать использовать Комбинатор. Хотя это электронное устройство было предназначено для устранения технических дефектов записи, поговаривали, будто с его помощью можно выполнить любой монтаж – вплоть до настоящего кинофильма. Принцип его действия был таким же, как и в компьютерной мультипликации, только обрабатывались не рисунки, а голографические снимки…
– Послушайте, парни, а кто-нибудь хоть раз уже пользовался Комбинатором для монтажа? – спросил громко Вальдемар.
Эффект был неожиданным для него. Все "историки" вздрогнули и почему-то огляделись. Вальтер даже поперхнулся печеным кальмаром.
