Наталья Резанова - На то они и выродки
Подчиненные, правда, знают, что шеф любит хорошую живопись, и стремятся соответствовать. Только кто в наши дни отличит хорошую живопись от картинок типа «Трижды Пламенные Герои Боевого Легиона на параде в честь Дня Отцов»? Ладно, о живописи можно подумать позже. Сейчас есть дела.
На минуту его мысли задержались на недавнем подследственном. Разумеется, за поганцем стоит фигура более влиятельная, чем какой-нибудь начальник отдела или даже директор завода, которого нам пытались сдать. Ничего, Сано — мальчик не шибко умный, но старательный, направили его по верному пути — докопаемся. Жаль, конечно, что Карган и впрямь не работал на контрразведку. Но это не значит, что с ним нельзя будет против контрразведки поиграть.
Соперничество двух ведомств имело давние корни, и не было тайной для высшего руководства. Какая тайна — Волдырь неоднократно приводил неопровержимые доводы относительно неправомерности разделения полномочий. Департамент Общественного Здоровья фактически курирует действия полиции и жандармерии, это ясно. Но есть множество примеров тому, что ДОЗ и контрразведка периодически расследуют одни те же дела и фактически сталкиваются лбами. А это непростительная трата времени, людей и ресурсов. Целесообразно объединить эти ведомства в одно, под чьим руководством — всякому ясно, если учесть, что за время пребывания Волдыря на посту главы ДОЗ контрразведка сменила трех… нет, пятерых шефов.
Однако доводы эти не находили отклика. И, как подозревал Волдырь, дело было не в традиционной волоките и не в опасениях, «как бы чего не вышло». Нет, это не первый случай, когда ведомства дублируют друг друга… пасут, перепроверяют, перестраховывают… а потом их сливают по совершенно непонятному принципу. Волдырь подозревал, что Канцлер делает это намеренно, преследуя собственные цели.
Но и об этом можно подумать позже.
Он сел за стол, придвинул к себе папки с доносами, достал очки для чтения. Совсем глаза посадил с этим рукомеслом. А что делать? За что боролся, на то и напоролся. Это была его инициатива, одна из самых давних, — свести к минимуму копировальную и множительную технику, а ту, что останется, взять под строгий контроль. Его тогда встретили насмешками — молодые были, не понимали, с кем дело имеют, — это куда мы скатимся? В Глухие века? Возродим перьевые ручки, чернила и промокашки? Да ты представляешь, что станет с документацией? Это глупость, если не прямая диверсия!
Но Канцлер тогда его поддержал. Против общего ожидания и не опасаясь ехидных напоминаний о том, что грозное его псевдо некогда означало лишь главного канцеляриста в государстве. Остальные избалованы были… Сано вон по ментоскопам страдает, а скажи ему, что до войны в каждой конторе стоял текст-процессор, а кое у кого они были и в личном пользовании, с ним бы истерика приключилась. А Канцлер истерить не стал. Теперь каждая пишущая машинка в государстве пронумерована, каждый светокопировальный аппарат взят на учет, а профессия писаря уважаема и почетна. И это, господа хорошие, прекрасно препятствует распространению вражеской пропаганды и противоправительственной литературы. И не говорите мне, что нормальный гражданин вражеской пропаганде внять не может по определению. Во-первых, этот гипотетический гражданин вполне способен не распознать вражеских уловок и может быть обманут, а во-вторых и во всех прочих, кроме нормальных граждан, у нас есть выродки. Да и секретные документы теперь в большей сохранности, чем при Империи.
Но у каждого положительного явления, увы, есть своя оборотная сторона. Да, в ДОЗе, как и в прочих учреждениях закрытого типа, нужная техника имеется. И светокопий можно получить сколько угодно. Но донесения с мест все равно пишутся от руки, и сколько копий с них не снимай, глаза все равно устают безбожно.
Ну-с, что там у нас. Донос на популярного артиста-куплетиста Кетто Мондока, выступающего в кабаре-кафе «Приятный отдых». В своей новой программе он, распевая
Мне Столица мать родная,Легион — отец родной.На хрена родня такая,Лучше буду сиротой… —
как бы недвусмысленно подразумевает и намекает на отказ от благодетельной власти Неизвестных Отцов… Ну, не объяснять же добросовестному дураку, что «Приятный отдых» — это специальная точка. Хотя, возможно, стоит сделать агенту Мондоку внушение, чтоб подразумевал и намекал двусмысленно… А стишок смешной, надо будет Дергунчику рассказать.
А вот это уже серьезнее. Одновременные ревизии Союза промышленников и финансистов на четырех ведущих столичных промышленных предприятиях — это вам не артисты-куплетисты. И не липовые хонтийские шпионы. В недрах Союза что-то зреет, какую-то акцию готовят наши промышленные гении. Не связан ли с кем-то из них тот засранец, которого в подвале обрабатывает Сано? Очень может быть…
Он откинулся в кресле, снял очки, потер переносицу. Потом посмотрел на часы. Движение было чисто рефлекторным. За столько лет ему не нужно было видеть, когда наступит время очередного сеанса. Проклятый организм сам подсказывал заранее. Оборотная сторона, мать ее ети…
Против этого нет средств. Нету и, какой бы успокоительный вздор ни несли наши научники, не предвидится. Это точно. Потому что если бы кто-то из наших нашел такое средство или хотя бы подобрался к нему, он бы уже сидел наверху и ходил бы по головам прочих. По нашим несчастным больным головам. Мы, блин, как дети. Страдающие дети, которые орут от нестерпимой боли и в то же время надеются, что когда-нибудь, как-нибудь это закончится. Кто-то… вроде Филин, нет его давно, когда-то утверждал, что таким образом мы принимает на себя боль и страдания нации — и это плата за власть, коей мы облечены. Больше никто, конечно, хрень такую не повторяет. Каждый выкручивается как может, и как мы жалки в такие минуты с этими выкрутасами. Ищем, понимаешь, личные индивидуальные средства защиты. Многие пьют. Кое-кто прибегает к наркоте в ударных дозах и на этом сыплется. Точно, Филин от передозировки и сдох… боль и страдание нации… Не все такие дураки, чтоб травиться, но от умников толку не больше. И от Умника. Пресловутые горячие ванны Умника — просто анекдот, о них даже в подполье байки рассказывают, это ж все равно что табличку на себя вешать — смотрите, я один из этих!
Нет, Волдырь не собирался уподобляться государственному прокурору. И пить он тоже не станет. Разве что после… Вот его индивидуальное средство для вечернего сеанса. До предела грузить себя работой. Устать до состояния полена, чтобы, когда ударит, ничего не чувствовать. Или чувствовать как можно меньше. Самообман? Верно. Но от него хоть какая-то польза.
Осталось несколько минут. Судя по тому, что Шереф еще не отзвонился, допрос не закончен. Скоро он там же, в подвале, будет упоенно орать хвалу любимому дяде и начальнику. Интересно, кого будет восхвалять подследственный Карган? Хотя вру, в данный момент мне это совершенно неинтересно.
На чем мы остановились? На ревизии финансистов. Первым у них в очереди был литейный комбинат «Унион». Где у нас тут справочник по закрытым предприятиям? Вроде под рукой был…
Когда Волдырь водрузил перед собой толстый справочник, из него выпала старая открытка, исполнявшая роль закладки. На открытке была улица какого-то города, архитектура явно нездешняя — покатые черепичные крыши. Фасады, увитые плющом. На обороте неровным старческим почерком было написано:
«Дорогой внучек!
Выслала тебе теплое белье и сушеные фрукты из нашего сада. Надеюсь, все дошло благополучно. Тетя Цуца и кузины Шарота и Марва и вся родня тебе кланяются».
Адресатом значился Керем Тоху, общежитие Первого столичного императорского университета, четвертый корпус, комната 122.
«Тоху? Кто такой?» — это была последняя мысль перед тем, как сознание покатилось в омут чудовищной боли.
Открытка медленно спикировала на пол.
За четверть века до событий. Столица Империи.
Это был прекраснейший город на Саракше. Такова была официальная точка зрения, и многие с ней соглашались, притом с чистой душой. И даже те, кто согласен не был, не могли оспорить того факта, что Столица по крайней мере один из древнейших городов, известных мыслящему человечеству, а в новое время, когда королевство стало Империей, — еще и самый большой и оживленный. Оплот государственности и культуры, массаракш.
И нисколько нет в этом иронии, что бы там ни злопыхали некоторые про тяжеловесность, старомодность, пафосность и официоз.
Даже само месторасположение города, случайное, как уверяли исторические источники — вдали от моря и крупных речных коммуникаций, — в конечном счете обернулось на пользу. В Глухие века именно это обстоятельство не раз уберегало город от полного разорения и разрушения со стороны морских князей и речных разбойных дружин. А после окончания эпохи феодальных войн и установления абсолютной монархии государство стало расти во все стороны как на дрожжах, и Столица оказалась в центре оживленных торговых путей. И равноудалена от всех окраин. В самом сердце Империи. Идеологи находили в этом глубокий философский смысл. А пресловутые водные коммуникации — Мировой Свет с ними. От отсутствия воды Столица не страдала. Помимо многочисленных мелких рек (в новое время по большей части забранных в трубы) поблизости находилась жемчужина континента — озеро Эртем. То есть поблизости оно располагалось изначально, а в последние полтора столетия вошло в городскую черту, более того, на его берегах находились престижнейшие из новых кварталов Столицы. Здесь располагалась одна из летних резиденций императорской фамилии — Детский дворец, особняки аристократов — родовых и денежных, и здание Государственной оперы, как по внешним достоинствам, так и по акустике превосходящее все известные до этого аналоги подобных строений.
