Леонид Каганов - Когда меня отпустит

Нам велели ждать. Долгое время ничего не происходило, а затем пришел почему-то охранник. Он был маленького роста и тощий, но бронежелет делал его фигуру внушительной. На нем был черный костюм с нашивкой «ведомственная охрана», а на плече висел потертый автомат с коротким стволом. Охранник прошел в дальний угол и сел на крайнюю койку. Ксения принесла нам на подпись какие-то бумаги, а затем профессор торжественно вынес два одноразовых стаканчика, держа их рукой в резиновой перчатке, долил в каждый воды из крана и протянул нам.

Вода в стаканчике казалась абсолютно прозрачной, но мне почудилось, что в глубине что-то клубится едва заметными штрихами, как бывает, когда в кипятке растворяется сахар. Или показалось? Я понюхал стакан, но вода ничем не пахла. Мне стало не по себе, и вся затея показалась идиотской и опасной. Не так я себе это представлял… Ну в самом деле, зачем я в это ввязался? Тоже мне, Кен Кизи.

— Скажите, а это точно безопасно? — спросил я, понимая, что вопрос звучит глупо.

Дженни без вопросов опрокинула свой стакан в рот, затем внимательно его осмотрела, слизнула языком капельку, оставшуюся на стенке, и вернула профессору.

Настала моя очередь. Вода по вкусу оказалась совсем обычной.

— В принципе должно быть безопасно, — ответил профессор на мой вопрос. — Вы пока располагайтесь, отдыхайте. Я буду приходить каждый час навещать вас.

— А сколько нам теперь ждать? — спросила Дженни.

— Когда что-то почувствуете — обращайтесь к Ксении, — ответил профессор. — Или к Рустаму.

— Рустам — это кто? — спросил я.

— Это я, — подал голос охранник.

Он разлегся на дальней кровати с карандашом, а перед ним была развернута газета.

— Наушники мне можно вернуть? — спросила Дженни.

Профессор покачал головой:

— Это будет вас отвлекать, нам нужны чистые впечатления добровольцев. Внимательно прислушивайтесь к своим внутренним ощущениям и обо всем, что вам покажется необычным, сразу сообщайте. Договорились?

— Договорились, — произнесли мы с Дженни хором.

И профессор вышел из палаты, оставив дверь открытой.

Дженни сразу легла на кровать, закинула руки за голову и уставилась в потолок, изучая трещины. Медсестра Ксения зачем-то мыла в рукомойнике наши стаканчики. Некоторое время все молчали.

— Мне кажется, — вдруг произнесла Дженни, не сводя взгляда с потолка, — у меня в глазах красные вспышки.

Медсестра недоверчиво на нее покосилась.

— Нет, ну правда! — сказала Дженни. — Если в потолок долго смотреть.

Я лег на кушетку рядом, тоже закинул руки за голову и начал смотреть в потолок. Потолок был неровный и пыльный, с него свисали пылевые сосульки, какие можно заметить только при ярком солнечном свете. Осветительные трубки были приделаны неровными рядами, кое-где не хватало ламп. Еще на потолке была конусный датчик с проводом. А через всю комнату по потолку шла трещина, словно он собирался развалиться над головой, и все ждал момента. Я представил себе эту картину, и мне вдруг стало страшно. Я решил об этом сообщить.

— Что-то мне страшно, — сказал я.

— Чего вдруг? — отозвалась медсестра.

— Не знаю, — Я сделал глубокий вдох. — Беспричинно.

Медсестра задумчиво цыкнула зубом и ничего не ответила.

— Вы бы записали это в журнал что ли, — предложил я.

— Я запомню, — пообещала Ксения.

Я снова уставился в потолок и смотрел так долго, что мне начало казаться, будто он плавно движется на меня как большое одеяло. Я хотел об этом сообщить, но не успел.

— Вот! — крикнула вдруг Дженни. — Опять вспышка!

И на этот раз я понял о чем она говорит.

— И у меня, и у меня! — закричал я. — Я тоже видел! Вот на том конусе, да?

— Точно! — откликнулась Дженни и радостно повернулась ко мне: — Ты правда видел, да?

Охранник Рустам звучно раскашлялся из своего угла, а затем произнес:

— Это датчик пожарный. Там сигнальный диод каждые десять секунд вспыхивает.

Мы замолчали. Мне снова показалось, что потолок начинает опускаться, но как-то говорить об этом уже не хотелось.

Я встал, подошел к распахнутому окну, облокотился на подоконник и стал глядеть на улицу с пятого этажа. Ярко светило солнце. Внизу под окном темнел битумный козырек парадного крыльца, на нем валялись битые бутылки и фантики. Перед входом виднелась асфальтовая площадка — справа и слева стояли скамейки, а над ними цвели кусты сирени. Вдали по шоссе неспешно катились грузовики. Из-под козырька появился, бодро перебирая костылями, какой-то парень в военной форме, доковылял до лавки и сел, выставив перед собой ногу в гипсе. Больше ничего интересного не происходило. Один раз на площадку вышли покурить две медсестры в белых халатах, они хихикали о чем-то своем. Парень в гипсе доковылял до медсестер, выпросил у них сигарету и заковылял к скамейке, но медсестры его схватили под руки, развернули и начали что-то строго выговаривать, показывая пальцем на скамейку. Через проходную вошла пожилая дама с авоськой и, прихрамывая, направилась к зданию, на ходу деловито вынимая из авоськи рентгеноснимок. Ничего интересного не происходило.

— Мягкая конструкция с вареными бобами, — вдруг пробасил за моей спиной охранник Рустам, — кто автор?

Я обернулся. Рустам все так же сидел в дальнем углу, почесывая лоб карандашом, словно и не он задал вопрос. Дженни все так же глядела в потолок. Медсестра Ксения сидела на стуле, рассматривая свои ногти.

— Вы что-то сказали или мне послышалось? — осторожно произнес я.

— Автор картины, — забубнил Рустам, — мягкая конструкция с вареными бобами.

— Сальвадор Дали, — вдруг сказала Дженни. — У него картина так называлась сумасшедшая. Там локти в пустыне стоят один на другом.

— Дали? — с интересом переспросил охранник. — Подходит, как раз четыре буквы… А тогда поэт, восемь букв, вторая «а»?

Ему никто не ответил.

— Бальзак, — наконец предположила медсестра Ксения.

— Не, — ответил Рустам, — мало букв.

— Ну, значит Бальмонт, — пожала плечами медсестра.

Рустам долго шевелил губами, а затем удовлетворенно кивнул и заскрипел карандашом. В палате снова воцарилась тишина.

— А кормить нас будут? — спросила Дженни.

— Конечно, — откликнулась Ксения. — Обед у нас в два. Еще три часа до обеда.

— А здесь какой-нибудь ларек есть, ну печенье купить? — спросил я.

— Нельзя покидать палату, — покачала головой медсестра. — А что, кому-то хочется есть?

— Нет, просто спросил.

— А может, какие-то другие симптомы? — с надеждой спросила медсестра. — Необычные ощущения? Искажения пространства? Ну или эти, как их…

— Галлюции, — подсказал Рустам.

Медсестра обернулась к нему:

— Галлюцинации, Рустам! Галлюцинации! Не галлюции! Ну ты даешь! Галлюции! — Она запрокинула голову, широко распахнула рот и оглушительно захохотала прямо в потолок. Она хохотала долго — минуту наверно.

Я посмотрел на Дженни. Дженни сидела на кровати, обняв колени, и тоже смотрела на медсестру настороженно.

— Скажите, а зачем нам здесь охранник с автоматом? — вдруг спросила Дженни, когда медсестра наконец замолчала.

— Рустам? — удивилась медсестра. — А он к эксперименту не относится.

— Но вот же он сидит, — Дженни раздраженно показала пальцем на крайнюю койку в углу.

— Он живет здесь, — ответила медсестра спокойно.

— В палате? — с ударением переспросила Дженни.

Медсестра хотела что-то ответить, но тут в раскрытую дверь заглянул профессор. На голове его теперь была каска с прозрачным забралом, поднятым вверх, а в руках он держал какую-то непонятную штуку — не то дрель, не то мясорубку.

— Ну? — бодро спросил он, оглядывая нас с Дженни. — Все нормально?

Мы покивали.

— Никаких новых ощущений? Ничего необычного?

Я пожал плечами. Дженни промолчала.

— Что-то они у нас бледные какие-то оба, — озабоченно сказал профессор, и повернулся к медсестре: — Ты им часика через два температуру померяй.

Медсестра кивнула.

— Вот и чудненько, — подытожил профессор. — Если что — я пока буду во дворе пилить.

И ушел. Вскоре со двора донесся пронзительный визг электропилы. Я вздрогнул.

— Вы тоже этот звук слышите? — спросил я.

— И я слышу! — подтвердила Дженни.

Медсестра Ксения лениво махнула рукой:

— Данила Ильич автобус свой пилит.

— Что?! — спросил я.

— Ну вы видели у входа желтый автобус? Списанный, без колес?

Дженни удивилась:

— А он разве без колес? Я как-то не разглядывала.

— У Данилы Ильича сейчас ремонт в доме, — с уважением пояснила Ксения. — А у него пациент — директор автопарка. Вот он взял по случаю списанный автобус и выпиливает окна: лоджии ими стеклить будет. Уже вторую неделю пилит. Три окна разбил по неаккуратности, и лобовое.