Нил Шустерман - Непереплетённые
— Как-то не могу себе представить героя войны с именем Джаспер[1], — улыбается Альф.
Остальные ребята начинают хихикать.
— Друзья зовут меня Джаз. Но ты ведь этого не помнишь, правда?
Альф неловко поводит плечами. Он явно не забыл, пусть даже не желает в этом признаваться.
— Чего ты от меня хочешь, Нельсон? Потрепать тебя по плечу? Поцеловать в лобик? Что?
Теперь все взгляды устремлены на непрошенного гостя. Неужели никто и правда не понимает, чего он хочет? Почему он должен произносить это вслух? Даже если он не беспризорник, он всё равно часть Поколения террора. Конечно, никто не называет Джаспера террористом, кроме его бабушки, да и она произносит это слово с улыбкой.
— Я хочу войти в вашу банду, — заявляет он.
Произнесённое слово поднимает волну раздражения, которое Джаспер ощущает как электрический разряд.
Раф делает шаг вперёд, говоря для Альфа, который лишь сердито пялится:
— Мы не банда. Мы содружество.
— Общество с ограниченной ответственностью, — добавляет кто-то. Остальные хмыкают.
— Да, очень ограниченное общество, — наконец включается Альф. — И места для школоты у нас нет. Дошло?
Джаспер знает, что он нравится Альфу, а это всего лишь игра. Просто Школота должен показать себя, продемонстрировать свою ценность, вот и всё. И он решает рискнуть. Возможно, его изобьют или того хуже, но внимание Альфа он точно привлечёт.
Он разворачивается, лицом к пещере старого театрального зала, и произносит как можно громче:
— Кто из вас умеет читать?
В ответ — абсолютная тишина. Этого и следовало ожидать. «Чтение, письмо, арифметика» — эти три слова всё равно что призыв к драке. Некоторые вещи не стоит упоминать при беспризорниках.
Все молчат. Джаспер знает: даже те, кто умеет читать, не откликнутся. Ведь, ответив, они дадут ему некоторую власть, а этого никто не станет делать без разрешения Альфа. Джаспер поворачивается к главарю.
— Я вам нужен. Могу рассказывать вам, что происходит вокруг, что не показывают по телевизору.
— И на фига мне знать, что происходит вокруг? — вопрошает Альф, и голос его звучит угрожающе, как никогда прежде на памяти Джаспера.
— Например, я недавно прочитал о какой-то новой штуке. «Растопление» или как-то там. Говорят, оно покончит с Глубинной войной, а ещё решит проблему беспризорников.
Вожак с вызовом скрещивает на груди руки.
— Эта война никогда не закончится. И мы не проблема. Беспризорники — это будущее. Дошло?
Джаспер выдерживает его взгляд. В суровом облике Альфа — ни единого намёка на то, что он может хоть чуточку сдать позиции, ни единого знака, что он даст противнику послабление. Тот вздыхает.
— Да, Кевин, дошло.
Ярость, исказившая лицо Альфа — явный признак того, что пришелец совершил огромную ошибку.
— Не смей меня так называть!
Джаспер опускает взгляд.
— Извини. Я не хотел…
Альф берет какой-то предмет, лежащий на столе рядом с кучкой драгоценностей. Снежный шар — одна из странных безделушек, оставшихся от мира, который существовал до Глубинной войны. Внутри пряничный домик, кажущийся увеличенным и искажённым, покрытый водой и плавающий в хлопьях поддельного снега.
— Вот что я тебе скажу, Нельсон, — заявляет главарь. — Считаю до десяти. Если ты за это время добежишь до двери, я не проломлю тебе башку этой штукой.
— Альф, я…
— Один.
— Просто выслушай!
— Два.
Между ними становится Раф.
— Беги уже, дубина!
— Три.
Не видя другого выхода, Джаспер обращается в бегство.
— Четыре.
Все смеются. Какой-то парень пытается подставить подножку, но Джаспер перепрыгивает через его вытянутую ногу.
— Пять.
Он почти у двери. «Охранники» не пытаются его остановить и расступаются, но тут вожак делает нечто неожиданное.
— Шесть-семь-восемь-девять-десять!
Ускоренный счёт не оставляет Школоте ни единого шанса. За секунду до того, как он достигает двери, в спину ему врезается стеклянный шар, ударяя в середину позвоночника. Непрошенный гость падает, шар вдребезги разбивается о бетонный пол.
— Ничего себе бросок! — комментирует один из охранников. — Альфу бы в бейсбол играть или типа того.
Всё ещё чувствуя боль, Джаспер поднимается на ноги. На спине, конечно, будет огромный синяк, но лучше никому об этом не говорить.
— Он мог меня убить, — вырывается у пострадавшего. — Он мог попасть мне в голову и убить!
Один из охранников глумливо хмыкает.
— Если бы Альф хотел попасть тебе в голову, так и было бы.
И выталкивает Джаспера за дверь.
• • •— Ты снова припозднился, — замечает мама деланно небрежным тоном, плохо скрывающим подозрение. Раньше она управляла рестораном — до того как или «выборники», или «жизненники» случайно его взорвали. Теперь все силы она отдаёт на то, чтобы управлять Джаспером.
Он бросает школьную сумку на диван и отвечает столь же небрежно, впрочем, более естественно. Актёр он получше, чем его мама.
— Был на собрании по поводу школьных клубов. Хотел что-нибудь себе выбрать.
— И какой клуб тебя заинтересовал?
— Фехтование, — отвечает он, не запнувшись ни на секунду.
— Жестокий спорт.
Он проходит мимо матери к холодильнику.
— Мама, там уколы ненастоящие.
— Прежде чем во что-то ввязаться, ты должен обсудить это с отцом, Джаспер.
Он замирает, чувствуя, как холод из открытого холодильника поднимает волоски на руках.
— Я же просил называть меня Джаз!
— Это не имя, — отрезает она. — Возьми что тебе нужно и закрой дверцу. Так ты весь холод выпустишь.
Всю вторую половину дня он делает домашнее задание, пристроившись за обеденным столом. Нужно закончить всё или хотя бы большую часть до прихода отца с работы, иначе придётся выслушивать очередную Нотацию. Они всегда одинаковы: да какой он вообще счастливчик, раз попал в корпоративную школу, да если его оценки не повысятся, его оттуда выпрут…
— И что потом? — обычно разглагольствует отец. — Без корпоративной школы у тебя нет будущего, это прямая дорога в беспризорники!
Произнося слово «беспризорник», отец умудряется втиснуть в него всё отвращение на свете, словно бездомные подростки — источник всех земных бед. Джаспер не помнит времени, когда беспризорников не было. Государственное школьное образование погибло ещё до начала войны, и миллионам детей ничего не оставалось делать, как только раскачивать систему, вытолкнувшую их на улицы. Сейчас лишь дети богачей и сотрудников корпораций могут получить официальное образование. Джаспер относится к последним — его отец работает в огромном транспортном холдинге, чем обеспечивает сыну место в образовательной программе компании.
Если, конечно, Джаспера не выпрут.
Мысль об исключении одновременно и ужасает его, и прельщает. Может быть, тогда Альф увидит в нём больше, чем просто школоту.
Склонившись над домашним заданием, он задумывается о том, что было раньше, когда образование считалось правом, а не привилегией. Интересно, в школе тогда было так же отвратно, как сейчас?
Он всё ещё трудится в поте лица над алгеброй, когда домой приходит отец. Казалось бы, сыновнее прилежание должное вызвать одобрение, но нет.
— Ты чего сидишь в темноте? Испортишь глаза, и что потом?
Джасперу хочется поспорить, что в столовой довольно светло — на улице ещё не стемнело, а отцовы глаза не успели адаптироваться к помещению. Но мистер Нельсон не из тех, кто спокойно реагирует на возражения, тем более, когда устал, а сегодня он выглядит особенно измождённым. Поэтому Джаспер молча включает свет, размышляя, не получит ли он чуть позже нотацию, что надо экономить электричество. «Ты нас разоришь счетами за коммуналку, и что потом?»
Отец любит читать нотации, и чем он злее, тем дольше разглагольствует. Только однажды он физически приложил сына. Джаспера тогда временно исключили из школы, за то что тот ругнулся на учителя математики, полностью заслужившего такую реакцию. Отец взорвался как вулкан и швырнул сына о стенку, да так, что треснул гипсокартон. Потом папа плакал и молил о прощении. Джаспер предполагал, что вряд ли этот случай — последний. Чаще всего насилие становится постоянным — как у нескольких его друзей, чьи родители, живущие под серьёзным давлением, воспринимают своих детей как единственный доступный клапан для выпускания пара. Но такое не повторится, если Джаспер не даст отцу повода снова себя ударить. По крайней мере, до момента, когда ему удастся сбежать в безопасное место — туда, где подростки защищают друг друга.
За ужином отец обычно жалуется на мир и придурков в своём офисе, набрасывается с критикой на подростковый «марш террора» в Вашингтоне, хотя тот — событие давнее. Возможно, потому, что Джаспер однажды обмолвился, как бы ему хотелось на это взглянуть. Но сегодня отец не выступает с рассуждениями, не жалуется на работу, дорожное движение и вообще что бы то ни было. Отец выглядит усталым, но, кажется, проблема в чём-то ещё. Он молчит, погружён в себя и заметно бледен.
