Владислав Стрелков - Случайный билет в детство
– Я «Гнездо-два», вижу движение. Вроде кто-то борется.
Вдруг в квартире что-то бумкнуло. А рация голосом «Штаба» истерически заорала:
– Штурм! Штурм! Всем группам штурм!
Истомин моментом соскальзывает до девятого этажа, отталкивается от стены и ногами бьёт стеклопакет.
Тресь! – Вниз летят осколки стекла и вместе с ними супер-пуперкамера, а я влетаю в проём следом за Валерой. ПСМ уже ищет цель. Отстёгиваюсь от шнура и перекатом в сторону. Рядом пронзительно визжат.
– Тихо, – одновременно шипим мы заложнице, – отодвинься в угол.
Девушка замолкает, кивает, сдвигается, и в этот момент в окно влетает Жихарев.
Взяли дверь на прицел. Валера замирает рядом с дверью. Там идёт пальба и кто-то матерится. Чего они там телепаются? Докладываю «Штабу»:
– Западная комната чисто!
– Принято! – отзывается «Штаб».
За дверью орут:
– Глаза!
Бум! И вместе со вспышкой дверь распахивается, и влетает габаритная фигура. Мгновение сопровождаем пистолетами полёт туши, затем я мягко принимаю её в жесткие объятия. Но этот «жирдяй» вдруг очухивается, дёргается и, взревев, начинает подниматься. С трудом удерживаю его. Мне на помощь приходит Жихарев, и вместе быстро скручиваем задержанного.
– Здоров, зараза! – кряхтит Олег, прижимая толстяка к полу болевым. – Наручники только-только влезли.
– Чисто! – кричит Истомин.
– Чисто! – кричат в глубине квартиры.
Туша под нами матерится и рычит, наносим по удару, тот затихает. В двери появляются два спецназовца. Это Любшин и Легких.
– Чисто! – орут они.
Бах!
Как во сне вижу, брызги крови и заваливающегося на бок Олега.
Ба-бах! Три выстрела сливаются в один. Дёргает бок. «Заложница» отлетает в угол, теряя пистолет.
– У нас трёхсотый! – орёт кто-то.
Жихарева выносят, а я присаживаюсь у стены. Тут и так полно народу, чтоб со всем разобраться.
Как же так? Откуда у неё пистолет и почему она в нас стреляла? Вот так косяк!
Держа на прицеле замершую в углу девушку, приближаются Любшин и Легких.
– Готова.
Над телом склонился Андрей, потом показал на сгиб её руки:
– Наркоманка. Она, похоже, из той же компании.
Паша подбирает пистолет и с удивлением говорит:
– Ого! Смотри, с чем нарики разгуливают. Это же «Глок»!
Туша «жирдяя» заворочалась, повернула голову к окну и дёрнулась в сторону тела:
– Светка!
– Лежать!
– Суки… падлы… порву… – Он рычит с подвывом. Поворачивается. Вижу бешеные глаза. Он смотрит на меня и вдруг яростно хрипит:
– Вяз… Вяз, ты труп. Ты труп, понял? Ты труп! Я найду тебя. Закопа-а-а-а-а…
Загнув болевым, преступника выводят.
Он меня знает? Откуда он меня знает? Лицо знакомо, вот только вспомнить не могу. Такого «жирдяя» я бы всяко не забыл. А «Вязом» меня называли только в школе…
Точно! Вспомнил! Этого толстяка зовут Макс Громин, кличка «Громила», но, помнится, в школе его все называли «Громозека». Вот так встреча! Он постоянно с Вершининым и Тощевым тусовался. Эта троица была поперёк горла всей школе. Там Громин и его «компания» не учились, а просто посещали. Учителя, чтоб не портить показатели, ставили по всем предметам тройки и терпели громинские «выкрутасы» из-за его отца, который был какой-то шишкой в горуправлении.
Игорь Вершинин, по кличке «Вершина», тощая каланча, баскетбольного роста, которого втихомолку все называли «Пик коммунизма» и Вячеслав Тощев, с тучной фигурой, полной противоположностью фамилии и прозвищем «Толща». Вместе с Громозекой они промышляли тем, что отбирали деньги у младших школяров. Часто доставалось и мне, но я с этим не мирился и рыпался в ответ. Потом приходилось молчать и не отвечать на вопросы мамы, скрывая синяки. Не хотелось вмешивать взрослых и прослыть «стукачом».
Объединяло их одно – хулиганство, унижение слабых и постоянное издевательство над младшими. Если у кого были деньги, то они перекочевывали к ним в карманы. Школу они так и не закончили, пропав куда-то после девятого класса. Я тогда только седьмой класс закончил.
– Серёга, ты как? – это рядом присел Истомин. – Тебя вроде задело.
Провожу рукой под мышкой. Пуля прошла по касательной, не задев даже бронежилет, только пропорола спецуру.
– Нет, я в порядке. Как там Олег?
– Не знаю, – хмуро пожимает плечами Валера, – его уже в больницу увезли.
Вместе смотрим на труп в углу.
– Наручниками приковали. И кто знал, что эта дура с ними заодно? Ну и косяк, мля!
– М-да, косяк… – вздохнул Истомин, – а у того типа какой-то супер-пуперброник надет. По нему в упор лупят, а ему хоть бы хны. «Зарей» ошеломили, так он к нам улетел.
В комнату врывается подполковник Белкин. Перескакивая через разбросанные вещи, он подходит к телу девушки.
– Мать-перемать! – произносит он свою любимую поговорку. – И какого хэ её тут наручниками к батарее пристегнули?
Затем, присев, внимательно осматривает осколки под окном и говорит в рацию:
– Шамаров, пошукай-ка внизу, с западной стороны, «глаз» упавший поищи.
Оборачивается к нам.
– Тот верзила на весь подъезд орал, что закопает какого-то там «Вяза».
– Того верзилу, – поясняю я, – зовут Громин Максим Викторович. Мы в одной школе учились.
– Ясно, – Белкин поднялся, – в рапорте все изложишь. Супермены, мать-перемать!
– Пойдём, Серёга, – подал мне руку Истомин, – вечером в «Погребке» посидим, снимем стресс. Хороший же у тебя выдался последний день перед отпуском.
– Да уж.
У ПАЗика собрались все бойцы, но в салон не входили. Сняв шлемы и расстегнувшись, тихо переговаривались между собой:
– Что про Олега слышно?
– Как там он?
– Жив?
Рядом туда-сюда ходил Белкин, разговаривая с кем-то по мобиле.
– И что? – подполковник резко остановился, а мы затихли. Он мрачно выслушал кого-то, затем спросил тихо:
– Какая нужна? Понятно.
Выругался, при этом обозвав «нерадивых» медиков, заменив первую букву.
– Ну почему всегда так погано в неподходящий момент? – выругался командир. – Вечно чего-то не хватает!
Белкин обвёл нас взглядом.
– Значит так, мужики. Жихарев в тяжелом состоянии. Дико звучит, но срочно нужна кровь четвёртой группы.
Поднимаю руку.
– У меня четвёртая.
– У меня, – махнул Легких.
– И у меня, – сказал Любшин. – Сдадим сколько надо.
По странному совпадению, в нашей четвёрке у всех оказалась одинаковая группа крови.
Заверещал телефон Белкина. Он так озлобленно нажал на кнопку, что чуть не сломал мобилу пополам.
– Да! Что?
Затем внимательно выслушал, а мы так же внимательно смотрели. Может, что новое про Олега?
– Понял, едем. – Нажав отбой, подполковник сплюнул. – Так, мужики, в аэропорту захват. Легких и Любшин в больницу, сдавать кровь, Вязов…
Он взглянул мне в глаза.
– Серёга, всё будет путём. Ты нужен здесь.
Легких и Любшину наказали звонить и сообщать о состоянии Олега, а сами загрузились в автобус, где Белкин сразу стал давать предварительную вводную:
– Итак, мы имеем захват самолёта. Тип борта – сто пятьдесят четвёртая «тушка». Террористы требуют деньги, водку и «бла-бла-бла», как всегда, а также свободный коридор до Ирана, мать-перемать! Придурки. Грозят взорвать борт, хотя вряд ли у них есть ве-ве. Началось всё в момент прихода пилотов, но там террористам обломилось – летуны успели запрыгнуть в кабину и закрыть дверь. Пилоты передали о двух террористах, но не факт что их только двое, так же возможны «тихушники» среди пассажиров. Борт откатили с глаз долой на дальнюю стоянку. Это пока всё, остальное на месте.
Кто-то спросил из глубины салона:
– Но почему именно мы?
– Да потому, что мы единственная группа в городе на данный момент, прошедшая курс по освобождению самолетов. Ещё вопросы?
Вопросов больше не задавали. Ехали молча, чего давно не было. Каждый думал о своём. Я, из-за этой неожиданной встречи, вспоминал своё «боевое» детство. Как раз после седьмого класса я и начал активно заниматься спортом и, можно так сказать, что «Громозека» со товарищи и дали такой толчок. Собирался стать военным, как отец, и стал им.
А вчера опять звонил мой друг, Савин Олег. С ним я с первого по десятый класс сидел за одной партой. Он, не знаю в который раз, интересовался – когда я снизойду до того, что наконец выполню обещание и появлюсь на встрече выпускников, и так пропустил уже кучу «сборищ». А я что могу сделать? В отпуск не отпускают. Второй год без него, родимого. Мало того, мы уже полгода находимся на казарменном положении.
Но вчера мой рапорт наконец подписали, с завтрашнего дня я в отпуске. Только последний день больно уж динамичный выдался.
* * *Самолёт стоял на самой дальней стоянке. На самом краю летного поля маячили многочисленные пожарные машины. Белкин выпрыгнул из автобуса и сразу заорал, показывая на пожарные расчёты:
