Александр Розов - Чужая в чужом море
— Постмарксизм? – переспросила Жанна, — Это ведь у коммунистов, не так ли?
Бруно внезапно расхохотался.
— Ну, гло, это ты залепила… У коммунистов! Прикольно!
— А что я такого сказала? Маркс ведь был коммунист, правильно?
— Жанна, какая разница, кем по религии был Маркс, — ответила Иланэ, — Важно, что он первым записал принцип: история развивается на базе материального производства, и точка. Постмарксизм уточнил: история человечества – это история технологии.
— Технологии чего? – спросила канадка.
— Технологии всего. Не только технология производства, распределения и потребления вещей и информации, но и технология управления людьми и другими машинами….
— То есть это – экономика, или история экономики, я правильно поняла?
— В широком смысле, так, — подтвердила Иланэ, — Когда 15 тысяч лет назад наши предки освоили технологию передачи концентрированного опыта поколений в виде мифов, это была экономика. Они накопили за счет этого информационный ресурс, и создали на его базе крайне эффективные средства убийства: лук и стрелы, сети, ловушки и яды. Потом они прошли по планете, истребляя конкурентов – крупных хищников, забрали себе их кормовую базу и обеспечили безопасность своих семей. Это тоже была экономика. Еще позже, кто–то придумал использовать мифы для обмана соплеменников. Так появился храмовый бизнес. Высшие идеалы. Мораль. Государство. Оффи. Это тоже экономика.
— Мы дошли до образа врага? – поинтересовалась Жанна.
Иланэ отрицательно покачала головой.
— Для экоистории, государство и оффи — это не враг, а явление. Продукт эволюции. Как динозавры для биологии. Возникли условия — это появилось. Изменились условия — это подохло. И, разбирая конкретные исторические примеры, мы смотрим, как что–то такое появлялось, или наоборот, подыхало.
— …А вершина эволюции это, разумеется, Великая Хартия, — съехидничала Жанна,
— С чего ты взяла? – удивилась учительница.
— Это очевидно, — пояснила канадка, — Я немного знакома с марксистскими режимами, и знаю, что там есть уроки «исторического материализма». На них подросткам «научно» доказывают, что коммунизм — это высшая форма, светлое будущее и…
— Какой там, в жопу, коммунизм, — возмутился Кропс, — Вот у нас на Элаусестере – да, коммунизм. Не скажу, что высшая форма, но уж повыше, чем здесь, на Аитутаки, или даже на Раиатеа, который изображает из себя колыбель Tiki и пуп Океании.
— А по–моему, элаусестерский коммунизм, это пижонство, — возразил Бруно, — тоже мне, артисты: построили экспериментальный технополис, а делают вид, будто это — особая общественная формация. По ходу, это просто полигон развития. Неавтономная штука.
— А если сен антикоммунист отвлечется на минуту и притащит еще кофе и сигарет, то у меня появится шанс успеть ответить Жанне на ее вопрос, — сказала Иланэ и бросила на Бруно такой взгляд…
… Что он расплылся в улыбке до самых ушей, и отправился к стойке кафе.
— Так вот, — продолжала Иланэ, — Великая Хартия, это тоже технология. С помощью нее эффективно сносятся индустриальные отношения и строятся постиндустриальные. Это объективно–востребованная технология, она обслуживает интересы людей, желающих жить при экономической свободы, очищенной от любых бессубъектных правил.
— Что такое бессубъектные правила? – спросила Жанна.
— Это просто. Например, за труд надо платить – правило в интересах любого наемного работника. Нельзя воровать – правило в интересах любого собственника. А правило: нельзя ходить голым в общественных местах – это бессубъектное правило. В нем не присутствует указание на субъекта, в интересах которого оно вводится.
— В интересах общественной нравственности, — сказала канадка.
— E–o! – Иланэ подмигнула, — Быстрый и совершенно точный ответ. Сразу видно, что у тебя богатый опыт жизни в обществе, построенном на бессубъектном прессинге. Есть запрет, но нет интересанта, или интересантом объявляется верховное божество. Так?
— Интересант – каждый человек! – возразил кэп–лейтенант Кропс, — если он не будет ходить голый, то ему после смерти выплатят бонусы. Так говорят пуритане.
— Правильно, — учительница кивнула ему, — А если он будет ходить голый и не будет посещать культовые мистерии, то после смерти, верховное божество его заколбасит. Чисто экономическая технология, построенная на вымышленных платежах.
Бруно вернулся за столик с пузатым алюминиевым кофейником и стопкой картонных чашечек в одной руке и большой коробкой сигарет в другой.
— Ты такая умная, — сказал он, — Объясни, кто платит после смерти бонусы в тех странах, которые Жанна называет марксистскими? Там верховное божество отменено.
— Никто, — ответила она, — Но если ты там нарушишь пуританские правила, то тебя или переведут на не престижную, низко оплачиваемую работу, или посадят в тюрьму.
— А в Северной Корее — шлепнут, — добавил Кропс, — В Китае тоже будут проблемы. Во Вьетнаме и в Камбодже — по обстоятельствам. А на Кубе как–то спокойнее относятся.
— Я знаю, — сказал Бруно, — Но я не врубаюсь, как там оффи объединяют пуританскую мораль и «Манифест компартии» Маркса–Энгельса. Это же противоположные идеи.
— Ты неправильно ставишь вопрос, — ответила Иланэ, — При оффи–власти, это не имеет никакого значения. Там противоречия — это проблемы того, кто их заметил. Ты такой умный? Получи пулю в лоб. Оффи нуждаются в контроле над основным инстинктом. Иначе им не удержать власть. Отсюда — пуританская мораль. Остальное — ботва. За 50 веков истории кланы оффи много раз меняются, но этот принцип остается. Поэтому жреческая каста одинакова в Древнем Египте и у Жанны в современной Канаде. Для жреческой касты без разницы: Мозес, Джезус, Магомет, Лютер, Маркс, Робеспьер, Джефферсон, Ленин, Гитлер, Мао. От имени любого из них, жрец внушает людям так называемую «моральную чистоту», а оффи поддерживают его проповедь руками наемников, чтобы контролировать производительные силы через контроль над основным инстинктом.
Жанна постучала ногтем по блестящему боку кофейника.
— Минутку! Я правильно тебя поняла, что жрецы – это главное зло, после оффи?
— Ну, что ты, — Иланэ описала в воздухе овал зажженной сигаретой, — Каста жрецов это просто социальное явление. Продукт эволюции. Я уже говорила. Они живут только в одном типе обществ: феодально–конвейерном. Они возникают при организованном рабовладении, их доля растет по мере развития экономики общества, и доходит до 10 процентов трудоспособного населения в сословно–буржуазном или номенклатурном обществе. Жреческая каста необходима оффи, чтобы заменить дорогое и технически сложное физическое насилие простым и дешевым психическим. Обманывать раба выгоднее, чем бить его кнутом за непослушание.
— Ты что–то путаешь, — заметила канадка, — в буржуазном обществе обычно нет рабов.
— А как ты назовешь человека, которому хозяин что–то запрещает по любой прихоти? Человека, несвободного даже в сексе? Раб в древних Афинах и то был свободнее.
— ОК. Не будем спорить. А что мешает пост–конвейерным властям воспользоваться услугами жреческой касты? Если дешевле обманывать, чем принуждать силой, то…
— … Большинство жреческой касты тоже так думало, — перебила Иланэ, — Сразу после Алюминиевой революции, их лидеры предложили себя новой власти. Это было очень кстати и принесло огромную экономию нашему обществу.
— Значит, их услугами, все–таки, воспользовались, — констатировала Жанна.
— В некотором смысле, да. Видишь ли, в Меганезии было 2,5 миллиона жителей. Почти полтора миллиона трудоспособных, из них полмиллиона — занятых интеллектуальным трудом. Отфильтровать 150 тысяч, входящих в жреческую касту, было не просто, и уж точно не дешево. А так, они почти все сделали сами. На общество лег минимум затрат.
— О, боже! Ты хочешь сказать, что их расстреливали по их собственным спискам?!
В разговор очень эмоционально вмешался Бруно.
— Нет, что ты. Конвент расстрелял меньше 10 тысяч, а остальных поставил под надзор. Жреческая каста, это не только оффи–священники и колониальные интеллигенты (т.е. заведомые паразиты), но и больше половины персонала в сферах образования и масс–медиа. Нельзя расстреливать направо и налево, это неэкономично и негуманно.
— Обалдеть, как гуманно поступил Конвент, — с сарказмом заметила Жанна, — а все–таки, почему новая власть не воспользовалась услугами этой касты?
— Гло, не забудь главное, — сказала учительница, — Хартия запрещает государство. У нас власть чисто техническая. Она выполняет социальный запрос, сформированный путем выборов, и не может делать ничего иного. Выход за рамки запроса пресекается ВМГС. Даже те идеологические технологии, которые ты, наверняка, наблюдаешь, например, в моей деятельности – это тоже исполнение запроса. Раздел: социальная безопасность.