Виктор Беньковский - Анахрон (полное издание)
— до хрена.
— Пьес, может быть, и до хрена, а вот играть нечего, — вздыхала Аська. — Материал бы… качественный…
Сидели у Аськи на кухне под слепыми взглядами сонмища свирепых богов и божков.
— Рассказ сойдет? — спросила Вика. Суховато так спросила. Видно было, что вдруг занервничала.
— Тот твой, про блокадную бабу и про дьявола? — спросила Аська. — Нет, не подойдет. Заумно. Как это сыграешь–то?
Вика молча поднялась и ушла из кухни.
Аська крикнула ей вслед:
— Виктория! Не злись!
— Налейте мне там чаю! — отозвалась из комнаты Вика. — Я сейчас.
Она действительно вскоре появилась на кухне. Обиду тщательно скрывала. Сказала только:
— Вообще–то я это из самого сердца вынула. Ублюдки вы…
— А что? Мне тогда понравилось. Прочел с интересом, — сказал Сигизмунд.
— Не все что вынуто из сердца годится для сцены, — наставительно произнесла Аська.
Сигизмунд начал делиться замыслом «Нового Адама», он же «Народный Контролер». Процитировал на память несколько перлов из доклада Константина Устиновича Черненко.
— Ты бы еще Брежнева инсценировал, — разозлилась Аська.
— Злая ты все–таки, Анастасия, — заметила Вика. — К тебе народ с творческим поиском, а ты как говно.
— Я сама в творческом поиске. Причем, непрерывном.
— Все равно. Это не повод жлобиться.
— Кто тут жлобится? Я просто материал отбираю. Вы что ли одни тут такие творческие?
Аська добыла из кармана тесных джинсов мятую бумажку.
— Твои ребята дали вчерась… С которыми ты тусуешься непрерывно… Историки долбанные…
— Они что, еще и пишут?
— Девка одна написала. У них хранилось.
РАССКАЗ О САМОЙ ВЕРНОЙ ЖЕНЕ
Как–то у одной жены умер муж. Похоронив покойника, вдова заперлась в своем замке. Она не принимала гостей, не выходила на улицу и даже в окно не смотрела.
Она не убрала со стола недожеванный мужем бутерброд, не вытирала пыль и не мыла пол в отпечатках Его ботинок. И что характерно, ни разу не сменила постельного белья, хранящего очертания Его тела, а также некие (иные) следы Его пребывания в этом мире.
Двадцать пять лет провела она в супружеской постели, проливая слезы и призывая к себе любимого.
И наконец случилось так, что она забеременела. Но простыни ко времени зачатия уже настолько окаменели, что через девять месяцев верная жена разродилась ископаемым яйцом, из которого вылупился маленький птеродактиль. Через год он выпорхнул в окно, унося в клюве родительницу. И скрылся за горизонтом.
Простолюдины качали головой и говорили: это от дьявола. А все психологи в городе скабрезно улыбались, перешептывались и хихикали. Они считали, что у птеродактиля явно выраженный Эдипов комплекс. А все христиане решили, что
жена сия вознесена живой на небо за свою супружескую добродетель.note[8]
Вика пришла в восторг. Зная сестрицу, заранее предвкушала, какими пластическими средствами та будет все это изображать.
— А в роли птеродактиля кто — Вавила?
— Да на фига! Дидиса попросим, сколотит какого–нибудь… Вавилыч будет бутербродом. Сильная роль. Психологическая.
— Каким бутербродом?
— Ну, засохшим… Там печальная тема, одиночество, ожидание, безнадежность… Вставим интермедии. Вальс жены с бутербродом. Кстати, она от бутерброда забеременела.
— В рассказе об этом нет.
— Я так вижу, — заявила Аська. — Это можно классно сыграть, только с умом подойти надо. Растянем на час десять. Зритель обрыдается. Музыку возьмем Прокофьева. Или нет… Хачатуряна. Нет, Прокофьева! Там вальс… А что, у него Золушка с метлой танцует, а у меня — жена с бутербродом.
— С ума сойти, — сказал Сигизмунд.
— Вот этого я и добиваюсь, Морж, — торжествующе заявила Аська. — Этого и добиваюсь! И зрителя сведу, и сама рехнусь!
* * *
На солнцеворот Аська с Вавилой действительно укатили в Иван–город. И Вамбу с собой сманили. Новый реж сулил чудеса звука и света.
Над городом повисла тяжкая жара. Сигизмунд теперь спал с Лантхильдой раздельно, чтобы не задыхаться под одним одеялом. Яростно мечтал о кондиционере. Каждый год давал себе слово купить и каждый год что–нибудь да мешало. Сейчас мешало отсутствие денег. Лет десять назад — отсутствие кондиционеров.
А тут еще начали одолевать тревожные сновидения. Сны приходили по нескольку за ночь, яркие и удивительно реальные. Наутро в памяти оставались лишь обрывки, которые к полудню тускнели и исчезали.
Аттиле тоже снились сны. В отличие от Сигизмунда, старый вандал запоминал их все, рассказывал за завтраком и пространно толковал. По толкованию аттилы выходило, что надвигается конец света.
Сигизмунду тоже чудилось нечто сходное. Несли в себе эти сны что–то подспудно угрожающее.
Однако наступающий день с его заботами и суетой неумолимо поглощал предчувствия.
А забот хватало. Организовать школу выживания, открыть и зарегистрировать оказалось куда более хлопотным делом, чем регистрация тараканобойной фирмочки. Однажды у супермаркета Сигизмунд заметил объявление: «Школа русского рукопашного боя. Продолжение исконных языческих традиций древних славян». Решил, что конкуренты, и ревниво вчитался. «Языческие традиции древних славян» включали в себя традиционный русский «бой в салоне автомобиля». Сигизмунд засмеялся и ревновать перестал.
А сам–то он чему обучать людей собирается? Богатеньких жен «новых русских», в частности? Какие продукты из мусорного бака являются съедобными, а какие
— нет? Языческие традиции древних вандалов?
Плывущий в летнем мареве мир казался Сигизмунду все более и более абсурдным.
И вот настал день, когда Сигизмунд проснулся и ясно понял, чего он хочет. Он хочет в Анахрон.
* * *
Два дня перебарывал желание. В гараже ничем не пахло. Дома Аспид с фотографии ухмылялся как–то особенно гнусно.
По мере того, как стопка денег — приношений Вамбы и Вавилы — под фотографией росла, физиономия у Аспида делалась все более ехидной.
На третий день Сигизмунд, как обычно, вывел машину. Мотался по городу. Заехал к Светке, обсудил некоторые детали. Зашел в столовку на Садовой, взял три беляша и стакан жидкого кофе. Разница с советскими временами небольшая — разве что беляши теперь разогревают в микроволновке.
Вышел. Походил, покурил, не спеша сесть в машину. Смотрел по сторонам. Совсем недавно, когда Анахрон переместил его в ноябрь 1984 года, Сигизмунд точно так же стоял на Садовой — в каких–то ста метрах от этого места. И точно так же курил.
Как разительно все–таки изменился город! И город, и люди… Не хочется назад, в прошлое. Но почему же его так тянет в Анахрон?
Съездил на рынок автозапчастей. С часок потолкался там. Одурев от жары, вернулся в центр.
Открыл дверь в гараж, чтобы поставить машину, и… Сигизмунда чуть не выворотило. Там не просто смердело — там буквально вопияло к небесам.
Несмотря на жару, в животе Сигизмунда свернулся ледяной ком. Судя по интенсивности запаха, в Анахроне сейчас толчется целая армия. С лошадьми, телегами и обозными шлюхами.
Как во сне Сигизмунд закрыл гараж.
С ним поздоровались. Обернулся — соседка Софья Петровна с пудельком.
— Что–то вас давно не видно, Сигизмунд Борисович. Я уж думала, на дачу уехали…
— Уедешь тут…
Она принюхалась.
— Господи! Чем это тут пахнет?
— Кошка, небось, в баке сдохла, — находчиво соврал Сигизмунд. — Или из ресторана неликвиды вынесли. Кстати, многие из этих неликвидов вполне годятся в пищу…
Тут Сигизмунд понял, что машинально начал пересказывать план–конспект федоровских занятий, и вовремя остановился.
Софья Петровна наморщилась.
— Скажете тоже — «неликвиды»! В стране люди голодают, а эти пиццу выбрасывают. Зажрались. Тут целую коробку колбасы вынесли, хорошая колбаса, только сверху немного плесенью пошла. Я уж бомжей упрашивала–упрашивала хоть пару палочек для собаки… Так не дали! Жадные стали все.
Слова Софьи Петровны Сигизмунд слышал как будто очень издалека.
— Пойду я, — сказал он наконец. — Не могу я эту вонь выносить. Вы уж извините, Софья Петровна.
У себя дома Сигизмунд застал Викторию. Вошел и выдохнул одно только слово:
— Перенос!..
Плюхнулся на табурет посреди кухни, обхватил голову руками.
Виктория посмотрела на него тревожно. И направилась к деду — докладывать.
Явился Валамир. Озабоченно спросил о чем–то. Вика, не переводя диалог на русский, ответила деду.
Дед неожиданно просветлел лицом.
— Сегерих? — спросил он.
— Откуда я знаю?! — заорал Сигизмунд, подскочив на табуретке. — Хуерих!
— Хуерих? — переспросил дед. Видно было, что припоминает человека со сходным именем.
